Сейчас же, стоя здесь, смотря на догорающий труп товарища, Боб всем сердцем жалел о том, что поднял тот зассаный буклет. Лучше головные боли и галюны, чем самый настоящий костер. Да, по факту Боба сейчас здесь нет. Все это лишь компьютерная симуляция, но как сказала доктор Пэйн: мозгу не важно, происходит это на самом деле или нет. Если он верит в происходящее, то все взаправду. Крепкий Полуночник с обезображенным выкрашенным в белый цвет лицом сжимал плечо. Даже если бы Боб захотел сбежать, то этот громила догнал бы его в два счета: особенно, учитывая то, что у Боба на одну ногу меньше, чем у его надзирателя. Красное солнце слепило глаза. Люди Шахара и Шалема пили, кричали и смеялись. Смерть крепыша Билла на костре была сродни театральному представлению для своеобразной публики, которую мало чем можно удивить. Но на лицах Полуночников Боб видел некое недовольство. Билл умер слишком тихо. Не на это они рассчитывали. Кожа здоровяка вздымалась пузырями, лопалась и плавилась, но каким-то чудом он смог уйти из этого проклятого мира достойно. Что касалось Боба, то парень был уверен: как только он окажется на столбе и Шалем поднесет искру, Полуночники получат то, чего так жаждут. Боб заверещит так громко, что его будет слышно за три квартала отсюда. От этого становилось в десять раз страшнее. Неужели это конец? Неужели конец будет таким? – Твою мать, – прошептал парень, чувствуя, как по его телу течет пот. – Шагай! Здоровенный Полуночник толкнул в спину. Боб запнулся и едва не упал. Будь вместо нового протеза та старая палка, он бы разбил себе лицо о плиты на выходе из отеля. Солнечный свет в очередной раз ударил по глазам. Некоторое время Боб щурился, пытаясь настроить фокус. Вскоре он увидел Кару: Янг Блида сидела во главе стола, рядом с Шахаром, одетая в вечернее платье. Да, наложницы Полуночников потрудились на славу. Кара действительно выглядела шикарно. Прическа, макияж, приподнятая грудь, соблазнительно выглядывающая из декольте: среди разукрашенных маньяков она выделялась, как белое пятно на огромном черном холсте. Боба провели сквозь толпу к месту казни и привязали к столбу. Он отчетливо чувствовал запах жареной плоти товарища, обуглившегося всего в паре метров от него. – Пожалуйста! – закричал Боб. – Пожалуйста! – Вот, – улыбнулся Шалем. – Другое дело! Кричи, мой мальчик! Кричи! – Пожалуйста! – вновь взмолился Боб. Он искал лица сострадания, но все эти рожи излучали лишь одно – кровожадность. Никто не поможет. Боб обречен. Это последняя остановка на его пути. Боб начал плакать. Слезы застилали глаза. Липкие длинные волосы облепили влажное от пота лицо. Кисти натирала тугая веревка. Из-под ног шел отчетливый запах бензина. Шалем зажег факел и подошел ближе. – Узри же наше величие, раб! – заорал он. Боб видел, как отвернулась Кара – Янг Блида решила не смотреть, – но еще он увидел Грэма Сайлента, поднимающегося на стол. В плаще, с зачесанными назад волосами, он смахивал на Нео из любимого фильма «Матрица». Разумеется, из первой части. Последующие ленты Боб терпеть не мог. Пнув в сторону бутылку вина, Сайлент сказал: – Не суди о своем величии по своей тени при заходе солнца, – Грэм щелкнул пальцами, и голова Шалема лопнула, словно мыльный пузырь. В очередной раз лицо Боба окропила кровь. Часть 4 Память – это медная доска, покрытая буквами, которые время незаметно сглаживает, если порой не возобновляет резцом. (С) Д. Локк. Глава 17 Хорошо помню тот момент, когда понял, что никому нельзя доверять. Что в этом мире я могу полагаться только на себя… Хозяин любил бойцовских собак. У него их было целых три. Но любимым его щеночком был именно я. Самый дрессированный! – ведь первые годы я делал все, что он говорил. Нужно резать – резал. Нужно душить – душил. Хозяин обучал меня искусству смерти, восхищаясь моими победами и искренне негодуя поражениями. Вот она – настоящая школа жизни, говорил он. Сперва я их считал. Добычу… Пять, десять, двадцать. Учитель привозил их несколько раз в месяц и заставлял меня вытворять с ними такие зверства, которые потом неделями снились в кошмарах. Их плачущие лица, сжимающее мои руки пальцы, звук их последнего вздоха: каждую ночь эти образы терзали мой сон. Шли дни, меня немного отпускало, но как только я вновь мог нормально засыпать, подъезжала новая жертва и все начиналось заново. Когда он увидел, что я адаптировался – перестал каждый раз рефлексировать после очередного убийства: да, со временем это случилось, – правила изменились. Начался новый этап становления идеального хищника. Отныне мне не нужно было убивать добычу: теперь я должен был с ней сблизиться. И, скажу я вам, этот урок я усвоил на всю жизнь! Азиатка, примерно моего возраста: до сих пор помню свой шок, когда он привел ее ко мне… Настоящий живой человек. Тот, которого не нужно резать, душить или жечь. Мы прожили с ней в подвале чуть больше месяца. За все те годы, что я был в одиночестве, время, проведенное с Ким – так ее звали, – стало самым ярким отрезком моего существования. Именно существования. Ведь назвать жизнью то, что происходило со мной, язык не поворачивался. Впервые за очень долгое время я вновь чувствовал себя живым человеком. Заново учился общаться. Сперва Ким только и делала, что плакала, но когда слезы закончились, то она начала без умолку рассказывать о себе и своей семье. Возможно, это было своего рода защитной реакцией. А возможно, она знала, что ее не ждет ничего хорошего и таким образом Ким хотела оставить свой маленький след, пускай и в памяти такого человека, как я. Я привязался к ней. Честно, привязался. Мы даже начали строить планы побега. Конечно, я знал, что все это лишь фантазии. Что нам никогда и ни за что отсюда не выбраться. Но, глядя на ее воодушевленное лицо, мне тоже хотелось в это верить. Хоть на секунду. Хоть на мгновение… Представлять запах свободы. Представлять утренние лучи солнца, не омраченные болью и кровью людей, которых мне нужно убить по указке безумного человека сверху. Ким была классная. Веселая и милая: со своим азиатским очарованием. Если бы мы встретились при других обстоятельствах, то я бы обязательно в нее влюбился. Уверен, она могла похвастаться целой кучей ухажеров. Но мы были там, в темноте. В том месте, откуда нет выхода. И я, как мог, старался держать эмоции под контролем. Ведь прекрасно понимал: если он привел ее сюда, значит, у него есть на нее планы. И не уверен, что они мне понравятся. Да, признаюсь, в этот раз Хозяин превзошел себя. Он специально выждал момент. Выждал, когда я сближусь с Ким. Проникнусь ею. Именно тогда он спустился к нам в подвал и бросил нож. Клинок, чья рукоять была выполнена в виде змеи. Чешуйки, немного изогнутая форма, кончик раздвоенного языка: отличная работа умелого мастера. – Выйдет лишь один, – коротко сказал он, и стал ждать. Вот так просто. Всего три чертовых слова, которые в момент поменяли все… Это было уроком, что я запомнил на всю жизнь. Как только на горизонте замаячила возможность выбраться, Ким изменилась. Милая девушка, что неделями планировала побег, в одну секунду превратилась в моего самого заклятого врага. Как по щелчку пальца. И моргнуть не успел, а Ким уже схватилась за нож и бросилась на меня. Дикие глаза, животные крики: Ким махала лезвием так яростно, словно сам господь бог приказал ей перерезать мне глотку. От неожиданности я опешил, и у нее получилось попасть. Ким свалила меня с ног и воткнула нож прямо в глаз. До сих пор помню ее озверевшее лицо, когда она вонзала клинок. В тот миг хозяин окончательно завершил мою метаморфозу. Он показал, что в людях нет ничего святого. Что ради себя любимого человек пойдет абсолютно на все. Предаст, обманет, убьет… Ким могла договориться со мной. Могла предложить мне напасть на нашего надзирателя вместе! Он стоял всего в паре метров от нас совершенно безоружный. У нас действительно был шанс. Я уверен, работай мы слаженно, все бы получилось. Мы бы смогли его одолеть. Выбраться из этого подвала, вдвоем. Живыми… Но Хозяин знал все заранее. Пока Ким пыталась разрезать мое лицо надвое, он спокойно стоял в стороне, облокотившись на стену. Не вмешивался, ничего не говорил. Лишь молча наблюдал. По моим щекам текла кровь. Глаза заливало красным. Я пытался отбиться от обезумевшей девушки с ножом в руках и в какой-то момент у меня получилось. Не знаю, как это произошло, но когда я вытер кровь с лица, то увидел Ким, лежащую на полу. Из ее шеи торчало блестящее лезвие. Девушка подрагивала в предсмертных конвульсиях, хрипя и булькая. Я думал, что мне будет жаль ее, что я буду испытывать целую бурю эмоций, но этого не было. Совсем… С тех пор я напрочь забыл о том, что такое жалость. Хозяин умело стер еще одну часть моего нутра. Ту последнюю часть, которая помнила, что такое быть человеком. *** Первые секунды все молча смотрели на то, как безголовое тело Шалема падало на землю. Кара не понимала: что происходит? Только что Сайлент был самым почетным гостем за столом Полуночников, и вот уже по щелчку пальца он сносит голову одного из близнецов Престон. Но как? А самое главное – зачем? Шок спал. Шахар первым забрался на стол и бросился на Грэма с яростным криком отчаяния. Каждая выделяющаяся вена на его лице вздулась еще сильнее. Губы посинели. Мужчина сшибал тарелки, бутылки вина и кружки, разбрызгивая содержимое на своих последователей, сидящих за столами. Плащ слетел с плеч, оголив бледное тело. Кожаные штаны, ботинки с металлической подошвой, сухой рельефный торс: Шахар мчался к Грэму, явно намереваясь порвать того надвое. На его глазах родной брат лишился головы, и он был в бешенстве! До заветной цели не хватило каких-то пары сантиметров. Сайлент выставил перед собой руки и сжал кисть в кулак: Шахар остановился, словно вкопанный. Со стороны это выглядело так, будто он внезапно уперся в невидимую стену. Мужчина пытался пошевелиться, но ничего не получалось… Полуночники ахнули. Никто не мог понять, что случилось. Последователи Шахара все, как один, поднялись и уже собирались броситься на Сайлента, но коротким взмахом руки Грэм легко усадил их обратно по местам. Он не коснулся никого, но все они разом подчинились, словно Сайлент движениями рук управлял оркестром. Опешивших громил буквально прибило к стульям. Никто не мог пошевелиться. В движении оставались лишь их бешеные глаза. Кара видела, что они хотят ринуться в бой, хотят этого каждой своей частичкой, но по какой-то причине Грэм Сайлент возымел над Полуночниками абсолютно безграничную власть. Все они были подчинены его невидимой силе. – Чт… Что происходит? – сквозь зубы процедил Шахар. Сайлент наклонился вперед и уперся лбом в лоб главы клана. Несколько секунд он просто молчал, смотря в глаза своего визави. Кара попробовала пошевелиться: все получилось. Странно, но чары Сайлента на нее совсем не действовали. Хилл посмотрела по сторонам и увидела малыша Боба. Привязанный к столбу парень так же без особых усилий кривлялся, словно червяк на веревке, пытаясь выбраться. Неужели все дело в крови? – подумала Хилл. Точно. По-другому и быть не может. Полуночники приняли кровь Грэма, чтобы получить возможность убивать. Но вместе с тем они стали его рабами. Сайлент – Альфа. Его код не подчиняется никому кроме него. А следовательно, теперь каждый Полуночник, в ком есть частичка Грэма, находится в полной его власти. – Ты так часто говоришь о величии, – сказал Сайлент, схватив Шалема за голову двумя руками и поцеловав того в лоб, словно родного сына. Секунду помолчав, он добавил: – Мания величия имеет кучу минусов и лишь один большой плюс. Знаешь какой? – Шахар не ответил, – Тех, кто ею страдает, невозможно удивить.