До развилки доехали с трудом – тучи в небе и в самом деле начали сгущаться, чернеть и клубиться. Подул пронизывающий ветер, смел с холмов снег и принялся кидаться им во все, что посмело в такую погоду оказаться у стихии на пути. Машину начало кидать из стороны в сторону. Изолента матерился, крутил «баранку», но скорость не снижал. Все понимали, что спасение их в быстроте – и что чем скорее они доберутся до укрытия, тем лучше. В небесах завыла вьюга, пронзительно, с надрывом, словно сама смерть обратилась в снежные наряды и решила поохотиться на глупцов, рискнувших ехать в непогоду. Наконец вдалеке, среди серой пелены снега, показались первые очертания домов. Каша начал нетерпеливо выглядывать в окно, пытаясь определить – туда ли они едут? Но сколько ни смотрел, точно сказать не смог. Однотипные пятиэтажки и все те же выбитые окна, задрапированные чернотой. Один в один – Безымянный город. Стало тревожно на душе. Аркадий начал нервничать, елозить на месте. Взгляд старика натыкался на знакомые строения, но тут же находил в них детали, которых раньше вроде не было. Сомнения одолевали его все больше и больше, и в какой-то момент он и вовсе распереживался, решив, что они опять свернули не туда. Увидев, что старик нервничает, Марио подсел к нему и похлопал по плечу. – Это он самый – Мертвый город. – Уверен? Ник не ответил. – Что с горючим? – спросил Каша. – Не могу знать, – ответил Изолента. – Стрелка уже давно лежит на нуле. Главное, машину не глушить – на подсосе сможем еще пару километров протянуть. Но «уазик» решил иначе. Дернувшись, он вдруг заглох. Изолента выругался, но на тормоз не нажал, продолжая управлять машиной до тех пор, пока она еще продолжала двигаться по инерции вперед. Поняв все и без слов, путники скорбно молчали, наблюдая за тем, как пейзаж за окном начинает плыть все медленнее и медленнее, пока, наконец, и вовсе не остановился. Некоторое время пассажиры молчали, боясь нарушить тишину. Потом Изолента навернул крепкое ругательство и подытожил: – Приехали! – Сколько еще до города? – спросил Марио, выглядывая в окно. – Час пешком, не меньше, – ответил Паша. – Тогда пошли пешком. – Пешком?! – удивился тот. – Замерзнем же! Такая буря начинается! – В машине быстрее замерзнем. А так есть шанс добраться до убежища. Аркадий, далеко твой друг живет? Старик пригляделся. Ни одного знакомого очертания. Какие-то чужие дома и строения. «Так, спокойно, Каша. Возьми себя в руки! Не паниковать! Это точно Мертвый город, надо только сообразить, с какой стороны мы заехали. Северная часть? Верно, она самая. Значит, это… район Почтовый, получается. Тогда…» – Недалеко, – наконец выдавил из себя старик. – Доберемся до тех зеленых пятиэтажек. – Он показал рукой направление. – Оттуда свернем направо и… – Хорошо, – нетерпеливо перебил его Марио. – Пошли. И открыл дверь. Вьюга ворвалась в машину и быстро выстудила салон. Стало зябко. Залаял пес. – Сальвадор, пошли! – поманил его старик. Тот трусливо посеменил к нему. Путники вышли из машины и достаточно быстро поняли, что добраться до нужного места будет не самой легкой задачей. В этой части города снега намело особенно много, и после каждого шага ноги проваливались до колен и выше. Изолента вновь выругался, потом крикнул остальным: – Я пойду первым, дорогу буду пробивать. Вы идите за мной. Смотрите, пса не потеряйте. У него нюх хороший, он зомбаков или другую опасность на расстоянии почувствует. Каше хотелось успокоить Пашу и сказать, что тут чисто и никого нет, но врать он не хотел. И зомбаки здесь обитали, и прочая нечисть. Оставалось только надеяться, что сейчас, в такую дрянную погоду, затихарилась вся эта мерзопакость в своих норах и берлогах. Метель тем временем превращалась в настоящую снежную бурю. Только теперь Каша до конца понял, почему парни называли ее черной. Тучи стали такими плотными, что дневной свет просто не мог пробиться сквозь них, и создавалось впечатление, что наступила ночь. Повалил густой снег. Был он похож на градины, скатавшиеся в крепкие шарики, размером с фасоль. Изолента попытался укрыться от снежных вихрей, но не смог – куда бы он ни отворачивал лицо, крупинки все равно находили его и больно сыпали колючими горстями в глаза, нос, щеки. – Вот зараза! Изолента ругался, сплевывал снег, но упорно шел вперед, прокладывая путь остальным. Следом ступал старик, ведя за собой Сальвадора. Замыкал процессию Марио. Со стороны могло показаться, что это идут зомби – медленно, неуклюже, покачиваясь при ходьбе. Но не понятно было, зачем мертвецам идти в Мертвый город? Ведь там нет живых. Аркадий размышлял об этом – кто же все-таки мертвый, а кто живой? – и никак не мог четко ответить себе на этот вопрос, хотя, казалось бы, все и так было очевидно. Но разве живые ведут себя так? Живые в душе. Или это как раз и есть то, что отличает живых от мертвых? Максимальный цинизм, жесткость, никаких душевных ран и даже царапин. Старик так не мог. Он не смог отказать незнакомым подросткам, которые однажды зашли к нему в дом, и пошел в самую гущу событий только лишь для того, чтобы помочь им – не себе. – Но ведь и мы согласились помочь тебе сразу, несмотря на то, что у нас были свои планы, – произнес Марио за спиной, и Каша остановился. – Что? – Было такое ощущение, будто Ник прочитал его мысли. Или старик рассуждал об этом всем вслух? – Неужели ты так и не понял? – стараясь перекричать вьюгу, спросил парень. – Не понял что? – Марио, конечно же он ничего не понял, – отозвался Изолента. – Он слишком занят своими мыслями, упивается горем, поэтому не может оценивать ситуацию трезво. – О чем вы говорите? Я не понимаю. Засвистел ветер – он стал еще злее, словно не хотел, чтобы путники отвлекались на разговоры. – Но двоих он все же убрал, – ответил Марио. – Пока живы мы – о чем, в общем-то, рано говорить, – в тон ему сказал Паша. – Он убрал самых слабых. Это было несложно. Сильные остались. – Что происходит? О чем вы говорите? – Каша переводил недоуменный взгляд с одного своего спутника на другого, но те лишь улыбались. Вихрь снега ударил старика в лицо, он выругался, отвернулся от ветра, который, словно озорной мальчишка-хулиган, начал осыпать всех ледяной крупой. – Аркадий, нам пора идти, метель усиливается, – произнес Марио. – А все разговоры потом. – Нет! Сейчас! – громко возразил Каша, пытаясь перекричать завывания ветра. – Тогда мы здесь и замерзнем. Нам правда надо идти. – Ник умоляюще посмотрел на старика. – Если хочешь что-то понять, попытайся, пока мы идем, вспомнить все, что произошло с тобой с того самого момента, как ты сбежал из лаборатории охотников и встретил нас. – Зачем? – не понял старик. – Так будет легче понять и принять то, что мы тебе скажем позже, когда спрячемся в укрытии. – Вы – охотники? – произнес Каша, с ужасом глядя на парней. – Это так? Я угадал? – Он забавный! – хохотнул Паша. – Зачем же вы тогда меня все это время везли? Почему сразу не убили или не доставили обратно на свою базу? – Мы не охотники, – ответил ему Ник. – Тогда кто же вы, черт бы вас побрал?! – Пошли, Аркадий. Сейчас не время. Залаял Сальвадор, продрогший на холоде. Старик и сам уже сильно замерз, стоя тут, на продуваемой ветром равнине. Пора было и в самом деле поскорее укрыться где-нибудь, иначе до весны их точно никто не найдет. Марио кивнул Изоленте, и тот продолжил путь. Пробираться сквозь не на шутку разбушевавшуюся метель стало еще сложнее. Тревожный небесный шорох превратился в жуткий гул тысячи адских труб. Все вокруг ревело, свистело, рвало и закручивало. Снежная буря выплясывала в небе безумные танцы, то кружась, ровно, в такт, то прыгая из стороны в сторону, нервно и сердито. Изолента хмуро посмотрел в небо, не находя нужных слов, чтобы выразить весь ужас этой лютой пурги. Ветер злобно сорвал с головы Паши шапку и швырнул далеко в сугробы. Мокрые от пота волосы быстро покрылись инеем, а потом и вовсе застыли в причудливой форме – прихватило морозом. Каша ступал следом за парнем, но с каждым новым шагом отставал все сильнее. За спиной торопил Марио, твердя все одно: – Ступай, не замедляйся. Ступай живее. Но Аркадий, как ни старался, идти быстрее уже не мог – сказывалась усталость, и физическая, и душевная. – Нет, не могу, – хрипел старик. Вновь так не вовремя вернулся кашель, и путникам пришлось остановиться, чтобы Каша смог откашляться. Холодный воздух больно резал легкие, и каждый вдох сопровождался словно бы уколом штык-ножа в грудь.