Учитывая обширный список всего, что могло гореть и взрываться, уложенного в трюмы, хватило бы нескольких попаданий на всех. Переполох поднялся изрядный. Замелькали флажки семафоров, защелкали шторки сигнальных фонарей и прожекторов. Иессен получил приказ приготовиться к развороту на обратный курс, для прикрытия каравана. С «Ушакова» сразу отмахали семафор на конвой, что высадка морпехов с его броненосцев отменяется, чтобы первая волна шлюпок с транспортов догружалась «под пробку» и сразу шла к берегу. А с «Орла» приказали Черкашину на своих миноносках выдвинуться для поиска японцев на южных и юго-западных румбах. Попутно ему предписывалось проверить наличие там японских минных заграждений. Распоряжение, сопутствующее основной разведывательной задаче, вызвало недоумение, поскольку было трудновыполнимо. Ни тралов, ни каких-либо других приспособлений для обнаружения мин миноноски его отряды не имели. Да и прицепи они их, со всей этой «сбруей» на предельных пяти-шести узлах немного разведаешь. Единственное, что Черкашин мог сделать, это выставить двух человек на носу каждой миноноски, чтобы они высматривали мины в воде, и, развернув все свои хлипкие кораблики во фронт, двинулся на юго-запад, огибая медленно ползущую эскадру на расстоянии уверенного чтения сигналов. Проходя вдоль западной кромки банки Араидаси, с мостиков миноносок вскоре уже хорошо видели оба японских парохода. В бинокль были различимы даже орудия на баке и юте. Окраска в дымчато-серый цвет также говорила, что это отнюдь не коммерческие суда. Они шли приличным ходом на юг-юго-восток и, похоже, также обнаружили наши миноноски, начав им что-то сигнализировать фонарем. Японцам ответили бессвязным набором точек и тире, продолжая сближение, рассчитывая успеть разглядеть тех, кто идет следом (если они есть). Когда дистанция сократилась до тридцати кабельтовых, японцы повторили запрос, но еще до того, как с миноносок успели ответить, открыли по ним огонь. Черкашин начал маневрировать, положив право руля и двинувшись под корму японцам на юго-запад и выйдя в полосу хорошей видимости. Со своего мостика он теперь видел слева по курсу остров Митико, а прямо впереди Отате с мелким прилепышем – скалой Катате, между которыми прошли японцы. Дальше за ними никого не просматривалось. С наших пароходов, бывших сейчас на два румба позади правого траверза миноносок, всего в двадцати пяти кабельтовых, похоже, тоже обнаружили японцев, так как там замигал прожектор, что-то передавая на эскадру. А спустя минуту все транспорты десантной группы открыли огонь. Японцы ответили, отвернув на северо-запад и оставив в покое миноноски. Почти сразу к перестрелке наших и японских пароходов на больших дистанциях присоединились все пять броненосцев, поочередно отстрелявшихся кормовыми башнями главного калибра. Хотя накрытий добиться не удалось, оба вспомогательных крейсера, впечатленные громадными столбами воды, вздымаемыми тяжелыми фугасами, поспешили покинуть поле боя, резко отвернув к западу и пропав из вида за надвигавшимся оттуда дождем. Над «Ушаковым» перед этим взвился сигнал с приказом по отряду – приготовиться к развороту через левый борт на обратный курс, но после получения доклада разведчиков о чистом горизонте на юге и последовавшего сразу за этим поспешного отступления противника, вместо исполнительного просигналили «отбой». Стрельба по кормовым румбам броненосной колонны прекратилась. Ушедшая к югу и продолжавшая смещаться теперь к юго-западу от конвоя разведка все так же никого не видела, просматривая уже на всю глубину пролив между островами Митико и Отате, о чем поспешили повторно доложить ратьером. Находясь в двадцати восьми кабельтовых западнее островка Ката, Черкашин повернул на северо-запад, намереваясь пройти между откатившимися и все еще невидимыми за местами довольно близким из-за мерзкой погоды горизонтом японцами и нашими транспортами, которые уже снова застопорили ход и начали отправку шлюпок с десантом. В половине девятого с «Орла» приказали Черкашину продолжать прикрывать эскадру и обоз с запада и юга, а уже серьезно страдавшим от японского огня тральщикам начать разворот к северу, чтобы броненосцы могли действовать против мыса Кого всем правым бортом. В 08:32 тральная партия, двигаясь на пределе возможностей машин, начала исполнение разворота. Шедшие следом за ней прорыватели выполняли контрольное траление и одновременно ставили вехи, отмечавшие безопасный фарватер. Броненосная колонна, медленно ползущая за всем этим неповоротливым караваном по узкому безопасному коридору, смогла закончить разворот только к девяти часам. Флагманский «Орел» в этот момент находился в тридцати четырех кабельтовых от мыса Кабутозаки строго к западу от него. До батарей мыса Кого, четко выделявшегося на фоне густого дымного шлейфа, встававшего за ним, было немного дальше, до самой дальней менее четырех миль. Теоретически еще в зоне уверенного поражения со всех броненосцев, но уже за пределами досягаемости шрапнели. Видимость позволяла надеяться на надежную корректировку из артиллерийских рубок, и броненосцы открыли огонь бортовыми залпами. Транспорты, уже отправившие к берегу десантные группы, не стали входить в зону огня фортов и по сигналу с мостика «Орла» вставали на якорь на протраленной полосе в тридцать кабельтовых северо-западнее северной оконечности Осимы, вне шальных перелетов с крепостных пушек, всего в двух с небольшим милях от острова Куро. С пароходов и броненосцев теперь было прекрасно видно показавшегося из-за Осимы «Донского», который вел бой с укреплениями бухты Омодака. Он уже разворачивался на запад, на боевой курс, и с такого расстояния выглядел совершенно не пострадавшим, ведя частый огонь. Японцы в ответ также плотно осыпали его снарядами. Береговые укрепления, оказавшиеся теперь под нашим перекрестным огнем, все еще в полной мере сохраняли свою боеспособность. Их залпы кучно ложились вокруг миноносок-тральщиков, из-за чего уже дважды приходилось заново заводить тралы, поврежденные осколками и близкими разрывами. Наличие резервной пары позволило избежать задержки, но повреждения накапливались. Появились потери, а мин до сих пор обнаружено не было. Поскольку артиллерия пароходов доставала до бухты Омодака, они тоже начали пристрелку по бившим оттуда японским батареям. С «Донского» сразу просигналили прожектором, чтобы они обрабатывали только дальние по отношению к ним позиции, которые находились в глубине побережья и частично закрывались для крейсера рельефом местности, выдав поправки по дальности к первым залпам. А теми, что ближе к берегу, займется он сам, не забывая оделять шрапнелью и те, что дальше. Так как стрельбе транспортов никто не мешал, а корректировка с фланговой позиции «Донского» была очень эффективной, распределив цели, быстро добились накрытий. Неожиданно для всех оказавшейся хорошей стрельбе с пароходов на такую солидную дальность весьма способствовало еще и то, что расчеты их пушек перед выходом из Озаки, по распоряжению капитана второго ранга Семенова, заменили опытными комендорами с «Изумруда» и его же артиллерийскими офицерами, а на мостиках установили по дальномеру, резонно рассудив, что главный калибр конвоя должен быть максимально опасным для врага. С появлением такой поддержки японские пушки южнее входа в Сасебский залив скоро начали заметно сдавать, что позволило броненосцам не отвлекаться на это направление. Зато стрельба эскадры до сих пор не увенчалась каким-либо заметным успехом. Пушки мыса Кого не замолкали. Более того, в 09:02 открыли огонь еще и две батареи с мыса Осаки, до которого было менее четырех миль от головного броненосца штурмовой колонны. За этим мысом в заливе Сазаура едва угадывались силуэты нескольких судов. Но разглядеть их не давали ушедший в ту сторону дождь и остатки утренней дымки, загнанной ветром в залив. Как только стрелявшие из района мыса Осаки шесть тяжелых пушек, вероятно гаубиц, и около десятка среднекалиберных начали обстрел трального каравана, оказавшегося теперь ближе к этим фортам, чем к входу в Сасебский залив, вся артиллерия мыса Кого перенесла огонь на медленно ползущие следом за ними броненосцы, не имевшие возможности увеличить ход и маневрировать. Рожественский теперь сам оказался под перекрестным огнем, но к этому времени его боевая линия уже стреляла всем бортом и из всех эффективных калибров. Резко возросшее число стволов современных орудий, отвечавших японцам, уравнивало шансы. Бой превратился в дуэль. Вполне приемлемые для русских дистанции теоретически позволяли уверенно корректировать огонь даже без уже привычного аэростата над головой, а вот японцам, судя по солидному разбросу снарядов в каждом залпе, дальность была великовата для гарантированного поражения целей. Тем не менее такой хрупкой, но ценной мишени, как тральный караван, занимавший изрядную площадь моря, даже такой огонь был весьма опасен. Батареи требовалось привести к молчанию как можно скорее. А для этого было желательно приблизиться к ним, чтобы ввести в действие свой главный козырь – шрапнель. Поэтому сразу после активизации укреплений на мысе Осаки тральщикам приказали ворочать на юг через правый борт, готовя полосу для второго боевого галса. Это еще больше приближало их к ставшему уже по настоящему опасным мысу, но оставалась вероятность, что пушки переключатся на реально угрожающие им броненосцы, которые к тому же, проходя последовательно точку разворота, будут створиться для пушкарей на берегу. В этот момент всего в трех кабельтовых от «Ушакова», на румб позади левого траверза, на поверхности воды показалась рубка подводной лодки. Такого поворота событий, в принципе, ждали и даже считали, что готовы к этому. После столь успешного дебюта с боевым применением этого нового оружия, что имел место у Цусимы, было вполне логично предположить, что противник также постарается ввести в дело свои субмарины. Имелись сведения о закупке японцами пяти лодок Голланда[15]. Насколько они боеспособны, никто представления не имел. По этому поводу строились только теоретические предположения, частично подтвержденные неожиданным обнаружением двух строившихся подлодок в достаточно высокой степени готовности на заводе Мацумото в Кобе при атаке Осакского залива. Хотя, по данным разведки, купленные у американцев лодки дооснащались в доках «Гокаска» в Йокосуке, и в ходе разведки у Сасебо их ни разу не видели, встретиться с ними именно здесь все же считалось весьма вероятным. На всех крупных артиллерийских кораблях, пусть спешно, но минимум дважды проводились практические учения по отражению атаки из-под воды и уклонению от нее, в том числе и при следовании в составе эскадры, а на транспортах тренировки сигнальщиков, командиров и рулевых. Это, естественно, дало результат, но сделанного оказалось явно недостаточно. Броненосная колонна среагировала, можно сказать, образцово-показательно. Несмотря на то что артиллерия правого борта сейчас вела интенсивный огонь по японским фортам и, следовательно, почти все внимание было обращено именно туда, лодку с противоположного борта обнаружили сразу и незамедлительно закидали бронебойными гранатами из трехдюймовок. Одновременно «Ушаков» разразился соответствующим случаю ракетным сигналом, продублированным миганием ратьера. Но никаких шараханий на курсе и переносов огня с основных целей допущено не было. Морзянку с головного броненосца колонны немедленно отрепетовали флагами все остальные корабли главных сил, с которых лодку не видели, и даже стоявшие в стороне пароходы. На всякий случай Рожественский распорядился передать по боевой колонне: «Держать строй! С фарватера не сходить!» Впрочем, кроме стрельбы и сигналов, никаких других движений никто и не предпринимал. Ждали следа торпеды на воде и вглядывались в волны, в поисках перископа. Маневрировать было нельзя, так как опасались выскочить на мины. Оставалось непонятным, удалось добиться попаданий или нет, но с поверхности воды лодка исчезла быстро. Никто не мог сказать, наша она или нет. Момент был напряженный. И тут оконфузились транспорты. Едва им отмигали приказ «немедленно отходить обратно к острову Куро», а Черкашину «вернуть две миноноски из его отряда для охраны обоза от новой угрозы», их колонна сломала строй, начав расползаться за пределы проверенного тральщиками канала. Затем последовал повторный запрос с «Калхаса», не разобравшего сигнала с флагмана, а следом сигнальщики доложили, что отряд Черкашина начал общий разворот и в полном составе идет к эскадре. Но, как скоро стало ясно, это было только начало. Прежде чем успели повторить распоряжение для конвоя, уже махнув рукой на оставление дозорных позиций на юго-западе всеми миноносками, сначала «Корея», а затем и оба других транспорта открыли частую стрельбу себе под левый борт. Причем раньше их артиллерии в воду начали палить солдаты из винтовок с палуб. При этом никаких сообщений для флагмана они не передавали и на запросы о ситуации не отвечали. Ни с замыкавшего колонну «Бородино», ни с других броненосцев, бывших сейчас не так и далеко от пароходов, ничего там не видели, но частокол водяных всплесков, вздымаемых снарядами и пулями, метался уже вдоль обоих бортов транспортов. Несмотря на все сигналы с «Орла», эта вакханалия продолжалась еще в течение нескольких минут. Потом сначала замолчали пушки, а затем прекратился и ружейный огонь. Когда на «Корее» сигнальщик разобрал сигнал о субмарине, поднятый над «Ушаковым», он голосом передал его в рубку. Это известие было услышано на палубе толпившейся под мостиком пехотой и со скоростью лавины распространилось и исказилось среди всей оставшейся на борту солдатской массы. Началась паника, ведь все шлюпки уже ушли с десантом к мысу Кого, а подводные лодки «подкрадываются со всех сторон». Вспыхнула стихийная ружейная стрельба по перископам, вскоре поддержанная комендорами, поддавшимися общей панике. Но обученные артиллеристы, подстегнутые энергичными командами своих офицеров, добравшихся до пушек, и убедительными воплями с мостиков, довольно быстро осознали, что «палят в белый свет, как в копеечку», и стрельбу задробили, а вот со стрелками вышла заминка. Из-за малой численности флотской команды в гражданских экипажах пароходов порядок на палубе удалось навести далеко не сразу. Даже после выстрелов в воздух из револьверов нескольких пехотных офицеров, совершенно потонувших в общей какофонии звуков, начатой раздачи тумаков и зуботычин моряками и своими командирами, пехота, наслушавшаяся еще на Цусиме матросских баек о неуязвимости и смертоносности подлодок, высаживала в волны содержимое своих подсумков, почти воя от страха. Несколько солдат даже успели сигануть за борт, бросив на палубе винтовки и все снаряжение. Их втянули обратно на палубы с большим трудом, немедленно отправив в кочегарку «стирать штаны и сушиться». Конечно, столь частая раздача распоряжений и запросов, так же как и постоянное появление новых угроз, отнюдь не способствовали улучшению управляемости эскадрой и ее обозом. Рывки враздрай только усиливали общую нервозность. Спустя всего минуту после прекращения пальбы в воду слева от «Орла», казалось прямо с воды, взлетели в воздух три ракеты цветного дыма, а следом еще одна, что по новому своду ракетных сигналов означало: «Имею срочное сообщение для адмирала». До места их старта было менее мили, но на поверхности воды ничего не просматривалось. В этом направлении сразу ушло несколько снарядов с головных кораблей, но с «Орла» тут же одернули не в меру ретивых семафором «задробить стрельбу», продублировав его для верности ревом корабельной сирены, благодаря чему новой вспышки бестолкового огня все же удалось избежать. Но, повинуясь сигналу, увиденному и услышанному на всех кораблях боевой линии, в недоумении переглядываясь, но все же не решаясь нарушить приказа, перестали стрелять и по японским фортам, что вызвало всплеск начальственного мата на мостике флагмана. Бомбардировку возобновили лишь после очередного пристрелочного залпа его шестидюймовок и дополнительного сигнала ракетами, семафором и фонарем. А в ответ на ракетный сигнал с воды с «Орла» отмигали: «Назовите себя», уже не надеясь получить отзыв. Но менее чем через минуту там показался почти неразличимый низкий корпус подлодки. Через него перекатывались волны. Спустя еще минуту с ее средней рубки сверкнул ратьер, передавший опознавательный «Налима». Все это время с броненосца фонарями, прожекторами и семафором продолжали сообщать по эскадре и особо на транспорты: «Не стрелять по подлодке!» Субмарине приказали приблизиться, что и было исполнено незамедлительно, и ее командир лейтенант Белкин передал на «Орел» пакет с самой свежей картой, где были отмечены места свободного судоходства японцев, якорные стоянки транспортов и стоянки брандвахтенных судов, а также обнаруженные береговые сигнальные посты, которые могли располагаться на батареях, и даже точные места некоторых обнаруженных капитальных укреплений. В общем, все данные, что были собраны разведывательной подводной экспедицией за последние несколько дней. Все это проходило под обстрелом, быстро набиравшим силу и становившимся все точнее. Шедшие в голове колонны малые броненосцы уже начали получать повреждения от осколков. Тяжелые пушки с мыса Кого пристрелялись. Державшейся с противоположного от берега борта подлодке почти ничего не угрожало, но долго совещаться не было ни времени, ни возможности. Подводникам приказали прикрыть эскадру с севера и северо-запада, после чего «Налим», не погружаясь, но по-прежнему на электрическом ходу и на солидной дистанции, прошел мимо транспортов, навстречу возвращавшимся от острова Куро миноноскам. С ними и конвоем обменялись позывными. С командирами приблизившихся миносок согласовали позиции и сигналы, после чего, убедившись, что необходимости в «поправке на дурака» больше нет, перешли на бензомоторы, заряжая аккумуляторную батарею. Верхние люки на обеих рубках отдраили, проветривая внутренние помещения. Было решено, что «Налим» возьмет на себя южный выход из пролива Хирадо, а миноноски обеспечат ближнее прикрытие с южных румбов. Все так же идя под бензомоторами, к 09:20 подводная лодка уже совсем пропала из вида где-то на западе. Низкий корпус и почти не возвышавшиеся над его палубой две небольшие рубки легко терялись среди волн. * * * Лейтенант Белкин не был извещен о точной дате предстоящего штурма Сасебо. Более того, в рамках своей задачи он имел сведения лишь о заинтересованности штаба наместника в получении самой свежей информации обо всех передвижениях крупных кораблей в районе японской базы и ни намека на возможный и даже планируемый скорый визит в эти воды всей эскадры. «В случае возможности гарантированно успешного выхода в атаку на броненосные крейсера ему разрешалось применять оружие, но ни при каких иных обстоятельствах. Дабы ни в коем случае ничем не выдать факта своего присутствия». Именно такая формулировка была в боевом приказе. Так что встретить здесь свои броненосцы он никак не ожидал. Поэтому, когда вскоре после рассвета 30 июля с лежавшего в дрейфе западнее острова Такошима «Налима», занятого пополнением заряда аккумуляторов, обнаружили спешащие в залив Сазаура японские пароходы, он решил, что намечается отправка большого конвоя. Поскольку зарядку уже почти закончили, двинулись к острову Макура, обычному месту сбора японских пароходов. Он был рядом с выходом из Сасебского залива, так что эта позиция позволяла контролировать все основные маршруты с малыми шансами кого-то упустить. «Налим» оказался сейчас один на позиции у Сасебо, так как вторая лодка, «Дельфин», еще не вернулась с ночной встречи с миноносцами связи и обеспечения (не состоявшейся по причине начала операции, из-за чего «Дельфин», прождав всю ночь, запаздывал с возвращением). Белкин решил выяснить, что затеяли японцы. Но продвижению мешали небольшие пароходы и шхуны, шедшие теперь с запада сплошным потоком. Из-за них приходилось все время передвигаться в подводном положении. Заряд аккумуляторов постепенно таял, а дышать становилось все труднее. Наконец, когда поток судов иссяк, всплыли на поверхность и тут же увидели справа по носу мачты сразу нескольких крупных кораблей. Начав к ним приближаться, вскоре обнаружили еще одну группу больших паровых судов, скорее всего военных, немного западнее первой, шедшей от острова Куро. Но разглядеть, кто это, снова не удалось, так как с той же стороны появился миноносец. Не имея сведений о возможном появлении в этом районе наших кораблей, Белкин приказал погружаться и продолжать сближение уже в подводном положении, рассчитывая атаковать, если представится возможность. Идя на перископной глубине, долго не могли возобновить контакт. Но когда уже решили, что цель потеряна, услышали звуки взрывов где-то впереди по курсу, а вскоре снова разглядели и мачты. Из-за дождя видимость в перископ была отвратительной. К тому же лодка несколько отклонилась от курса и уже явно не успевала занять позицию для атаки. Взрывы на воде теперь слышались постоянно, и этот звук приближался. Вероятно, в районе обнаруженных целей шел бой. Опасаясь появления миноносца, не слышного теперь для подлодки, из-за усилившейся канонады наверху на поверхность пока не поднимались. При очередном подвсплытии в перископ хотя и плохо, но стали видны уже и верхушки труб обнаруженных недавно судов, но их корпуса и надстройки все еще не просматривались из-за остатков дымки, державшейся над самой поверхностью воды. По комбинации труб на японцев это было непохоже. Столько двухтрубных кораблей в одном строю у них быть не могло. Но через оптику перископа вполне могли и напутать из-за погоды. Хотели было попробовать осмотреться с поверхности, но в этот момент по характерному звуку определили появление нескольких небольших паровых судов между кораблями, к которым приближались, и лодкой, что снова остановило от всплытия. Тем временем звуки разрывов снарядов на воде стали слышны совершенно отчетливо, как и тяжелый глухой гул, вероятно, от собственных залпов обнаруженных кораблей. Теряясь в догадках, Белкин и его минный офицер пришли к выводу, что японцы затеяли какие-то артиллерийские учения, возможно с участием батарей. При очередном подъеме перископа было отмечено, что мачты крупных судов начинают ворочать к северу. Лодка двинулась им наперерез, рассчитывая успеть атаковать хотя бы замыкавшие колонну корабли. Спустя четыре минуты в просвете дымки, к огромному удивлению, удалось разглядеть, что одним из больших судов, к которым сейчас приближались, является наш броненосец береговой обороны типа «Ушаков». Немедленно попытались всплыть, чтобы связаться с ним, но тотчас были загнаны обратно под воду его скорострелками. Уйдя на восемь метров, отвернули западнее и, переждав вызванную своим появлением стрельбу, всплыли в позиционное положение. Через иллюминаторы рубки командир разглядел часть нашей эскадры, явно ведущей бой с крепостью. Лодку, отбежавшую под водой подальше, с нее пока не видели и топить не собирались. Удостоверившись в этом, высунувшись из рубочного люка, он дал сигнал ракетами, что имеет сообщение для адмирала. В ответ снова начали стрелять, но это прекратилось еще до того, как успели погрузиться. Белкин, уже задраивая рубочный люк изнутри, даже смог разобрать через иллюминаторы мигание фонаря с одного из больших броненосцев, с приказом назвать себя. Поскольку обстрел быстро кончился, он дал «отбой» погружению, а сам поднялся на рубку с ратьером и приступил к переговорам с флагманом, оба мостика которого все время мигали всем, чем могли, во все стороны. Затем, подойдя к «Орлу», передал на него карту, составленную предыдущей парой лодок, разведовавших японское судоходство у Сасебо, и дополненной за последние трое суток уже «Дельфином» и «Налимом». * * * Из полученных от подводников сведений Рожественский теперь знал, что севернее банки Араидаси и другой, меньшей, что рядом с ней, мин нет, так как там вчера спокойно ходили японцы даже на больших пароходах. Вероятность управляемого с берега крепостного минного поля была так же мала, поэтому русские броненосцы получили серьезное преимущество. Они теперь могли дать нормальный ход и уклоняться от японских залпов. Немедленно с «Орла» передали на «Ушакова» приказ для Иессена подавить батарею на мысе Осаки, уже серьезно досаждавшую тральщикам. Также семафором сообщили, что от банок против входа в Сасебский залив в направлении залива Сазаура мин нет, дав «добро» на свободное маневрирование и выбор боевого курса по своему усмотрению. К этому времени флагман Иессена без приказа уже пристрелялся по этой батарее, так как с него лучше, чем со всех остальных, видели, как несладко приходилось тральщикам под практически безнаказанным огнем крепости. Один из прорывателей уже получил попадание и явно с трудом мог управляться, а две миноноски травили пар, вероятно пострадав от осколков все время рвущихся вокруг них снарядов, но пока держали место в строю. Приказ командующего застал головной броненосец в момент начала правого разворота на второй боевой галс. Шедший следом за ним «Сенявин» еще не начал правую циркуляцию, поэтому вместо того, чтобы вслед за головным положить право руля, Йессен приказал ему ворочать влево, привести батарею себе на правый траверз и начать громить ее бортовым огнем. Следом за «Сенявиным» «Генерал-адмирал Апраксин» также повернул на северо-запад, к южной оконечности Такошимы, возобновив огонь правым бортом. Только «Ушаков», заканчивая некстати начатый маневр, задержался с началом обстрела. Ему пришлось задробить стрельбу, пока, увеличив ход и обогнав прорыватели и медленно ползущие перед ними мимноноски по внешней дуге их разворота, он не описал полную циркуляцию вправо и также лег на новый боевой курс. Такое сложное раздельное маневрирование отряда малых броненосцев позволило не допустить сбивания в кучу перед колонной Рожественского и неизбежной при этом заминки, дав одновременно возможность большим броненосцам также сразу увеличить скорость и начать свой разворот. Правда, на время вывело флагман Иессена из боя. Только разойдясь на встречных курсах левыми бортами с последовательно ворочавшими вправо «Орлом» и «Бородино» и встав в хвосте колонны своего отряда, «Ушаков» смог наконец снова стрелять.