— Да если бы я знал. Какая-то засекреченная разработка Штатов. Но говаривают, на верхах про неё было известно. А вот среди населения панику сеять не хотели. Нечто, способное разогреть ядро Земли. Что и произошло, собственно. — Нда-а-а, — протягивает Вадим. — Зачем человечество так упорно создаёт то, что может его убить? — Да известно, зачем. Эскалация. Постоянная эскалация. Водородные, кобальтовые бомбы — всё это было у всех, и ничто из этого не могло полностью уничтожить противника. В какой-то момент, видимо, кто-то решил, что угроза сыграть в камикадзе, прихватив с собой всю планету — хорошая идея. Крайний способ шантажа. И Амальгама каким-то образом до этого добра добралась. В памяти вспыхивают новостные сводки. «Революционная разработка, искусственный коллективный разум человечества», «Международный институт искусственного интеллекта и робототехники ищет добровольцев», «Амальгама предсказала вероятное самоуничтожение человечества». Вадим был очень увлечён темой искусственного интеллекта, и утащил всю семью в МИИР, записать наши сознания в базу данных Амальгамы, первого и последнего в истории коллективного разума. — Амальгама работала в автономной сети института МИИР, — говорит Вадим. — Пап, мне кажется, кто-то помог ей утечь в Интернет и добраться до оружия. — Да какая уже разница? Помню, было много споров. Многим правительствам не понравилась идея создания чего-то настолько могущественного. Россия выступила с заявлением, что это нарушение частной жизни. Даже японцы говорили что-то про опасность создания такого разума, а эти ребята разбираются в высоких технологиях. Надо было прислушаться. — Да идея-то классная была, — отвечает Вадим. — Всезнающий мозг и всеведущее око с невероятной вычислительной мощностью. Она могла бы многим помочь человечеству. Но просчёта было ровно два. Первый: они хотели сделать не просто очередного болванчика на квантовом компьютере, а полноценную собирательную личность. Поэтому ей разработали очень сложный симулятор эмоций. Эмоции полумиллиарда человек со всего света в одной личности — ну такое себе. Всё бы сработало, если бы не второй просчёт. У Амальгамы была выставлена система приоритетов, когда она обращалась к той или иной личности. И ведь долгое время всё шло хорошо, она вбирала ото всех людей только самое лучшее. Но, видимо, на таких больших масштабах стали копиться ошибки, и система дала сбой. Как итог, нефиговый когнитивный диссонанс, и ей сорвало крышу. Первый в истории искусственный интеллект, который сошёл с ума. Я глубоко вздыхаю. — И вот, мы здесь. Ещё хорошо отделались. Пятьсот тысяч семьсот восемьдесят три выживших. Из пятнадцати миллиардов. — Считай, три тысячных процента, — уточняет Вадим. — Да, похоже на то, — я бросаю взгляд в иллюминатор, на белую точку. — Это чудо, что мы в них попали. — Да уж, нам дан удивительный шанс. Не профукать бы его. Не профукаем, Вадим. Я очень на это надеюсь. #003 // Перепутья // Вадим — Я тебе говорю, всё так и будет теперь. Ничё не изменится! — с жаром заявляет Серёга. — Серый, да кому это надо? — спокойно возражает Лёня. — Так это власть, братан, это власть. Никто власть не отдаст просто так. Политика, братан, ю рид ми? — Ну да, конечно. Шестнадцатилетний политический эксперт, тоже мне. Квартирка у Кристины, конечно, миленькая. Сороковой этаж гигантского здания — не жилого комплекса, занимающего сумасшедшую площадь, как у меня. Тут всего пять подъездов, но в высоту… семьдесят этажей! Это самый натуральный небоскрёб посреди Мытищ, тут даже парковки для аэротакси зафигачили через каждые десять этажей. Мне, правда, всегда страшновато заходить в этот дом таким способом, стремает открытое пространство на такой высоте. Поэтому я предпочитаю лифт. — Мэн, не понимаешь, не? — не успокаивается Серёга. — Они в ЕКБ каких-то чуваков расстреляли натурально! Всё, свободы нет. Диктатура. — Так это террористы были! — отвечает Лёня. И зачем он продолжает с ним спорить? — Конечно, они тебе так и скажут. — Пацаны, да завалите уже. Достали, — встревает Марс. Эту дылду, возвышающуюся над окраиной Москвы, мы прозвали Иглой: когда смотришь на неё, натурально чувствуешь, будто она протыкает небо. Из окна открывается прекрасный вид на город: вот мой дом, а вон там Останкинская башня. Я стою у окна и рассматриваю дома, башню, облака, снующие туда-сюда аэротакси… Это зрелище никогда не надоедает. — И как только всё это прогружается? — говорю я. — Низкополигональные модели, — отвечает Лёня. — Этой технологии двести лет в обед, она ещё в старых играх использовалась. — Да знаю я, знаю. Просто до сих пор поражаюсь. В виртуальности мозг так легко обманывается. Даже незаметно, что они низкополигональные. — О, ну давайте о графоне поговорим, ага, — Серёга как-то слишком взбудоражен. — А тебе, Макс, нравится вся эта хрень? Ты был при голде, а теперь летишь на убогом корыте. А Вадян, вон, на люксовом корабле. Потому что им такие нужны, а мы — нет. Мы теперь люди второго сорта, блин! — Зато я себе нейрик выбил, — равнодушно отвечает Марс. — Мне норм. Я отворачиваюсь от окна. Если мы с отцом нашу квартиру восстановили такой, какой она была с максимальной дотошностью, то Кристина дала волю воображению. Антикварный стол, офигенные широкие кресла с подогревом, NFT на на стенах: картины, от классических, под масло, и пиксель-арта до голографических и «живых» картин в виде гифок и видосов. Не жила она так, конечно. Её семья была, скажем так, из самых скромных представителей среднего класса. Когда я спросил Кристину, зачем она вбухала в это всё столько кредитов, она ответила, что они ей ни к чему. Разве что энэфтишки Кристина, конечно, купила ещё до антропоцида. Очень уж она любила коллекционировать подобные штуки. Сейчас, конечно, все сертификаты подлинности превратились в пыль вместе с криптой и всей технологией блокчейн. Теперь это обычные картинки и видео, но главное, что сама Кристина помнит, как это всё ей доставалось и что это для неё значит. — Серёг, успокойся, — говорю я. — Ты меня в чём-то обвинить пытаешься? У нас вообще-то мир рухнул. Какая, к хренам, свобода? Свободу нам теперь заново строить надо. И вообще, вас вся эта история с возвращением Амальгамы не смущает, не? Не о том думаете. — Да я смотрю, вы тут промытые все. Вадян, а ты не хочешь ответить? — За что я перед тобой должен отвечать? — Сам на клёвой прогулочной яхте летишь, а пацанов не подтянул. — Блин, Серёг, ты серьёзно? Да кто бы мне дал? — Успокойтесь уже! — говорит Марс. Он развалился на большом бежевом диване, Лёня и Серёга разместились в массажных креслах (под Серёгой кресло вибрирует), Даня же стоит в углу и глупо пялится по сторонам. — А вот и мы! — перебивает нас голос Кристины. В дверях стоит она и какая-то высокая девушка. Красивая, но чересчур мускулистая. Волосы чёрные, почти как у мамы, руки в татуировках: я приметил Колизей, щит с мечом и надпись «S. P. Q. R». На поясе у неё ножны, в них вложен меч. — Это и есть твой бот? — спрашивает Марс. — По книжке, говоришь? Что же ты за книжки читаешь? — Я тебе язык вырву, кретин, — говорит Марсу бот. — Воу! — восклицает Серёга. — Присоединяюсь к вопросу Марса. Это чё же за книжка такая? — Старая. Про параллельные миры. Был такой популярный жанр в начале позапрошлого века, «попаданцы». — Значит, книга эта — шляпа полная, скорее всего, — говорю я. — Это ещё почему? — удивляется Кристина. — Ну, во-первых, то, что популярно, обычно шляпа. Во-вторых, название по-дебильному звучит. — Да нет, неплохая книга. И точно не худшая в своём жанре. А Аврелия так общается, потому что я сделала её максимально приближенной к оригиналу. Аврелия, извинись! — Прошу прощения, — говорит Аврелия приятным, бархатным голосом. — Я не специально. Кристина садится на диван, отодвигая ноги Марса, а Аврелия так и остаётся стоять истуканом посреди комнаты. Жутковато смотрится такое их с Даней «дежурство». — Я подключила к ней искусственный интеллект Астро, кстати. — Ты что сделала? — спрашиваю я. — Кристин, к ботам в Хамляндии можно подключать всякие внешние библиотеки и простенькие нейросети, но искусственные интеллекты запрещено! — Вадик, успокойся. Разве Астро — не простенькая нейросеть? — Фига се, простенькая нейросеть! — я развожу руками. — Это простенький искусственный интеллект, целая группа нейросетей, и не самых простых. У него есть самосознание! — Ой, божечки, ну чего ты нудишь? Ну скачала я открытый ИИ, ну подключила к боту — ужас-то какой! — Как ты его скачала, если Интернета нет? — спрашивает Лёня. — Так я его до апокалипсиса скачала. Давно хотела поиграться. — Вадян, ну правда, хорош нудить, — говорит Лёня уже мне. — Астро — не Амальгама, ничего не случится. — Да, чувак, хорош, — говорит Марс. — Вы лучше объясните, что там у вас случилось вчера? С чего вы уверены, что этот старый хрен правду говорит вообще? Может, он над вами прикалывается, а вы ведётесь как дети? — И ради этого он написал скрипт, устроил хрен знает что? — спрашиваю я. — Вадян, Хамляндия прямо перед этим зависала. Ну зависла она ещё раз, а скрипт ненастоящий. Не думал, не? Я вздыхаю. Скептицизм Марса понять несложно: никто из нас не хочет, чтобы Амальгама была где-то рядом. Надо доказать ему, что он не прав. Ему… и себе. Я разворачиваю инвентарь и достаю из него копию бомбы. — Аврелия, — говорю я.