– Есть одно предположение, – уклончиво сказал Огнев. – Что эта зараза искусственного происхождения? Макс удивленно глянул на Остроушко. Тот пожал плечами, произнес: – Можно было догадаться уже по одному виду базы Кропоткина – убегали явно в спешке, все бросив, не закрыв ворота. Значит, чего-то сильно боялись. – Верно, – кивнул ученый. – Та гадость, что сейчас бушует в городе и по всему району, – создана не природой, а нами, людьми. Это наночастицы. – Нанотехнологии? – удивился Остроушко. – Слышал о таком? – Только в новостях. Рыжий какой-то у них там интервью давал. Вещал что-то про новый уровень разработок, уникальность, про то, что мы впереди планеты всей по качеству этих разработок, – все как обычно. Это вроде какая-то очень мелкая штуковина, да? – Весьма мелкая. Одна миллиардная часть метра. – Пылинка! – небрежно бросил Остроушко. – Гораздо меньше. Наночастица – это изолированный твердофазный объект, имеющий отчетливо выраженную границу с окружающей средой. Что-то типа робота, только очень мелкого. Большаков догадался о том, что без человека тут не обошлось, и выслал мне некоторые указания по забору анализов. Я сделал, как он сказал, – и его теория подтвердилась. – Так значит, Кропоткин в этом виноват? – спросил Николай, поглядывая на труп. – Слабо верится, что он мог такие технологии разработать. Он больше спец по бандитизму в Зоне и перепродаже оружия и артефактов на черный рынок. – Пока не могу точно сказать. Те документы, которые удалось посмотреть, говорят о том, что были еще промежуточные звенья в поставке. Думаю, Кропоткин был просто некой перевалочной базой в этой цепи. – А кто же тогда конечный получатель? Макс не ответил. Остроушко обошел комнату, встал возле одной из стен, на которой висела картина. Сорвал ее, обнажив крышку сейфа, который, как оказалось, был не заперт. На ручке виднелась кровь. Николай хмыкнул: – Кропоткин такой предсказуемый! Посмотри еще эти документы, – произнес военный, доставая из сейфа кипу документов. Макс взял бумаги, быстро пролистал их. Некоторые сфотографировал. – В основном все то же самое: счета-фактуры, накладные и прочие бухгалтерские вещи. Судя по некоторым, Кропоткин получал за свои услуги немаленькие деньги, – вынес вердикт Огнев. И после некоторой паузы добавил: – На некоторых документах стоят печати государственных органов. – Даже так?! – удивился Остроушко. – Ты что-нибудь слышал о лаборатории «Лотос»? Проводник задумался. – Нет, не знаю такую. А что там? – Одна очень важная вещь, которую нам надо во что бы то ни стало забрать. – Если очень важная, то будем искать, – кивнул Остроушко. Максим пролистал оставшиеся бумажки, остановился на одной. – Тебе что-нибудь говорит фраза «Квадрат 6-А»? На одной из накладных, судя по всему из этой самой лаборатории «Лотос», указан этот адрес расположения. Проводник задумался. – Сама по себе эта кодировка ни о чем не говорит. Они могли взять любую метрическую систему и отталкиваться от нее. Вот если бы найти карту с их разметкой и отправными точками – тогда бы можно было сказать точно. – Карты тут нет, – с сожалением произнес Макс, оглядываясь. – А адрес базы указан? Кропоткин же как получатель идет? – вдруг, после долгого раздумья, спросил военный. Макс глянул на бумагу. – Указан. «Квадрат 11-Г». – Та-ак… – задумчиво протянул Остроушко, вновь погрузившись в размышления. И стал рассуждать вслух: – Если принять базу Кропоткина за точку… берем условный квадрат… разбиваем на сектора… ограниченные территорией Зоны… одиннадцатый, десятый, девятый… берем горизонталь… по северному направлению… разбиваем… это получается… получается… – он замолчал. – Что получается? – нетерпеливо спросил Максим. – Это район Сада Камней получается. Огнев, едва услышав это, скривился, будто съел что-то горькое. – Знакомый район? – спросил боец, видя реакцию напарника. – Еще как. Именно там и произошла та злосчастная заварушка, когда на группу Максима напали монстры, в результате чего погибла вся его группа. Кроме самого Макса. Как же долго он пытался стереть из памяти тот злосчастный день. Впустую. Почти каждую ночь этот Сад Камней снился ему, и все будто повторялось вновь – смерть друзей, монстры, его бессилие перед натиском этих тварей. – Придется вернуться в прошлое, – сквозь зубы прошептал парень. И махнул военному: – Пошли. Не будем терять времени. * * * – Своркин! От крика Большаков даже вздрогнул, выныривая из глубокой задумчивости. Оглянулся. Звуки раздавались из коридора. Семен Павлович тяжело вздохнул, вновь свесил голову. Продолжая сидеть в каком-то странном помещении, больше похожем на ангар или склад, ученый с подозрением поглядывал на молчаливых хмурых бойцов, стоящих у дверей. Выходить на улицу никому не разрешили. Поникшие эвакуированные ученые и работники Института молчаливо сидели на лавочках. Ощущение того, что их привезли в какую-то тюрьму, словно преступников, усиливалось еще и решетками на маленьких окнах. «Похоже, даже если захочешь выйти, не выпустят», – невесело подумал ученый, поглядывая на вошедшего мужчину. – Своркин! – вновь закричал краснолицый командир бойцов – так, по крайней мере, показалось Семену Павловичу, потому что при появлении этого человека все, у кого в руках было оружие, вытянулись по струнке и перестали, казалось, даже дышать. – Своркин, где ты, ядреный помидор?! – Чего ты орешь? – Дверь в дальнем конце комнаты открылась, и в ангар, мелко семеня, вошел невзрачный мужичок. – И что за неуставное обращение?! Ты что, Положение не читал? Я обязательно доложу об этом Петру… – Я от него сейчас как раз, помидор ты вяленый! – Правда?! – Тот, кого военный назвал Своркиным, изменился в лице: багряный румянец спал с щек, глаза округлились, насупленные у переносицы брови поплыли вверх. – Что с «кротом»? – резко спросил военный. – С каким… – Ты мне тут, помидор сушеный, дурака не включай. Мне через десять минут докладываться надо, а я даже не в курсе дел. Говори, что там с «кротом», внедренным группу, которая в… – Тише ты! – зашипел Своркин, с подозрением покосившись на ученых. – Совсем с ума сошел?! Большаков отвернулся, делая вид, что разговор ему не интересен. – В кабинет пойдем, – по-змеиному прошелестел неприятный мужичок, аккуратно хватая военного за плечо и уводя за собой. – Там и поговорим. – Некогда мне! Говорю же, десять минут всего осталось, докладывать надо по селекторной связи, – начал было недовольно мычать командир, но последовал за спутником. Своркин и красномордый ушли. «Вот, значит, какие дела творятся!» – вытянулся в лице Семен Павлович, поглядывая на военных у дверей. Все внутри у него клокотало, кипело, переворачивалось с ног на голову от ярости. Суть разговора ученый прекрасно понял, чай, не дурак был. Только вот сообразить одну вещь никак не мог. Зачем кому-то было нужно внедрять в группу Максима «крота»? Чтобы следить за ними? Но зачем? Зачем?! Ведь Большаков докладывал наверх каждые полчаса о ходе операции, не утаивая ничего. Не доверяют? Перепроверяют информацию? Или, что вероятнее, это опять подковерные игры высоких чинов? Большаков не смог сдержать злобы, сплюнул под ноги. Его просто бесило, что в то время, когда надо объединить все имеющиеся силы, сплотиться ради решения общей проблемы, эти толстолобые индюки опять принялись за передел сферы влияния, слежку друг за другом, пытаясь найти хоть что-то, что потом можно будет обратить в свою пользу. «Интересно, Филиппыч в курсе этих дел?» – задумался Большаков. Каждого члена группы Семен Павлович отбирал лично, внимательно изучая послужной список. Аглая – великолепный химик, несомненный профессионал своего дела, с ней Большаков проработал плечом к плечу несколько лет. Березин прекрасно разбирался в технике, тоже у профессора в отделе работал. Из спичек и калькулятора этот здоровяк мог смастерить такой радиоприемник, что хоть президенту США напрямую звони! Макс – универсал, он вообще вне всяких подозрений. Оставался только Остроушко. Бывший военный. Хотя бывших вояк не бывает. В горячих точках служил. С ним Семену Павловичу лично мало пришлось пересекаться, все-таки Большаков был ученым до мозга костей, а не военным. Неужели Остроушко – тот самый «крот»? Профессор тряхнул головой – не хотел думать плохое про людей. Николай не мог быть двойным агентом, он у Большакова уже лет десять в службе охраны ходил. Хотя черт их, этих военных, знает, как они там службу ведут и кому отчитываются – Семена Павловича это никогда не интересовало, он в это не лез. И, видимо, зря.