— Забрать что? — Это, — он вытащил из кармана брюк сложенный лист бумаги. — Что это? — Бумага была исчеркана странными фигурами. — Доктор Курт отдаст моих девочек фашистам… — заплакал Газета и вырвал у меня из рук листок. 13 Две таблетки акамола и постель — вот всё, к чему я стремилась. Полчаса отдыха, пока лекарство снимет боль от моей встречи с асфальтом, а потом — пообещала я себе — в путь! Выручу Макса, утешу Газету, освобожу Душку от должности сиделки, убью дракона и наведу в мире порядок. Голова тяжело лежала на подушке и болела. Почему я не рассказала папе о том разговоре с Сарой Курт? Зачем стерла его из памяти телефона? Может быть, из-за неприятного едкого вопроса, заданного в конце? Имя «Сара Курт» вытащило из памяти то, что я хотела забыть. Когда Шамир спросил о ней, я вспомнила наш с ней разговор во всех деталях. Был вечер. Я сидела на кровати, утомленная долгим днем в Культурном Центре, насыщенным Сюзаниной энергичностью. Зазвонил телефон, и я безучастно ответила. Женский голос на мелодичном английском языке значительно провозгласил: «Алло! Я говорю из Массачусетса, Америка. Могу я поговорить с господином Райхенштейном?» «Он здесь больше не живет, хотите ему что-нибудь передать?» Женщина на другой стороне земного шара не ответила. Затем: «Нельзя ли поговорить с госпожой Рут Райхенштейн?» «Это не ее дом». «Я знаю, что это не ее дом. Но она не отвечает на звонки. Я подумала, может, она у вас… Говорит Сара Курт из юридической конторы „Курт энд Ко“. Как дела?» Ох уж эта американская фамильярность! «Спасибо, что вам нужно?» «Мне нужен ваш дедушка, как мне с ним поговорить?» «О чем?» «Бизнес. Мой клиент, человек очень серьезный, хочет побеседовать с господином Райхенштейном. Он хочет предложить ему выгодную сделку». «Оставьте свой телефон. Я ему передам», — сухо сказала я. «Послушайте, дорогая, как вы сказали, вас зовут?» «Габриэла». «Габриэла… — она покатала мое имя на языке, как горячую картофелину. — Дайте мне, пожалуйста, номер телефона вашего дедушки. О’кей? Это важная сделка, которую он не должен упустить». «Нет». «Чего вы боитесь? Это всего лишь номер телефона, а не банковский счет». «Я дам вам номер телефона моего отца. Поговорите с ним». «Ну, хоть так… — она повторила номер сладким голосом. — Спасибо, дорогая. Не хотите ли узнать, как дела у вашей мамы?» Этот вопрос, заданный в конце очень странного трансатлантического разговора, застал меня врасплох. Я положила трубку. Короткого отдыха на полчаса не получилось. Это был глубокий тяжелый сон. Когда я проснулась, было уже темно. Тело было сковано и болело. Я с трудом выползла из кровати. — Якоб! — громко позвала я. Ни слуху, ни духу. На ковре в папином кабинете, положив большую голову на лапы, лежал Мориц. Тяжелое дыхание сотрясало его тушу. Бой сидела в другом конце комнаты, глядя на него с враждебностью старшего брата, родители которого принесли в дом новорожденного младенца. Газета исчез. То ли вернулся к себе домой, то ли ищет путь к дедушке в больницу… А может, вышел на свою обычную вечернюю прогулку искать газеты? Габи! Что? Не волноваться, Газета вернется, сейчас главное — узнать, как себя чувствует дедушка. Позвони в больницу. — Я внучка Макса Райхенштейна. Как самочувствие дедушки? — спросила я дежурного, ответившего на звонок. — Он в прекрасном состоянии. Совсем меня задавил. — Докучает? — Нет. Задавил меня в покер, — вздохнул санитар. — Ваш дедушка непобедим. — Это мне известно! — в свою очередь вздохнула я. — Но будьте внимательны! Он наверняка жульничает. Можно с ним поговорить? — Пойду его позову. Но оказалось, что дедушки нет в палате. — Наверно, вышел прогуляться… — сказал дежурный. — Слава Богу, завтра утром его выпишут! — Замечательно. Передайте, что я к нему еду, хорошо? Прежде всего, заеду ненадолго в дедушкин двор, — решила я, пока «форд» прогревался. Дедушка, конечно, спросит, была ли я в доме, и всё ли там в порядке. Глубокие раны Морица были плохим знаком. Не видя дома, я даже не смогу соврать дедушке, что ему не о чем беспокоиться. Когда я рассказываю, что мой дедушка изготавливает алмазные порошки, это действует на людей завораживающе. «Алмазный порошок» звучит как нечто сверкающее, сказочное. Как будто я говорю, что мой дедушка создает фей или, по крайней мере, волшебные палочки. На самом деле, эти порошки — просто сероватая пудра, сырье, которое является побочным продуктом при огранке алмазов, и используется в промышленности. Дедушка нашел формулу, позволяющую получать его без истирания алмаза. Он надеялся, что настанет день, когда мой папа тоже займется его делом, но папа предпочел порошкам музыку. Он преподавал музыку в педучилище, увлеченно дирижировал хором Рамат-а-Шарона и детским хором Ор-Акивы и на добровольных началах обучал пению кантат и мотетов. Доходы его всегда были очень невелики и, если бы не дедушкины алмазные порошки, мы не могли бы позволить себе жить так, как привыкли. На каникулах я работала у дедушки. В мои обязанности входило взвешивать порошки и делать точные пометки на каждом из них. «Ты, ты получишь после меня эту империю», — говорил дедушка с горящими глазами, заставляя тетю Рут покрываться нервной сыпью. «Этот старик сидит на несметных богатствах, — пылала она злобой. — Мы и представить себе не можем, какие сокровища он от нас скрывает…» В последние годы число заказов, получаемых дедушкой, неуклонно сокращалось. В интернете появились различные формулы порошков, расторопные дельцы предлагали на продажу современные дешевые порошки, но он продолжал утверждать, что владеет самой лучшей формулой. «Наши порошки — это крем де ля крем», — повторял он, и взгляд его был упрям, как всегда. Я поставила машину возле старого пикапа под сенью мощных смоковниц, посаженных дедом у входа во двор много-много лет назад. Желтые полосы полиэтилена, опоясывающие времянку Газеты, трепетали на холодном ветру. Я неосознанно ждала лая Морица. Тишина, царившая в забытом дворе, пугала сильнее, чем жуткий лай этого чудища. Я пробралась между пустыми ящиками и обломками старой мебели, осторожно поднялась по ведущей в дом лестнице, и остолбенела. Распахнутая настежь дверь висела на одной петле. Замок был вырван. Я испуганно остановилась. Было так тихо, что я явно услышала скрип старого деревянного пола. Кто-то ходил по дому. В панике я побежала по лестнице обратно в темноту двора. Задела ногой старый деревянный ящик, валявшийся на ступеньках, и он с громким стуком свалился на землю. Звук показался мне оглушительным. Кто там ходит в дедушкином доме, и какого черта ему надо? Может, он ищет волшебные формулы, которые кормили нашу семью более пятидесяти лет? Если это так, то взломщика ждет разочарование. Дедушка хранил свои формулы у самого сердца. Никогда не оставлял ни тетради, ни блокнота, и уж конечно, ему бы и в голову не пришло доверить свои записи компьютеру. Всю жизнь он боялся, что кто-то украдет его чудесные формулы. Притаившись за сломанным креслом, я смотрела на дом. У окна в дедушкиной спальне кто-то стоял. К нему подошел второй человек, ростом пониже, и направил во двор большой фонарь. Они слышали стук упавшего ящика! Интересно, они меня видят? А мою машину, стоящую за забором?.. Бежать, быстро, — решила я. И без всякого книжного геройства! Никаких запланированных попаданий в ловушку или встреч лицом к лицу с серийным убийцей, который вешает свои жертвы и вырывает им ногти. Пригнувшись, я выбежала со двора и влезла в машину, но не решилась ее завести. А вдруг преступники услышат звук мотора и расстреляют старый и нерасторопный «форд» из дальнобойных автоматов? Пока эта рухлядь сдвинется с места, они успеют продырявить ее тонкий кузов и подготовить мое тело к отправке на мясокомбинат. Я съежилась на полу под задним сиденьем. Все синяки и ушибы, полученные утром, мигом напомнили о себе. — Шамир, — прошептала я в телефон, — послушайте! Кто-то взломал дедушкин дом… Я там, во дворе… — Габи! Разве вы не обещали мне отдыхать?! — рассердился он. Где Вы находитесь? Где именно? — Лежу, свернувшись, на полу своей машины, — прошептала я. — Что Вы там делаете? — Вяжу шапочку из оптического волокна. Говорю вам — здесь воры! Я спряталась и молюсь, чтоб меня не заметили. Даже машину боюсь завести. — Послушайте! Немедленно вылезайте из машины и бегите, пригнувшись, в сторону центральной улицы. Понятно? Ждите меня там. И, пожалуйста, не разыгрывайте спектакля «Габи Амит — женщина без страха и упрека»! — Сколько времени… — Я постараюсь, — сказал он и отключился. Вперед! Нужно скорее убираться отсюда. Я подняла голову и выглянула из машины. О, боже! Эти двое вышли из дома. Низкий широко шагал рядом с высоким. Они приблизились к машине и остановились. На высоком был темный костюм и под ним — белая рубашка, хорошо заметная в темноте. Элегантный вор… — Ахтунг, — услышала я и задрожала от страха. Мне захотелось зарыться в пол машины, превратиться в гусеницу, в блоху. Когда я снова осмелилась поднять голову, то увидела, как эти двое скрываются в темном дворе. Выбравшись из машины, я побежала, пригнувшись, к освещенной улице. Сколько времени прошло с тех пор, как я разговаривала с Шамиром? Где он, черт бы его побрал?! По улице навстречу мне, спотыкаясь на острых шпильках, прогуливались две проститутки, одетые в мини. Они с интересом меня оглядели. Я улыбнулась, и они улыбнулись мне в ответ. — Сигаретки не найдется? — спросила одна из них, высокая кудрявая блондинка. Я протянула ей пачку. Длинными огненно-красными ногтями она вытащила две сигареты и протянула одну своей подруге.