Анвар натянул сапоги и вышел из палатки. Посмотрел в ту сторону, куда глядел, приложив ладони к бровям, Раджаб. Дед торопился — полы его чапана развевались от быстрой ходьбы. Старый чабан что-то крикнул издали и помахал рукой. Откуда-то налетел ветер и унес его голос в долину. Раджаб с Анваром ничего не расслышали. Следующий порыв понесся вдогонку за первым, непочтительно затеребил бороду Саттару-ота, стал трепать одежду. Старик плотнее запахнулся и, подавшись вперед, зашагал еще быстрее. — Надо скорее загнать овец в овчарню! Дождь будет! — крикнул Саттар-ота, подходя. Обернувшись, он пристально поглядел на горизонт. — Дождь будет, — повторил он. — Скоро стрижка. Если овцы намокнут, шерсть потеряет шелковистость… Анвар напряженно вглядывался в ту сторону, куда смотрел дед, но ничего не увидел. — Откуда быть дождю, дедушка? — спросил он удивленно. — А во-он тучка, словно дымок, видишь? Она только издали кажется маленькой. Ветром ее сюда гонит… Дождливая в этом году весна, пастбища тучные будут… Ну пошли, джигит, коль чабаном решил стать, — сказал дед и, подмигнув, хлопнул Анвара по плечу. — Давай скорее загоним овец, помоги-ка… Они заспешили в сторону разбредшихся по склону овец. Суллон бежал впереди. Ветер раздувал то справа, то слева, взъерошивая на нем шерсть. Раджаб и Анвар стали обходить отару, сгоняя ее в кучу. Потом Раджаб сунул в рот два пальца и несколько раз пронзительно свистнул, сзывая остальных чабанских собак. Донесся приглушенный ветром голос Саттара-ота: — Суллон, такку! Такку! Суллон!.. Суллон тут же понял, чего от него хотят, метнулся в середину отары и стал выгонять оттуда старого козла-вожака с закрученными, как бивни мамонта, рогами. Козел с необыкновенной легкостью носил такую тяжесть на маленькой красивой голове. И умел ими ловко действовать, если была необходимость. Но к повелениям Суллона за годы своей службы вожаком он привык и знал, что бессмысленно проявлять в подобных случаях излишнее упрямство. Поэтому послушно, но горделиво, не теряя достоинства, вышел из стада и, погромыхивая колокольцем на шее, направился к кошаре. Овцы заспешили за ним. Суллон ступал рядом с вожаком. Ветер подгонял их и дыбил на спинах шерсть: на белой спине вожака — длинную и волнистую, а на спине Суллона — темно-серую, будто стриженую. ГРОЗА С помощью хорошо знающих свое дело псов чабаны загнали стадо в кошару. Овцы всегда здесь прятались от непогоды. Вход прикрыли деревянной решеткой и привалили бревном. Убедившись, что овцы не выйдут, чабаны направились в палатку. Тем временем солнце обволокла густая черная туча. Упали первые крупные капли дождя, и земля покрылась коричневыми рябинками, а потом и совсем потемнела. По степи мчались, обгоняя друг друга, похожие на зайцев, шары перекати-поля. Ветер порой подхватывал их и с разбойничьим присвистом поднимал к небу вместе с разным мусором. Темный столб пыли напоминал огромный кошачий хвост. О каменные вершины гор ударились огненные стрелы и, изломавшись на куски, упали в ущелье. Небо сердито заворчало. В овчарне метались перепуганные овцы. Жалобно блеяли ягнята. Саттар-ота вышел из палатки, чтобы подать голос. Заслышав знакомый окрик, овцы успокоились и, уткнув головы под бок друг другу, замерли. Дождь полил напористыми струями. Туча застлала полнеба. Казалось, среди дня наступила ночь. Саттар-ота, неторопливо ступая, вернулся в палатку. Анвар, обхватив колени, сидел на постланной поверх сухой травы кошме. А Раджаб полулежал, опершись локтем на скатанный овчинный полушубок, и, задумавшись, кусал стебелек ромашки, которую держал в руке. Оба молчали. — Эх-хе-хе, опять небо прорвало, — сказал Саттар-ота, стряхивая с шапки брызги. — Надоело уже в этом году, — заметил Раджаб и полез в карман за сигаретами. — Зато не каждому такую грозу видеть доводится, — сказал дед и, покряхтывая, уселся подле Анвара. — Интересно, а, внучек?.. Придешь в школу, будет о чем порассказать. Там, в долине, таких гроз не бывает. Это не просто дождик, а божья благодать. Твои друзья еще не видели такого… Анвар заметил: — Пионерские лагеря тоже в горах, дедушка. — В лагере-то оно, конечно, хорошо — все удобства. И поел вовремя, и поспал… А здесь, Анвар-джан, учишься природе в глаза смотреть, не отводя взгляда. Природа, она, брат, совсем не милостива к тем, кто с нею не дружит. А характеры, как говорится, в дружбе познаются. — Дед вынул из кармана трубку, подаренную ему прошлой осенью председателем колхоза, подул в нее и, доставая кисет с крепким табаком, продолжал: — Правильно ты поступил, я тебе скажу, что не поехал в лагерь. У нас с Раджабом есть чему поучиться. Хе-хе… Может, когда и знатным чабаном станешь. Эта наука премудрая, не сразу и не каждому дается… Анвар засмеялся: — Какая тут наука, дедушка? Смотри, чтобы волк овцу не зацапал — и все!.. Саттар-ота насупил брови, чиркнув спичкой, зажег трубку. Помолчал, пуская сизые клубочки дыма, потом приподнял веки, сморщенные, похожие на ореховые скорлупки. — Прежде и Раджаб так думал… — Дед посмотрел на Раджаба. — Может, ты расскажешь ему, как красную чалму заслужил? Ведь такую награду по завещанному издревле обычаю жители кишлака не всякому дают. А только искусным чабанам. Если наградили тебя красной чалмой — по нынешнему считай, «Знак почета» получил. — Ему все лето с нами быть, сам увидит, — сказал Раджаб. — Э-э, брат, тут дело тонкое, — протянул дед, загадочно прищуриваясь. — Все надо знать: в какое время где пасти овец, при каком ветре в какую сторону их гнать — вниз ли по склону или немного вбок. А стрижка сколько хлопот доставляет!.. — А я получу чалму, дедушка? — Поглядим на тебя… — уклонился дед от прямого ответа. И задумчиво добавил: — Ее нелегко заслужить, чалму-то красную… — Если признаешь свою работу настоящей наукой, — вставил Раджаб, и все трое рассмеялись. — Бытует поговорка в народе: «Дехканин отдыхает зимой, а чабан — если только больной». Верная это поговорка, — сказал Саттар-ота, разгоняя ладонью запутавшиеся в бороде колечки дыма. Раджаб вдруг заерзал и, отогнув угол кошмы, стал ворошить солому. — Подтекает под брезент. Штаны мне замочило, — пробурчал он. Палатка колыхалась и хлопала от ветра, словно ее стегали снаружи тугими плетками. Намокнув, она отяжелела и вогнулась внутрь. — Видно, края вкопали неглубоко, — заметил дед, выбивая трубку о конец посоха, и, крякнув, поднялся с места. — Видишь, внучек, даже палатку поставить как следует — дело мудреное. Саттар-ота и Раджаб надели брезентовые плащи с островерхими башлыками и выбрались наружу. У Анвара не было плаща, поэтому он остался в палатке. Но чтобы не сидеть без дела, он решил отделить взмокшую солому от сухой. Слышно было, как снаружи возятся дед и Раджаб, накладывают на края палатки глину и дерн. Над самой головой что-то оглушительно треснуло — будто переломилось толстое бревно. Анвар вздрогнул и посмотрел вверх. Но палатка была цела. На мгновенье степь озарилась так ярко, что глазам стало больно. И снова сделалось темно. Темнее прежнего. За палаткой послышался топот ног. Анвар отдернул полог и выглянул наружу. Крыша овчарни была окутана паром и белесым дымом, будто на нее спустилось с неба целое облако. По перекладинам навеса, на которых лежал камыш, присыпанный землей, бегали юркие язычки пламени. Овцы лезли друг на друга, истошно блеяли, метаясь от одной стены к другой. Раджаб и Саттар-ота руками и коленями толкали их к выходу, что-то кричали. Но все стадо кружилось по двору, словно чай в стакане, размешиваемый ложкой, и ни одна овца не отваживалась ринуться в открытый проем. Животные боялись темноты, наступившей среди дня, и хлещущего розгами ливня. Анвар побежал на помощь. Он что есть духу закричал: — Суллон! Суллон! Такку! Такку-у! Откуда-то прибежал Суллон, мокрый и запыхавшийся. С разбегу перемахнул через изгородь. Чуть ли не по спинам ошалелых овец добрался до вожака, вцепился когтями в его косматый хребет. Козел взревел. Сильно оттолкнувшись ногами, перелетел через несколько овец, упал… и, сильной грудью расталкивая обезумевших овец, протиснулся к выходу. Стадо, будто горный поток, устремилось за ним. Суллон, не больно кусая за курдюки, стал торопить остальных овец. Когда все овцы были выдворены наружу, он снова вернулся в овчарню, проверить, не остался ли там какой-нибудь обезумевший с перепугу ягненок. Вдруг перекладины треснули… крыша плавно поползла вниз и рухнула. В воздух взметнулся оранжевый столб искр, и его тотчас слизнуло ветром. — Сулло-о-он! — закричал Анвар и побежал к овчарне. Тут же подоспели Раджаб и Саттар-ота. Обжигая ладони, они стали хватать тлеющие бревна и швырять в лужу. Оранжевые огоньки сердито шипели и, окутываясь паром, гасли. Суллон выполз с противоположной стороны. Он волок задние лапы и тихо жалобно повизгивал. Увидев людей, уткнулся мордой в мокрую землю и глухо застонал, совсем по-человечьи. Шерсть на его загривке тлела. Саттар-ота наклонился, приложил руку к обожженным местам и погладил пса по голове. — Эх, Суллон, Суллон… Что же ты, а!.. — вздохнул он. Раджаб присел, ощупал собаку. — Мучается, — проговорил он еле слышно. Саттар-ота промолчал, насупил брови. — Мучается пес-то, пристрелить надо, — повторил Раджаб, не решаясь взглянуть на старого чабана. Тот отвернулся и, не сказав ни слова, сутуля спину, будто под тяжелой ношей, быстро зашагал в поле, в сторону сбившихся в кучу овец. Он не хотел, чтобы это произошло на его глазах. Раджаб, сидя на корточках, смотрел на лежащего пластом пса. Щеки парня были мокры. То ли капли дождя блестели на них, то ли слезы. Анвар стоял рядом, не зная, что делать, только растерянно моргал и шмыгал носом. Суллон иногда приоткрывал глаза и тихо скулил. А дождь все хлестал и хлестал землю тугими прутьями. И казалось странным, что при таком ливне могла заняться пламенем крыша от угодившей в нее молнии. Суллон жалобно застонал… Раджаб вдруг вскочил и по раскисшей земле, поскальзываясь, побежал к палатке. ДРУГ В БЕДЕ… Анвар опустился на колени, ощутив ими холод мокрой земли. Просунул руки под тело собаки; взяв ее в охапку, с трудом поднялся на ноги и осторожно направился к палатке. Ему навстречу с двустволкой вышел Раджаб. Увидев Анвара, остановился в замешательстве. Затем прислонил ружье к палатке и заспешил к Анвару, чтобы помочь ему. Они вдвоем внесли Суллона в укрытие. Положили на сухое сено. — Я его буду лечить, — сказал Анвар, еле сдерживая слезы. — Вот увидите, вылечу… Тучи, цепляясь подолами за скалистые гребни, постепенно перевалили через горы. Дождь уходил за ними. Небо посветлело, и по нему теперь метались лишь лоскутки облаков. А в той стороне, откуда гроза пришла, облака уже были пронизаны золотыми копьями солнечных лучей. Раджаб потоптался, с недоумением глядя, как Анвар обеими руками разинул Суллону пасть и изо всех сил дует в нее, махнул безнадежно рукой и вышел. Стадо разбрелось по лугу, щипля вымытую траву. Издалека доносился медный перезвон колокольца. Псы с хриплым лаем понеслись по джайляу в сторону зарослей, — видно, почуяли лису, а может, волка. Саттар-ота неподвижно стоял на возвышенности. К нему быстро, перескакивая с бугра на бугор и разливаясь вширь, приближался ярко-желтый свет, — наступало солнце, оттесняя тучу за горы. Раджаб вскинул на плечи ярлыгу — длинный посох с крюком на конце и, взявшись за его концы руками, зашагал к овцам — навстречу теплу и вечерней заре. Анвар действовал умело. Ему, пожалуй, впервые подумалось, что он недаром ходил на кружок МПВО, где учили оказывать первую помощь пострадавшим. Учитель говорил, что если это умение понадобится хотя бы один раз в жизни, значит, время потрачено не зря. Анвар смазал ожоги Суллона бараньим салом, потом посыпал солью, чтобы мухи не садились. Состриг шерсть вокруг ран и, достав из аптечки бинт, плотно перевязал их. Теперь Суллон был весь в бинтах, как запеленатый ребенок. Он дрожал, будто озяб. Анвар укрыл его мешковиной и вышел из палатки. Раджаб подошел к Саттару-ота. — Ну, как там? — спросил у него старый чабан. Раджаб пожал плечами. Саттар-ота, будто чем-то недоволен, сердито буркнул: