Восемь черных грифов медленно кружили над районом, обозначенным на картах как квадрат «В-7» – там, где пустыня Карама граничит с Долиной Охоты, прозванной так из-за обилия обитающих в здешней саванне редких животных, добывать которые приезжают любители африканского сафари со всего мира. Огромные орлы, не прикладывая усилий, планировали в восходящих потоках теплого воздуха, а взмахнув пару раз крыльями, свободно перемещались в сторону, меняя раскинувшуюся внизу картину. С высоты остроглазым грифам все хорошо видно. Вот железные птицы, оставленные на ровном каменистом плато… Вот двое охотников, окруженные кольцом охраны, что выдает их важность и значимость… Но почему они идут пешком и сами несут футляры с ружьями? Важных персон самих должны нести слуги в паланкинах, а их вещи – носильщики… Но орлы не умеют думать, удивляться и задавать вопросы, даже самим себе. Их интересует пожива: недаром черных грифов называют падальщиками. Но стадо зебр и пара жирафов, пасшихся внизу, были вполне живыми, и потому интереса не представляли. Еще несколько взмахов крыльями, и в лощине, заросшей канделябровым молочаем и акациями, плоская крона которых дает густую тень, видна пара носорогов, судя по размерам – самец и самка… За лощиной три человека с каким-то оборудованием, и хотя загонщиков обычно бывает больше, в небольшом мозгу грифов складывается знакомый алгоритм: засада, стрельба, кровь и вожделенная падаль! Воодушевленные увиденным черные грифы продолжают кружить над квадратом «В-7»… * * * Два километра пешком по африканскому бушу под палящим июльским солнцем согнали семь потов с изнеженных сладкой жизнью миллиардеров. Роскошные апартаменты в красивейших городах мира, легендарные рестораны, в которые специально приезжают пообедать короли и президенты, красивейшие, и что самое главное, – признанные таковыми на мировом уровне девушки, друзья и товарищи, определяющие политическую и экономическую погоду на земном шаре, отлично вышколенная прислуга и надежная охрана, самый быстрый и удобный транспорт, позволяющий, не уставая, преодолевать тысячи километров, огромное богатство и сопутствующая ему безграничная власть – все это отнюдь не способствует желанию лично преодолевать всевозможные тяготы, физические трудности, а тем более – искать опасности, связанные с риском для жизни. Но расхолаживающей атмосфере власти и комфорта не подвластен присутствующий в крови азарт мужчин, с малых лет воспитанных на приоритете мужества, смелости и силы перед всеми другими качествами, ценимыми в никчемном цивилизованном мире. Мужчин, приучаемых к лишениям, вкусившим радость побед – в том числе и кровавых, одержанных в поединках с опасными животными и людьми. Ежеминутно смахивая стекающий на брови пот, в промокшем насквозь пустынном комбинезоне песочного цвета и пробковом шлеме, идет атлетически сложенный чернокожий охотник из племени фулари, добывший королевским выстрелом пять слонов, девять леопардов, четырех гиппопотамов, больше десяти крокодилов, причем, на них он выходил с ножом… Мало кто знает про так называемые «гладиаторские бои» – несколько честных кинжальных схваток один на один с хорошо подготовленными бойцами вражеских племен, из которых он выходил победителем… Фулари гордятся таким выдающимся героем и прославляют имя великого охотника и бестрепетного воина Джелани Афолаби в своих сказаниях и легендах! В другом, большом мире – он миллиардер, исполнительный Директор корпорации «Алмазы Борсханы», второй человек в государстве, входящий в список могущественных фигур мирового значения. Его не смогли смыть с высокого пьедестала многочисленные волны государственных переворотов, ибо именно он стоял за спинами мнимых организаторов, которых лично казнил после достижения цели, когда марионетки, выполнив свои функции, становились ненужными. Сейчас, в родной борсханской пустыне, это не имеет значения, но, тем не менее, его охраняет полувзвод «Черных леопардов» в полной боевой экипировке, которые идут полукругом слева от него. К предстоящей охоте «леопарды» не имеют отношения: они защищают хозяина только от неожиданностей того, оставшегося далеко-далеко, цивилизованного мира. Ведь кто-то из многих разоренных им финансовых магнатов, нищих владельцев некогда процветающих природодобывающих компаний, обанкротившихся ювелирных фабрик и торговых домов, пронюхав про сегодняшнюю охоту, вполне могут посадить за песчаный бархан пару-тройку снайперов или направить в квадрат «В-7» боевой вертолет с управляемыми ракетами «воздух – земля» и командой высокопрофессиональных наемников-головорезов… Ну, а с дикими обитателями саванны он должен разбираться самостоятельно – охране запрещено вмешиваться под угрозой смертной казни… Рядом с чернокожим охотником, в шаге справа, идет смуглый атлет в такой же одежде, только на голове у него куфия, перехваченная толстым черным шнурком. Она не белая, как большинство арабских головных платков, а в мелкую синюю клетку, что выдает в хозяине уроженца Нефтяного Королевства. Он тоже склонен к смертельному риску, и его хорошо знают, как отчаянного яхтсмена и бесстрашного пилота «Формулы-1», неоднократно выигрывавшего гонки в Монако – правда, под вымышленным именем. К тому же он единственный в мире охотник на акул с подводным ружьем. В силу малой распространенности этого занятия широкой известности как охотник он не снискал. Однако в молодости служил в армии Королевства, участвовал в конных сабельных сражениях за приграничные нефтеносные районы, пролил немало вражеской, да и собственной крови, благодаря чему на родине его тоже считали героем. Как и его спутник, он баснословно богат, к тому же шейх Ахмед бин Касим являлся принцем крови и, несмотря на пятнадцать конкурентов в лице многочисленных родственников, вполне мог претендовать на престол Нефтяного Королевства. Поэтому его тоже охраняет полувзвод «Соколов пустыни» в полной боевой экипировке, которые идут полукругом справа от него. Таким образом, Джелани Афолаби и Ахмед бин Касим с самозабвенным упрямством первобытных охотников размеренно переставляли обутые в высокие ботинки ноги по добела прожаренной почве борсханской саванны, в кольце самых отборных бойцов лучших спецназов двух стран. Чуть впереди Джелани шагал проводник – невысокий, средних лет мужчина из племени тутси с копной кучерявых волос, в которых уже хорошо заметна седина. Носороги в дикой природе исключительно чутки и осторожны – не в пример собратьям, обитающим в национальных парках, которые позволяют автомобилям с туристами подъезжать вплотную, терпят их беспардонные фотообъективы и гугнивый многоголосый бубнёж. Правда, и у тех особей, которые извращенной волей европейцев превращены в живые экспонаты, изображающие опасных диких зверей в естественной среде обитания, случаются всплески оборонительной агрессии: помятые и перевернутые легковушки, беспечные смельчаки, схлопотавшие рогом в промежность и оставшиеся инвалидами на всю жизнь, а то и растоптанные, превращенные в кровавое месиво – довольно частый исход бестолковых экскурсий белых людей по огороженной, утыканной видеокамерами территории, имитирующей Африку. Для настоящего носорога, в настоящей Африке, любой технологический шум: гул автомобильного или вертолетного двигателя, музыка портативного магнитофона, удары молотка по колышкам устанавливаемой палатки – сигнал опасности, побуждающий к бегству или атаке. Поэтому к намеченной жертве – трехтонному непуганому самцу, которого перед рассветом выследили проводники, охотники, оставив свои вертолеты вдали, добирались пешком. Не прибегая к помощи идущих за спецназовцами носильщиков, они сами тащили футляры с массивными, ручной работы, ружьями знаменитой марки «Голланд-Голланд». Пара таких богато отделанных ружей обошлась Афолаби почти в полмиллиона долларов. Это было оружие для королевской охоты. От выстрела в лоб из двуствольного штуцера семисотого калибра слон, как нокаутированный боксер, садится на задние ноги и через секунду-другую заваливается на бок, испуская последний вздох. Отдача может сломать ключицу и даже сшибить с ног неподготовленного стрелка, от грохота выстрела иногда лопаются барабанные перепонки и из ушей идет кровь. В домашних арсеналах высокопоставленных охотников, месивших раскаленный песок под обжигающими солнечными лучами, было достаточно современных винтовок и карабинов, по убойной силе сравнимых со старомодными нитроэкспрессами «Голанд-Голланд». Многие богачи использовали оптические прицелы и убивали слона или носорога с трехсот или четырехсот метров, вообще без риска для себя. Огромная голова, выставленная в своем доме, тешит самолюбие и дает повод хвастать трофеем с «опасного африканского сафари», тем более что она неспособна рассказать, как было дело в действительности… Однако в определенных кругах, к которым принадлежали Джелани Афолаби и Ахмед бин Касим, это считалось дурным тоном, бесчестным убийством свободолюбивого гиганта, который даже не понимает – кто и каким образом отнял у него жизнь. И сейчас, на ходу, Афолаби разъяснял далекому от африканских охот товарищу суть «королевского выстрела». – Он должен пойти на тебя. Естественно, он не идет, а бежит, причем, довольно быстро. Ощущение, надо сказать, не из приятных. Слон никогда не колет человека бивнями: он сворачивает хобот в кольцо, им сбивает с ног и растаптывает в лепешку… А иногда хватает хоботом и нанизывает на бивень, но все равно потом стряхивает и остервенело топчет… – А носорога всегда целит рог в низ живот! – вставил реплику проводник. Он был в широких штанах, с мачете на поясе, просторной рубашке с длинными рукавами и с раздвоенной на конце палкой, которой ворошил в подозрительных местах жесткую выгоревшую траву или песок. – И она много злая, чем слон! – Хватит, Гачи! – досадливо сказал Афолаби. – Любое животное злобно и опасно, когда его убивают! Кстати, Ахмед, посмотри: на кого похож Гачи? Шейх молча пожал плечами. – Один англичанин прозвал его Черчилем, говорил, что они очень похожи, – Афолаби засмеялся. – Я потом специально смотрел фотографии: действительно, сходство есть. Если, конечно, сделать поправку на расу… Двойник исторического персонажа по-английски изъяснялся довольно скверно. Но его языковых познаний, подкреплённых выразительной мимикой, вполне хватало для того, чтобы высказать тревогу, озабоченность и объяснить их причины. – Я скоро двадцати лет водил охотников, – коверкая слова, говорил он. – Я много видеть смерть зверей. Чем больше старый, их тоже стало жалеть… Но человеческий смерть я не мог стать смотреть… Черчиль стал топать и крутить ступнями, будто тушил брошенные сигареты или танцевал увиденный где-то твист. – Сломанный кости, что должно внутри теперь снаружи, растоптанный голова! Стало ясно, что он отговаривает Афолаби от предстоящей рискованной охоты. Но тот только отмахнулся. – Старый стал Черчиль! Браконьеры-то приезжают круглый год, это хороший доход. А у него четверо погибли, для репутации очень плохо! Слухи расползаются быстро, и никто не разбирается: виноват сам охотник или проводник допустил ошибку. Просто вокруг него появляется ореол скандала и невезения. Так недолго лишиться клиентов… А если что-то со мной или с тобой случится – наши ребята его тут же пристрелят. Вот поэтому он и крутит… Ахмед бин Касим понимающе кивнул: действительно, пристрелят, а кому это понравится? – Ладно, слушай дальше, – Афолаби продолжил свой рассказ: – На носорога я иду впервые, а слона надо подпустить метров на двадцать – и стрелять в лоб, чтобы попасть в мозг, это очень важно! А если он подошел ближе, траектория пули поднимается, и она может просто скользнуть по кости и не причинить вреда. Поэтому надо менять точку прицела, стрелять ниже – в основание хобота! Тогда попадешь куда надо – и он упадет прямо у твоих ног. Это и есть королевский выстрел! – Не королевский, очень плохой! – Черчиль предпринял ещё одну отчаянную попытку. – Лучше далеко стать для выстрел. Как все. Так больше интересно! Носорог опасней слон! Видит лучше, и злее, и бежит быстрее! Брось носорог, хозяин, пусть идет… Мы твой до завтра слон найду… Слон лучше, попасть удобно… То, что говорил проводник, было и так хорошо известно стрелкам. Чтобы остановить разъяренную груду мышц, несущуюся со скоростью под сотню километров в час, есть только два патрона. Промах или ранение могли запросто превратить охотника в жертву. Вероятность перезарядки двуствольной «переломки», когда несущийся бронированный монстр совсем рядом, равна нулю. Только разве риск остановит любителей играть со смертью? – Мадиба! – окликнул Афолаби командира «леопардов». – Если что – Черчиля не трогать! – В каком смысле? – спросил подбежавший капитан – гигант, будто вырезанный из цельного куска черного дерева. – Если я погибну, отпустите его – вот в каком! – Почему вы должны погибнуть? – не понял начальник охраны. – И почему тогда мы должны отпустить этого пса? – Потому, что я так сказал! – повысил голос Афолаби. – Есть! – Мадиба Окпара недоуменно кивнул. В его представлении это было против всех правил. Но приказ начальника – закон. Капитан вернулся к своим бойцам и неожиданно взял у гранатометчика раскладную трубу, которую повесил себе на плечо. Зачем он это сделал, Афолаби не понял, да это его и не интересовало: личный телохранитель сам знает, как ему лучше выполнить свою задачу. Афолаби повернулся к проводнику. – Не бойся, Гачи, если я погибну, тебя не тронут! – он думал приободрить его, но Черчиль не успокоился, только замолчал и угрюмо пошел вперед. – Ахмед, слышал: завтра слона найдут, он будет твой, – сказал Афолаби. – А сейчас носорога я завалю, чтобы мы друг другу не мешали. Нормально так будет? Шейх кивнул. Действительно, для первой африканской охоты – какая разница: слон или носорог? Они пересекли длинный «язык» песка, заросший верблюжьей колючкой, и снова шли по саванне – в высокой, по пояс, желтой слоновой траве. – Стойте, стойте! – вдруг крикнул Черчиль на фулари и, остановившись, вскинул над головой скрещенные руки. Афолаби и Ахмед бин Касим чуть не уткнулись ему в спину и сразу увидели, что перед проводником поднялась из травы кобра с раздувшимся капюшоном. Она почти достигала Черчилю до пояса и медленно раскачивалась справа налево и обратно, как будто выбирала место для удара. Все присутствующие были опытными пустынниками и понимали, что это действительно так. И лучше всех это понимал сам проводник, потому что мишенью для ядовитых зубов был не кто-то другой, а он сам. Удивительным только было то, что он не использовал свою раздвоенную на конце палку, которая как раз и предназначалась для таких случаев… Неизвестно, чем бы закончилась эта встреча, если бы один из «Соколов пустыни» не метнул нож. Это был особый бросок под названием «бумеранг» – нож летел, вращаясь, как пропеллер, параллельно земле, по пути клинок отрубил голову кобре и упал в траву. «Соколы» и «леопарды» бросились вперед и, прочесав местность, обнаружили не только нож, но и еще несколько змей, с которыми поступили так же, как и с первой. – Все, это знак! – сказал заметно испуганный Черчиль, переходя на родной язык. – Надо было сразу развернуться и идти назад… А вы их убили… Это очень плохо! Духов оскорблять и злить нельзя! Я возвращаюсь! Сегодня охотиться не поведу! – Какой там знак! – возразил Окпара. – Здесь сотни змей. Вот и наткнулись на гнездо! – Нет, нет, – Черчиль замотал головой. – Не было их тут. Неспроста это все. И «падальщики» не зря над нами кружатся… Он показал в небо, где действительно кружили грифы, постепенно снижая высоту и сужая круги. – Надо перенести охоту на другой день! Добром это не кончится. Они говорили на языке фулари, но Ахмед бин Касим все понял. – Мы пришли охотиться, – сказал он по-английски, обращаясь к Афолаби. – И мы будем охотиться. Все в руках Аллаха, Великого и Всемогущего. Никто нам помешать не может. Если твой Черчиль не хочет выполнять договор, мы принесем его в жертву и бросим грифам. Тогда точно охота будет удачной. Пойдем дальше! Как ни странно, но проводник прекрасно понял смысл сказанного. К тому же всегда суровый вид Ахмеда бин Касима и непривычная для него длинная речь произвели на Черчиля такое же убедительное впечатление, как расправа «соколов» с оказавшимися на пути кобрами. А скорей всего, даже более убедительное. – Я предупреждил, – хмуро кивнул он. – Не верит знакам – я не отвечать… Они прошли еще метров двести. Грифы пикировали туда, где остались убитые кобры, и приступили к обеду, вырывая друг у друга добычу. Черчиль оглядывался на это и бормотал, вроде бы для себя: – Четыре мертвых. Четыре. Пятый еле-еле не мёртвый. Пятый счастливый родиться – остаться живой. Проводник посмотрел вперед, показал рукой. – Зверь там, – сказал он. – Вон, под деревами. Надо здесь стать, пусть гонят… Афолаби поднес к глазам бинокль, всматриваясь сквозь зыбкое марево в зеленую лощинку впереди. Между деревьями проглядывала груда угольного оттенка – самец черного носорога, за которым они пришли. «Метров двести пятьдесят – триста, – прикинул он. – Ближе подходить рискованно: можно спугнуть – и все сорвется…» Он подкрутил кольцо фокусировки, и картина стала четче. Носорог, прятавшийся в древесной тени от полуденного солнца, поднялся на ноги и стоял, неторопливо поводя опущенной к земле продолговатой головой из стороны в сторону. Груды мышц, покрытых грубым кожаным панцирем. Крепкий длинный рог с конусообразной горбинкой – идеальная конструкция для того, чтобы атаковать противника проникающим ударом снизу, оставив при этом под надежной защитой лобную кость и глаза. Даже в полуденном пекле саванны, в котором всё недостоверно, в котором сама реальность растворена и смазана, погружена в дремотный морок, человек отчетливо считывал мощь и опасность, исходящие от этой груды бронированных мышц. Трубчатые, стоящие торчком уши повернулись сначала в одну сторону, потом в другую. Зверь задрал морду и громко фыркнул, будто посылая наблюдателю сигнал: я тебя учуял, убирайся пока жив! Тебе меня не взять! Но на самом деле с такого расстояния носорог не мог ни увидеть, ни услышать опасность. – Какой красавец, – шепнул Афолаби с нескрываемым восторгом и не глядя бросил в сторону Черчиля. – Упустим его, пеняй на себя! Черчиль трагически вздохнул, демонстрируя, что смиряется с неизбежным. Афолаби с трудом оторвался от бинокля. В последний миг ему показалось, что будущая добыча то ли двоится, то ли отбрасывает черную тень, но миражи в пустыне создают не только тени, но даже дворцы и оазисы, потому он не придал видению значения и передал бинокль Ахмеду бин Касиму. – Полюбуйся! – Что-то я загонщиков не вижу. Их нет, что ли? – спросил тот, возвращая бинокль. – Как не быть? – усмехнулся Афолаби. – Есть, конечно!