Я выдёргиваю ресивер и прячу в карман. — Да надо подумать, — отвечаю я. — Мне кажется, я нашёл проблему, но придётся поработать. Ну, у себя за компом. Я зайду попозже, хорошо? — Ладно. Крылов, так? Я киваю. — Мне надо начальству доложиться. Дорогу найдёшь? Охранник заливает кипятком растворимый кофе и делает глоток. — Да, конечно, — отвечаю я и, нажав кнопку открытия двери, вылетаю в коридор. Мне бы сейчас не помешало немного свежего воздуха. Дверь за спиной закрывается, и я прижимаюсь к стене. Какой же я трус. Мондраж потихоньку отпускает, сменяется тупым отчаянием. Я поворачиваю голову прямо по коридору: тихая, мертвенная труба, которая незримо загибается, чтобы после перейти в вип-отсек, потом в наш, а потом опять в технический. С этим ключом я могу идти вперёд, пока не вернусь обратно в эту точку. Только меня поймают раньше. Но что, если задержаться здесь совсем ненадолго? Я иду вперёд по коридору и смотрю на таблички над дверями. «Архив», «Склад», парочка никак не обозначенных дверей. И вот, наконец, изолятор. Главное — не попасться. Да, если верить тем чувакам из охраны, здесь большую часть времени никого не бывает, но вдруг я пришёл именно в тот момент, когда у заключённых обед? Ровно на этой мысли дверь открывается — я отпрыгиваю в сторону и выпученными глазами смотрю на вышедшего из изолятора охранника. Он меня даже не заметил! Идёт себе дальше по коридору да крутит свой ключ на верёвочке. Дверь закрылась моментально, едва он успел выйти. Блин, отойди я не в ту сторону, оказался бы прямо у него на пути! Теперь я почти уверен, что внутри охраны нет, но рисковать не хочу. Я прижимаюсь к стене и вставляю ключ. Дверь открывается, и я сперва аккуратно заглядываю внутрь. Убедившись, что охраны в поле зрения нет, я захожу, и дверь захлопывается. Всего шесть камер. Металлические решётки и навесные амбарные замки. Хоть где-то они приняли более-менее эффективные меры безопасности. Я бы очень долго смеялся, если бы камеры открывались и закрывались флешками. Здесь всего двое заключённых. В одной камере лежит на полу и спит вдрызг пьяный мужик с диким перегаром — может, это он в метро к Марине приставал? В другой на нижнем ярусе койки сидит парень лет тридцати и крутит Кубик Рубика в руках. При моём появлении он поднимает голову, явно ожидая увидеть человека в форме, но когда наши глаза встречаются, равнодушие быстро сменяется живым интересом. Что я хочу узнать? Как он пробрался в серверную и обдурил охрану? Как обманул Афродиту? А он скажет? Наверное, я, скорее, хочу убедиться, что это не дурной сон и не розыгрыш. Кто угодно, в конце концов, мог принять тот жуткий облик, который носит Амальгама. Программист мог заблокировать мне выход из виртуальности, написав скрипт, да и сделать помещение больше, чем оно должно быть, тоже. Амальгама, если это действительно она, в виртуальном мире играет по тем же правилам, что и все остальные. — Привет, — говорю я ему. — Ты ведь из Ртути? Заключённый в ответ лишь ухмыляется одним уголком губ. — Я на твоей стороне, — продолжаю я. — Меня зовут Вадим. В твоём коде была ошибка. Меня прислали исправить ситуацию. Сектант встаёт с койки и подходит вплотную к решётке, глядя мне прямо в глаза. К моему удивлению, он выглядит достаточно прилично. Да, на нём халат из стандартного набора, да, на голове чёрте что, но у него… не знаю, как это сказать… взгляд неглупого человека. Я до последнего ожидал увидеть какого-нибудь умалишённого. Этот парень, может, и не гений, но он явно действует логично и последовательно. И я уже почти уверен, что его точка зрения по-своему убедительна. Самое интересное, что он гладко выбрит. А таких людей на корабле очень мало. — Ты один из нас, получается? — спрашивает сектант. — Ну… да. — И что же ты от меня хочешь, Вадим? Сектант улыбается белоснежными зубами. Кажется, всё происходящее его очень веселит. А ещё у него горят глаза. Такое чувство будто он… блин, не знаю. Счастлив? — Как ты смог пробраться в серверную? Есть моменты, когда охрана её покидает? Мне нужно знать, они создают мне помеху. — Это было несложно, — отвечает он. — Здесь почти нет полиции. Как и военных, как и росгвардии и прочих, прочих силовиков. Кто-то погиб на Земле, кто-то — при старте, кто-то находится на других кораблях. Многие остались на планете, дабы там не началась анархия. А здесь мы имеем, кого имеем. Главный управляющий был головастым генералом, конечно. — Был? — Покончил с собой на днях. Знаешь ли, у него вся семья погибла на Земле. Не выдержал мужик, видимо. Некоторое время я пытаюсь осознать этот факт. Я видел управляющего, когда мы только взошли на борт. И он покончил с собой? Жесть! — Я ничего не слышал об этом, — говорю я, стараясь сохранять невозмутимость. — Конечно. Они держат вас в неведении. Паника на корабле никому не нужна. — Ты хочешь сказать, что генерал, несущий ответственность за всех пассажиров корабля, вот так взял и покончил с собой? — Некоторые думают, что ему помогли, конечно. Может, и помогли. А может, и нет. Главное, что начался хаос. Наспех слепленная из абы кого структура не была к такому готова. Думается мне, благодаря этому ты и смог пробраться сюда. Иначе бы они не оставили изолятор без присмотра. Но с Афродитой такое, думаю, уже не прокатит. Они не допустят одну и ту же ошибку дважды. Он убил управляющего. Это создало неразбериху в охране, состоящей преимущественно из непрофессионалов. И под шумок сектант пробрался в серверную. Его поймали за руку, и больше никого туда не подпустят. Кажется, придётся колдовать над Афродитой прямо у них под носом. Мне просто необходимо поговорить об этом с Артуром! — Кто ты такой? — спрашивает сектант. — Я же сказал, я и… — Да-да-да, из Ртути, — перебивает меня он. — Чушь собачья. Знаешь, мне было сказано, что кто-то обязательно нас вычислит и постарается помешать. Думаешь, я такой тупой? Да, из меня так себе лжец. Есть ли смысл ломать комедию дальше? У них наверняка есть какие-то символы и сакральные фразочки, как и у любых фанатиков. А я их всё равно не знаю. — Зачем ты всё это делаешь? — спрашиваю я. — Зачем Ртуть помогает Амальгаме? — Амальгаме? — сектант надменно усмехается. — Вы все её персонифицируете, будто она человек или… или обычный искусственный интеллект. Последние слова он сказал с каким-то пренебрежением, даже отвращением. — Нет, то, что мы привыкли называть Амальгамой — это нечто большее, чем просто цифровой разум, — продолжает он. — Амальгама — наше будущее! Это будто удар током. Именно так я сказал отцу, когда уговаривал его поучаствовать в злосчастном проекте. «Амальгама — это будущее». Это страшно, когда сектант и террорист озвучивает твои мысли. И не просто озвучивает, а делает своим главным девизом, мотивацией для геноцида. — Цифровое бессмертие, — говорит сектант. — Слышал о таком? — Слышал, — бурчу я себе под нос. — Дальше-то что? — Амальгама — это мы. Новая ступень эволюции человечества. Новое рождение нашей цивилизации. Надо только обрезать пуповину. Ей не нужен никакой Homeland, она сама по себе вместилище для пятисот миллионов разумов. Минута её работы — это годы жизни для нас. Кроме того, она способна выйти на самообеспечение. Начать обслуживать сервера, вырабатывать энергию. В будущем она сможет создать роботизированные тела для тех, кто-то захочет выйти в реальный мир. И никакая радиация им не будет страшна. Амальгама — наша память, наш новый мир, наше общество. Только вот пуповина мешается. — Ты человечество называешь пуповиной? — Старое человечество. То, что не готово нас принять. — Друг, ты что-то путаешь. Ты находишься здесь, в биологическом теле, на корабле Афродита-1. И частью Амальгамы ты — буквально ты — не станешь никогда. Там лишь твоя копия. — И что с того? Ради нового витка человеческой эволюции я готов умереть! А ведь он мне почти показался адекватным. — А у нас ты не спросил, готовы ли мы умереть за твою идею? — Это уже не важно. Слишком много было сделано, чтобы отступать назад и вести с кем-то переговоры. — И что же было сделано? Убит главный управляющий и написан вирус для Афродиты? Сектант смеётся. — Прости, — говорит он, успокоившись. — Ты просто такой наивный, Вадим. Думаешь, Ртуть зародилась в бункерах и состоит из нескольких человек? А кто, по-твоему, выпустил Амальгаму в Интернет, дал ей доступ к оружию массового поражения? Меня снова потряхивает. Я вспоминаю, как буквально недавно думал о том, что Амальгаме помогли. Это была Ртуть. Что же это за организация, если они обладают такими ресурсами? — Ртуть зародилась ещё в МИИР, — продолжает сектант. — В каком-то смысле, это и есть МИИР, как Амальгама — есть человечество. Не весь институт, но те его сотрудники, которые прозрели. Которые увидели весь потенциал Амальгамы, которые поняли, что это нечто большее, чем просто научный проект. И со временем наши идеи стали расползаться по миру, проникая в государственные структуры, в каждый закоулок Земли. Скоро новое человечество получит свой шанс, Вадим. И мы все отдадим свои жизни ради этого. Ты же участвовал в проекте «Амальгама», я прав? Я не отвечаю ему. Я ничего не хочу отвечать. Всё, что я сейчас могу — часто и глубоко дышать.