ГЛАВА 13 Диомед нежно погладил атласную кожу женщины, лежащей рядом в безмолвном спокойствии. Его кровь, струившаяся по венам Айседоры, обезвреживала токсины и восстанавливала силы. Тени под глазами Исы исчезали — к утру она должна поправиться Длинные ресницы неподвижно лежали на щеках — Айседора мирно спала впервые с тех пор, как вернулась в логово. Диомед с удовольствием забрал бы у неё воспоминания о последних часах, но прекрасно знал, что она не позволит. Он очень давно понял: его Иса далеко не пугливая лань и не нежная фиалка. В дверь покоев отрывисто постучали костяшками пальцев. Диомед закрыл глаза и почувствовал измученного и уставшего Итона. С быстрым исцелением Исы к старшему вампиру возвращалась прежняя сила, но восстановление Таноса займёт, похоже, куда больше времени. Диомед перекатился на край матраса, стараясь не потревожить подопечную. Потом встал и подошёл к двери. Открыв, он попытался скрыть реакцию на стоявшего за порогом мужчину. Итон был мрачен. Больше, чем раньше, если такое вообще возможно. Диомед быстро схватил старейшину за руку. — Что случилось? Таносу стало хуже? Точёные скулы Итона, которые раньше придавали ему молодой и задорный вид, теперь болезненно выступали под натянутой кожей. — Нет. Ему лучше. — Тогда не понимаю, — произнёс Диомед, подводя брата к одному из кресел в покоях. — Почему ты такой усталый, такой измученный? Тебе же тоже должно становиться лучше. Итон провёл пальцами по волнам блестящих светлых волос, спадающих на лоб, и вздохнул. — Он проснулся. Итон сел, а Диомед, облегчённо вздохнув, выпрямился. — По-моему, это хорошая новость. — Я тоже так думал. Но, Диомед, он злится. Он очень сильно злится. — Ну, это понятно. То, что с ним случилось, любого бы… — Нет. Он злится не на то, что сделал человек. Он злится, что его спас я. Диомед опустился у кресла на колени и положил руку на ногу брата. — А что ты ещё мог сделать? Посмотрев на Диомеда устало, Итон поморщился. — Умереть. — Нет, — не согласился тот. — Танос понимает, что этот вариант никогда не будет приемлем. Он умрёт — умрёшь ты. Естественно, он не ждёт от тебя такой жертвы. Итон сжал пальцами виски. — Как я уже сказал, он очень зол. — Дай мне с ним поговорить. Может, я смогу объяснить твои действия. Итон невесело рассмеялся. — О, он знает. Но как только увидел своё лицо… — Левый глаз Итона начал подёргиваться. — Или то, что от него осталось, все мои слова оказались впустую — он ничего не слышал. Диомед встал и отвернулся. Итон был подавлен. Диомед же прекрасно знал, каково пережить такую травму. Прийти в себя после ужаса и осознать, что никогда уже не будешь прежним. Диомед никогда не говорил о том, что с ним случилось. Никому, кроме Айседоры. Василиос знал только в общих чертах. Но если это поможет Таносу и исцелит Итона, он готов обнажить свою душу. — Возможно, будет разумным позволить мне поговорить с твоим первообращённым. Я был в… подобной ситуации. Итон нахмурился и поднял глаза. — Что ты имеешь в виду? Диомед отвёл взгляд от того, которого знал дольше, чем просуществовало большинство цивилизаций, и прошептал: — Я тоже прошёл через подобный кошмар. Только мои шрамы там, где никто не видит. Итон окинул взглядом одетую фигуру Диомеда, но тот больше ничего не сказал. — Ты сделаешь это для меня? Выдашь настолько личную тайну, что даже я о ней не знаю? Диомед быстро кивнул. — Это нужно, что помочь тебе, Таносу и, в конце концов, всем нам. Поэтому, да, сделаю. Итон поднялся с кресла и, подойдя к Диомеду, сжал его плечо. — В глубине души ты не такой уж и темпераментный, правда, брат? Диомед усмехнулся, искренне с этим не соглашаясь. — Думаю, Айседора считает иначе. У меня из головы не выходит, как эта троица безрассудно отправилась на поиски. Я так разозлился на Ису, что она пошла на поводу у вспыльчивого Аласдэра, и наказал её. Возможно, не следовало быть таким жестоким. Итон с трудом улыбнулся. Казалось, улыбка причиняла ему боль. — Твоя Иса прекрасно знает, кто ты, Диомед. Пожалуй, лучше всех остальных в пределах этих стен. Если ты её наказал, значит, она заслужила и поняла, что натворила. Эта женщина целует землю, по которой ты ходишь. Как бы ты ни поступил, ты всё делаешь правильно. — Возможно. — Определённо. Диомед оглянулся на укрытую балдахином кровать, потом снова посмотрел на Итона. — Я навещу твоего Таноса, когда она проснётся и когда мы разберёмся с пленниками. Итон подошёл к двери и взялся за ручку. — Я ценю твою помощь. Хоть и не уверен, что это принесёт пользу. Вновь пережить ужас из прошлого все равно, что вытащить со дна моря сгнивший труп, но если это поможет брату и Таносу, Диомед готов воскресить своих демонов… хотя бы для того, чтобы убить их снова. Озеро Копаида 250 г. до н. э. Отдалённый звук барабана задавал тяжёлый и зловещий ритм. В такт с нервным биением сердца Диомеда, которого волокли рядом с лошадью палача. Когда прошлой ночью Диомеду вынесли приговор, он не совсем понял, что происходит. Только когда его бросили в подвалах дворца дожидаться смерти в кишевшую крысами камеру, Диомед осознал, что его жизнь кончена. Две ночи назад принц Алексиос, наконец, разоблачил чудовище, которое скрывалось под личиной человека — по крайней мере, так он утверждал. Презренный сын повелителя долгие годы искал способ избавиться от Диомеда. С тех самых пор, как пригласил его, простого лакея, в свою постель, а тот отказался. И вот теперь Диомеда судили за то, что он подсматривал за принцем в его постели. Смешно, правда? На устроенном в спешке слушании смысл каждого слова был искажён, перекручен, только чтобы доказать вину лакея в отвратительных извращениях. Но Диомед был виновен лишь в том, что привлёк нежелательное внимание принца. По словам Алексиоса, его пленили необычного цвета волосы Диомеда. Таких волос он не видел никогда, поэтому желал к ним прикоснуться. Единственная проблема заключалась в том, что Диомеда это не интересовало. Нет, секс ему нравился, предпочтительно с женщинами, но в такое затруднительное положение он попал благодаря нездоровой одержимости наблюдать за любым сексуальным актом. Слишком поздно Диомед понял, что те, за кем он подсматривал, были принц и один из сыновей члена совета, а к таким вещам Алексиос относился, мягко говоря, не слишком благосклонно. Правда, конечно же, осталась за пределами процесса слушания. — Пошевеливайся! Вместо того чтобы ускорить шаг, Диомед споткнулся и выругался — острый камень рассёк его босую ступню. Чёрный капюшон, наброшенный на голову, не позволял рассмотреть ничего вокруг, кроме грязной дороги, что вела в сторону озера. Озера Копаида. В обычные дни — умиротворённое место. Но сегодня — иначе. Сквозь решётку окна в подземелье заглянуло серое утро, и Диомед подумал, что, возможно, оно предвестник событий, ожидавших его на закате солнца, в сумерках. Уготованная молодому мужчине смерть не была ни быстрой, ни безболезненной. Говорили, что она походила на настоящий ад на земле, и Диомед подумал, что, возможно, он её заслужил, раз его привлекали извращения. Верёвку, которая стягивала руки, дёрнули влево, и когда лошадь повернула в том же направлении, Диомеду ничего не оставалось, как пойти следом. Обречённо ступая шаг за шагом, он уловил впереди приглушённые голоса. Толпа. Конечно же, принц устроит из казни представление. Лошадь остановилась. Шёпот начал набирать силу и превращаться в возмущённый, но ещё тихий рокот. Волнение. Извращённое возбуждение в преддверии публичной казни. Диомед никогда этого не понимал. Волны с хлюпающим звуком набегали на берег. Сидевший верхом на лошади мужчина стянул с головы Диомеда капюшон, и толпа, как по команде, ахнула. После ночи в заточении его длинные серебристые волосы были грязными и спутанными, а одежда свободно болталась на высокой худощавой фигуре. До ноздрей донёсся сладкий аромат мёда с молоком. Натолкнувшись взглядом на несколько бочек, привязанных сзади к телеге, Диомед понял, откуда он исходил. От тошнотворного запаха скрутило желудок — пленник знал, для чего использовали эту смесь. — Тихо-о-о! Помните, мы собрались тут не для веселья, — прозвучал за спиной до боли знакомый голос. Похоже, принц Алексиос ни за что не пропустил бы именно сегодняшнее представление. Казалось, что в его правлении это был единственный поступок, которым можно было бы гордиться. Печально, особенно если учесть, что в целом, Диомед был никем, просто угрозой конкретно для этого мужчины.