— Скорее просто мелкий умник. И выскочка. — Весь в вас пошёл, да? — В смысле? — Ну вы весь статный такой, серьёзный, с умными глазами. В молодости тоже наверняка были умником и выскочкой. На миг я теряюсь, потом смеюсь и киваю головой. — Да, в чём-то вы правы. А потом вырос в карьериста. Дорос от простого инженера до главного инженера. — О, ну это серьёзно по нынешним временам, — саркастически подмечает она. — Да уж. А теперь-то я… — Букашка, — заканчивает Елизавета за меня. — Как и все мы. — Да-а уж, — протягиваю я. — Знаете, а я ведь приложил руку к работе над этим кораблём. Он разрабатывался как орбитальная станция. Но потом его спешно переделали, оснастили разгонным и тормозным блоками. И рабочее название у него было совсем не «Афродита». — Какое же? — «Эней». Это тоже из древнегреческой мифологии. Но когда станцию оснастили искусственным интеллектом «Афродита», название ей по традиции дали соответствующее. Вдруг в памяти всплывает главный конструктор, который трудился над этим кораблём, Николай Бутримовский. Отличный специалист, да и вообще, мужик нормальный. Благодаря нему этот корабль такой, какой есть. Изначальное название, кстати, тоже он предложил. Насколько знаю, он увлекается древними Грецией и Римом, даже неплохо говорит и пишет на греческом. Не видел его с самого конца света. Надеюсь, он его пережил. — А вы кем работали до всего этого сумасшествия? — спрашиваю я. — Школьным учителем. Так что если надо будет приструнить вашего выскочку — всегда обращайтесь. Сколько лет-то? — Сорок пять. — Взрослый же у вас сын, однако! А вы неплохо сохранились. Сделали подтяжку на зарплату главного инженера? — А, вы про Вадима? — я смеюсь над собственной глупостью. — Нет, ему шестнадцать. Елизавета внезапно замолкает и начинает как-то задумчиво ковырять еду ложкой. А я смотрю на её волосы и думаю: не потому ли она привлекла мой взгляд, что похожа на Соню? Да нет, ростом она чуть выше, кожа светлее, да и волосы не настолько тёмные. Она скорее шатенка, а Соня была жгучей брюнеткой. Может, нос немного похож. Они обе курносые, но всё равно по-разному. Что-то не в ту степь меня понесло. Да курносых и людей с тёмными волосами пруд пруди, и что, мне каждую такую даму теперь избегать? — Моему было пятнадцать, — тихо говорит Елизавета. Всё былое озорство её покинуло. — Соболезную. Я тоже многих потерял. Мы все многих потеряли. — Спасибо, Константин. — Костя. Она вновь поднимает на меня взгляд и слегка улыбается. В этот раз грустной улыбкой. — Лиза. Так мы теперь на «ты»? — Получается, что так. Лиза выскребает ложкой остатки кашицы и полностью осушает стакан воды. — А ты, Костя, фигуру блюдёшь? — Что? Лиза кивает на мою тарелку. — Тарелка почти полная. — Да что-то не лезет в меня этот деликатес. Так ты сейчас куда? — Время позднее, — отвечает Лиза. — Хотя какое в космосе время, да? В общем, пойду-ка я посплю. — О, позволь тебя проводить. — Что, есть совсем не будешь? Я залпом выпиваю стакан воды и отвечаю: — Нет. Я провожаю Лизу до её каюты. Наступает момент странной неловкости, мы перекидываемся короткими, не несущими особой смысловой нагрузки фразами. Но я вижу какое-то тепло в её взгляде, которого не было, когда мы только начали наше знакомство. И это тепло что-то во мне меняет. Сейчас я чувствую то, чего уже не чувствовал давно: контроль над своей жизнью. Это я сейчас иду с ней по этому коридору, и делаю это по собственному выбору. Меня не тащат обстоятельства. Вдруг я осознаю, что впервые за долгое время увлёкся женщиной. Хочется с ней сблизиться. И опять же, я контролирую эту ситуацию. Ощущение, будто вернулся домой после долгой отлучки. Я слишком долго был гостем в собственной жизни. — Ну вот и моя каюта, — Лиза останавливается у двери под номером сто восемнадцать. — Ого, да мы почти соседи. У меня сто сорок вторая. — Класс, — отвечает Лиза. — Ну ты заходи как-нибудь, Костя. Лиза игриво, но всё равно как-то грустно улыбается и быстро скрывается в своём жилище. Когда я возвращаюсь в каюту, Вадим всё ещё подключен к виртуальности. А я уже по привычке смотрю в иллюминатор на эту точку в бескрайнем вращающемся небе, некогда прекрасную, а теперь полную смерти, страданий и радиации. Мы уже больше недели в пути, и я привык смотреть туда, ещё с того момента, когда она была медленно удаляющимся голубым шаром. Я всё смотрел и грустил. А теперь я поймал себя на том, что улыбаюсь. Прощай, Земля. Нам было хорошо вместе. Но теперь всё будет только лучше. Неужели я так давно живу во лжи, в коконе из своих обид? Я потерял жену, но умудрился потерять и сына. Бросаю взгляд на Вадима — каждый раз, когда вижу его, испытываю смешанные чувства, даже сейчас. Я люблю своего сына, но никак не могу его простить. Вадим открывает глаза. — Папа? Ты чего на меня так уставился-то? Я чувствую, как похолодел мой взгляд. Представляю эту картину: отключаешься от виртуальной реальности, а над тобой стоит твой отец и мрачно на тебя смотрит. — Да нет, ничего. Просто задумался, — я сажусь в офисное кресло. — Как дела? Вадим пересаживается за компьютер. — Да ничего, вроде. Нормально погуляли. А у тебя? — Тоже неплохо… погулял. По кораблю, — я медлю, но всё-таки решаюсь сказать. — Познакомился кое с кем. Вадим таращит на меня глаза. — Ч… что, прости? С женщиной? — Вроде того. — Так, пап, не пугай меня. В смысле, «вроде того»? Я о тебе чего-то не знаю? — Так. Типун тебе на язык. С женщиной, с женщиной. — Ух ты, круто! Поздравляю. — Вадим, успокойся, мы просто пообщались. — Ладно, ладно, как скажешь, — недолго помолчав, Вадим неожиданно выпаливает: — Кстати, а что ты знаешь про Амальгаму? Тут уже приходит моя очередь делать удивлённый взгляд. — Это тебе ещё зачем? Мне казалось, это ты у нас эксперт по Амальгаме. — Как по искусственному интеллекту — да. А вот с точки зрения событий… Ну, типа, хочу пробелы восполнить. Как мы здесь оказались, все дела. Там было какое-то оружие судного дня, только вот что это?