Мы пересекли улицу, аккуратно переждав, пока проедет несколько машин, и подошли как раз к тому самому телефону-автомату, который я совсем недавно обозревала из окна своего кабинета. Оглянувшись на знакомые окна, я удивленно вскрикнула: — Вот это да! — Что, что такое? — переспросила Маринка и, проследив за моим взглядом, присвистнула: — Ну, блин, горячий же мужчина! Окна кабинета, несмотря на ноябрь месяц, были растворены, и так подло воспользовавшийся нашим добросердечием налетчик в кепке стоял около открытого окна и… и всего лишь разговаривал по телефону. Было прекрасно видно, как он держит трубку в правой руке, размахивая при этом левой. Как я замечала, есть люди, совершенно не умеющие разговаривать, если при этом они не помогают себе руками. Атавизм, наверное. — Мне кажется, он у нас жить собрался, — пробурчала Маринка. — Не удивлюсь, если окажется, что он по телефону заказывает себе пиццу в номер. Ну что ж, пока он звонит, позвоним и мы. — Она сняла трубку телефона-автомата. — Ты будешь разговаривать? Или разрешишь мне? — Давай-ка я лучше сделаю это сама, — сказала я. Я взяла у нее трубку, послушала, что телефон работает, и быстро набрала рабочий номер телефона майора Здоренко. Майор Здоренко был моим стариннейшим знакомым и очень неординарной личностью. Майор руководил одним из подразделений тарасовского РУБОПа, был откровенно хамоватым типом и, говоря еще откровеннее, весьма скептически относился к прессе. И к служителям ее. Интересные у меня знакомые, правда? Самая главная правда заключалась в том, что при слове «журналист» лицо майора Здоренко вместо обычного своего темно-красного цвета приобретало какой-то неправдоподобно бурый, и он начинал орать так, что даже кирпичи на окружающих зданиях старались уменьшиться в размере от страха. Журналистов майор не любил и не терпел, а вот со мной почему-то всегда ладил. Ладил — это в его понимании, а не в общечеловеческом. Или он лично ко мне проникся такой эксклюзивной симпатией, или это я нашла какой-то ключик к его сердцу, что одно и то же, уже не помню подробностей. Одно без сомнения: среди всей массы тарасовских журналистов майор выделял и нашу газету, и меня лично, и отношения у нас были почти терпимые. Это не означает, что он не орал, когда случайно натыкался на меня. Орал — и очень громко. Но я всегда могла рассчитывать на его помощь и прекрасно об этом знала. Как бы ни орал в ответ на мой звонок майор Здоренко, на помощь он прийти должен обязательно. Пока я набирала номер телефона майора, я не спускала глаз с придурка в кепке, оккупировавшего мой кабинет. Мне показалось, что он в это же самое время рассматривал и нас с Маринкой, не переставая разговаривать по телефону. Маринка даже махнула ему один раз рукой. А он не ответил. Маньяк, что с него возьмешь! — А кто это такой? — прищурившись, спросил Ромка. — Что-то я не узнаю этого джентльмена… кепку еще надвинул на самый нос… Грузин, что ли? Или чеченец? Словно в ответ на эти слова, «джентльмен» отошел в глубь кабинета и перестал быть нам виден. — Здоренко! — рявкнула трубка у меня в руках, и я, вздрогнув, откашлялась и начала разговор. — Товарищ майор, — крикнула я, — у нас в редакции засел бандит! — Это ты, что ли, Бойкова? — сразу же сменив громкий крик на недовольное брюзжание, проворчал майор. — Ну да! Он заперся! — снова крикнула я, предусмотрительно отодвигая трубку подальше от уха: майор мог заорать в любую секунду, и нужно было к этому приготовиться. — Он-то, может, и заперся, — продолжая демонстрировать интонациями, что у него язва-гастрит-отрыжка и последняя степень печали, сказал майор Здоренко, — а вот ты-то, Бойкова, где? Пришлось пуститься в объяснения. Майор всегда отказывался что-либо понимать, если не вытрясал из меня максимально полной картины. Объясняя ситуацию майору, я не спускала глаз с окна своего кабинета. Вроде ничего особенного там не происходило. Пока. Точнее говоря, ничего не было заметно из ряда вон выходящего: ни взрывов, ни пожаров, ни еще какой-нибудь радости. Только открытое окно. И слегка шевелящиеся от ветерка шторы. — Охрану нужно ставить на весь день, — бубнила мне Маринка под ухом, — а то выгнали, понимаешь, из собственной редакции, и бродим здесь, как две бомжихи. Ты почему не позвонила просто в милицию? Зачем нам нужен этот майор? Время-то идет! Я сделала Маринке знак замолчать и прислушалась к тому, что мне говорил майор Здоренко. А говорил он давно ожидаемые слова в давно знакомом обрамлении. — Ну, в общем, выезжаю со своими ребятами, — вяло сказал майор, — заодно и на тебя посмотрю, редакторша. Но, судя по твоему рассказу, ты, Бойкова, ни хрена не изменилась! И, похоже, тебе это не грозит. — А как я должна была измениться? — спросила я, но в трубке уже раздалось наглое «пи-пи-пи», и я повесила ее на рычаг. — Ну что, нахамил? — тут же пододвинулась ко мне Маринка. — Он без этого не может. Солдафон противный! — Не без этого. А ты как думала? — вяло отозвалась я. — И я думала так же. Так почему же ты просто не позвонила по ноль-два? Зачем тебе эти словесные упражнения нашего майора, если не сказать похлеще? — «Ноль-два», говоришь, — повторила я. И еще раз взглянув на окно своего кабинета, направилась к киоску за сигаретами. — У тебя деньги с собою есть? — Не-а, — ответила Маринка и поплелась за мною следом. — А при чем тут деньги? Не переводи тему, мне же интересно! Я тебя спрашиваю: почему ты просто не вызвала ментов, а предпочла, чтобы на тебя снова наорали? — Почему? — Я остановилась и резко повернулась лицом к идущей за мною Маринке. Она ойкнула и остановилась. — Ты что? — А ты что же хочешь, чтобы завтра по обоим нашим местным телеканалам растрезвонили, что какой-то придурок ввалился в помещение редакции газеты «Свидетель», хитростью выманил оттуда двух дур, работающих там, и заперся в кабинете главного редактора? Мне такая реклама не нравится. Пусть уж лучше сейчас меня пять раз обругает майор Здоренко, но этим все и закончится, чем приедут какие-то незнакомые мальчики и начнут меня пытать своими допросами и бумажками. Теперь понятно, почему я позвонила туда, а не в «ноль-два», как ты предлагаешь? — Теперь понятно, — ответила Маринка, — только кричать не нужно, ладно? — А ты не доводи, — отрезала я и снова посмотрела на окно редакции. Окно было раскрыто, но за ним никого не было видно. Наверное, «наш» маньяк в кепке уже наговорился по телефону и теперь просто раскачивается в моем кресле. — А я не понял, как вы сами спаслись? — спросил молчавший до сих пор Ромка. — Потом, — сказала я. — Все объяснения потом. Когда потеплеет, — и скрестила руки на груди. Все-таки на улице стоял ноябрь. Хоть погода и здорово изменилась за последнее время, но ноябрь от этого все равно не стал августом. — Какой горячий мужчина, — опять пробормотала Маринка, посматривая на мое окно, — ну ничего, скоро ему станет еще горячее. Майор наш хоть и с изрядной долей злобной активности, но шутки понимает плохо. В данном случае это пойдет нам на пользу. Безусловно. — Посмотрим, — сказала я и схватила Маринку за рукав. — Ты что? — вздрогнула она и шарахнулась в сторону. — Смотри! Из окна моего кабинета показался пока еще не густой, но самый настоящий дым белого цвета. — Поджог устроил! Вот скотина! — крикнула Маринка и топнула ногой от злости. — Ну что теперь, пожарных вызывать? А у меня зонтик новый в столе лежит! — Хороший зонтик? — рассеянно спросила я. — Ну я же тебе показывала! Зонтик-трость, очень элегантный такой, ручка еще бамбуком отделана. Маринка от досады несколько раз топнула ногами и скомандовала Ромке, чтобы тот заткнул уши. Она собралась всласть поругаться, но тут из-за поворота резко вырулили две «Газели». Почти не сбавляя скорости, они еще раз повернули и остановились перед зданием редакции. — Это наши! — крикнула я. Двери «Газелей» распахнулись, и из них выскочил примерно с десяток добрых молодцев в камуфляже. Половина из них кинулась в здание, вторая половина побежала вокруг него. Из первой «Газели» не спеша выгрузился — по-иному и не скажешь — майор Здоренко. Он поправил на голове фуражку, повертел головой в разные стороны и, засунув руки в карманы кителя, задрал голову вверх и посмотрел на окно моего кабинета. — Пошли, — сказала я Маринке. — Ромку возьми за руку. А то еще, не дай бог, потеряется. — Я не потеряюсь! Я — взрослый! — совсем некстати заявил о своих правах Ромка, но с Маринкой это не прошло. — Молчать, подкидыш! — шикнула она, и Ромка решил больше не возникать. Очень правильное решение, между прочим. Мы перебежали через дорогу, и майор Здоренко, заметив нас, остановился, выпятив вперед живот, губы и козырек фуражки, и милостиво подождал, когда мы к нему приблизимся. — Ну что, Бойкова! Говорил я тебе… — начал майор, но не досказал, потому что рация, висевшая у него на плече, пролаяла несколько слов, и майор тут же отвлекся. — Эвакуируй всех людей из здания! — рыкнул он рации, и она в ответ, что-то каркнув, заткнулась. Майор, задрав голову, посмотрел на густейший дым, выползающий из окна моего кабинета. — Документы уничтожает? — деловито спросил он у меня. — Или дымовую шашку поджег? У тебя там много бумажек было, Бойкова? — Все важные документы у нас на диске компьютера или на дискетах в столе. Или в моем, или в Маринкином, — ответила я. — Жечь их не обязательно. — Можно просто об коленку поломать, — добавила Маринка. — Или магнитом потереть — я в каком-то журнале читала об этом. — Значит, просто диверсия, — пробурчал майор и добавил свое любимое: — Не живется тебе и другим жить не даешь, Бойкова. — Я никому жить не мешаю! — резко ответила я. — Кроме жуликов, мошенников, в общем, преступников и… другого антиобщественного элемента! — зачастила Маринка, но майор властным движением руки прервал все разговоры. — Вот вы тут стоите, девушки, вот и стойте, — сказал он. — А мы работать будем! Несколько человек из отряда майора подбежали к нему и вполголоса начали докладывать про обстановку внутри здания редакции и снаружи. Майор покивал, двоих рубоповцев оставил с собой, еще двоих послал стоять под окнами моего кабинета. Сам же майор, держа в руках рацию, как маршальский жезл, стоял гордо и важно, наверняка ожидая, что сейчас ему принесут скальпы всех его врагов. Ну или как минимум приведут их всех с петлей на шее. Мы втроем — я, Маринка и Ромка, — проникнувшись важностью момента, робко встали позади майора. Между прочим, не всякому журналисту выпадает возможность поприсутствовать при операции по задержанию особо опасного маньяка.