Шифровка из Московского центра одобряет его выбор жилья и требует от Сергея подробной информации о двух других северолондонских районах — наглядное подтверждение перфекционизма Аннеты. Особый упор делается на публичные парки: пешеходный и транспортный доступ, время работы, присутствие охранников, смотрителей и «бдительных элементов». Их также очень интересует расположение скамеек, беседок, эстрады для оркестра и наличие парковки. Наша радиотехническая разведка докладывает о необычно оживившемся дорожном движении вокруг северолондонского представительства Московского центра. После возвращения из Карловых Вар мои отношения с Домом Тренчем переживают вполне ожидаемый медовый месяц, даже притом что Русский отдел незаметно отстранил его от всего, что связано с операцией под кодовым названием «Звёздная пыль» (ЗП), — так компьютер нашего Главного офиса рандомно окрестил наблюдение за обменом информацией между Московским центром и агентом Камертоном. Но Дом, как всегда, убеждён: всё ещё можно переиграть, и по-прежнему пребывает в возбуждении от того, что под моими отчётами стоит и его имя. Он понимает свою зависимость от меня, и его это напрягает, чему я про себя радуюсь. * * * Я обещал Флоренс позвонить, да всё откладывал из-за этой эйфории. Вынужденная передышка, пока мы ждём решающих инструкций из Московского центра, даёт мне подходящий момент исправиться. Прю уехала на выходные за город к больной сестре. На всякий случай звоню, чтобы проверить. Её планы не изменились. А вот Флоренс я не стану звонить ни из Гавани, ни со служебного телефона. Придя домой, я съедаю холодный пирог с мясом и почками, выпиваю две порции скотча и, вооружившись мелочишкой, прогуливаюсь до одной из последних в Баттерси телефонных будок, где набираю номер, который она мне дала. Я ожидаю включения очередного автоответчика, но вместо этого слышу голос запыхавшейся Флоренс. — Подождите, — говорит она и, закрыв ладонью трубку, кому-то кричит в пустом, судя по звуку, доме. Слов я не могу разобрать, зато слышу эхо голосов, словно на морском пляже, сначала женский, потом мужской. И снова мне, чётко и деловито: — Да, Нат? — Ещё раз привет. — Привет. Если я ожидал услышать нотки раскаяния, то их нет ни в её голосе, ни в эхе. — Я звоню, потому что обещал. У нас остались кое-какие вопросы, — говорю я и сам удивляюсь, что вдаюсь в объяснения, хотя объясняться должна она. — Какие вопросы? Профессиональные или личные? — спрашивает она, и я чувствую, что начинаю заводиться. — Вы написали в эсэмэске: «Мы можем поговорить, если хотите», — напоминаю ей. — Принимая во внимание то, как вы ушли, я нашёл это предложение многообещающим. — А как я ушла? — Мягко говоря, внезапно. И, если на то пошло, весьма неуважительно по отношению к вашим подопечным, — огрызаюсь я. Следует долгое молчание, и я уже сожалею о своём грубоватом выпаде. — Как они? — спрашивает она. — Ваши подопечные? — А кто ж ещё? — Очень по вам скучают, — говорю я уже куда мягче. Молчание. — Бренда тоже? Бренда — рабочий псевдоним Астры, разочарованной любовницы Орсона, нашего главного источника в операции «Розовый бутон». Я уже готов ей высказать с некоторой суровостью, что Бренда, узнав о её уходе, отказалась с нами сотрудничать, но, услышав спазм в горле, смягчаюсь. — С учётом обстоятельств справляется неплохо. Спрашивает про вас, но понимает, что жизнь продолжается. Ау? — Нат? — Да? — Пригласите меня на ужин. — Когда? — Поскорее. — Завтра? — Хорошо. — Предпочтительно рыбное? — уточняю я, вспомнив про рыбный пирог, который мы с ней ели после презентации «Розового бутона». — Мне насрать, что мы будем есть, — отвечает она и отключается. Все известные мне рыбные рестораны входят в доступный перечень финансового отдела, а это означает, что мы можем запросто встретить коллег, пришедших перекусить со своими осведомителями. Спасибо, не надо. Я нахожу модный ресторан в Вест-Энде и забираю из банкомата кучу купюр, так как не хочу, чтобы счёт за ужин засветился в нашем семейном банковском счёте. Иногда ты попадаешься за грехи, которых не совершал. Я заранее выбираю угловой столик, где нас не побеспокоят. Лондон страдает от затяжной жары. По привычке прихожу заранее и заказываю скотч. Ресторан почти пустой, а официанты напоминают сонных ос. Через десять минут появляется Флоренс в летнем варианте рабочей одежды: строгая военная блуза с длинными рукавами и стоячим воротником. И никакой косметики. В Гавани мы начинали с вежливых кивков и дошли до воздушных поцелуев. Сейчас вернулись к холодному «привет». Она ведёт себя со мной как с бывшим любовником, каковым я никогда не был. Прикрытый огромным меню, я предлагаю ей бокал шампанского. В ответ следует короткое напоминание, что она пьёт только красное бургундское. Против морского языка она не возражает, только небольшого. А для начала согласна на краба и авокадо, если я себе заказал. Я заказал. Меня интересуют её руки. На безымянном пальце, где раньше красовалось массивное золотое кольцо с печаткой, появилось обшарпанное серебряное колечко, усыпанное красными камешками. Оно ей великовато и не совпадает со светлой полоской, оставленной предшественником. Покончив с заказом, мы возвращаем огромное меню официанту. До сих пор она умело избегала зрительного контакта. И вот наконец смотрит мне в глаза, и в её взгляде ни грана раскаяния. — Что вам сказал Тренч? — вопрошает она. — Про вас? — Да. Про меня. Вообще-то это я должен ей задавать неудобные вопросы, но у неё на сей счёт своё мнение. — Что вы излишне эмоциональны и зря вас брали на работу, примерно так, — отвечаю ей. — Я ему сказал, что в моём представлении вы не такая. К тому времени вы уже покинули офис, поэтому разговор носил чисто умозрительный характер. Вы могли мне всё рассказать во время нашей игры на корте. Могли мне позвонить. И не сделали ни того ни другого. — Вы тоже считали, что я излишне эмоциональна и меня взяли зря? — Мне повторить? Я сказал Тренчу, что в моём представлении вы не такая. — Я спросила, что вы считали, а не что вы ему сказали. — А что я должен был считать? «Розовый бутон» стал разочарованием для всех нас. Но нет ничего экстраординарного в том, что спецоперация отменяется в последнюю минуту. Естественно, я считал, что вы действительно погорячились. И что, возможно, у вас с Домом какие-то личные проблемы. Которые меня на касаются, — добавляю я со значением. — Что ещё он вам сказал о нашем разговоре? — Ничего существенного. — Он не упомянул в разговоре свою милейшую супругу, баронессу Рэйчел, видную представительницу тори, управляющую частными активами? — Нет. А должен был? — Вы, случайно, с ней не дружите? — Даже не знаком. Она делает глоток красного бургундского, потом глоток воды, оценивает взглядом, можно ли мне доверить столь важную информацию, и, вздохнув, выдаёт: — Баронесса Рэйчел является генеральным директором крутой компании по управлению частным капиталом с престижным офисом в Сити. Сама её и основала вместе с братом. Только для частных клиентов. Если у вас на счету меньше пятидесяти миллионов долларов, даже не звоните. Я думала, вам это известно. — Нет. — Компания специализируется на офшорах. Джерси, Гибралтар, остров Невис. Слыхали про Невис? — Пока нет. — Невис — вершина анонимности, о нём мало кто знает. А на самом Невисе никто ничего не знает о владельцах множества компаний, у них зарегистрированных. Чёрт-те что. Её раздражение адресовано ножу и вилке в бесконтрольно дрожащих пальцах. Она бросает их на стол и делает затяжной глоток бургундского. — Мне продолжать? — Пожалуйста. — Баронесса Рэйчел и её брат осуществляют управление безымянными, не связанными между собой офшорными компаниями общим числом четыреста пятьдесят три, зарегистрированными преимущественно на острове Невис. Ответственности не несут, контролю не подлежат. Вы меня слушаете? У вас такое лицо… — Исправлюсь. — За свои инвестиции их клиенты требуют, помимо полной секретности, высоких процентов. Пятнадцать — двадцать… иначе какой смысл. Основная клиентура баронессы и её брата из суверенной Украины. Среди ключевых игроков — украинские олигархи. Из вышеназванного числа сто семьдесят шесть анонимных компаний владеют недвижимостью премиум-класса в Лондоне, в основном в Найтсбридже и Кенсингтоне. В числе прочего и дуплексом на Парк-лейн. Им владеет компания, которой владеет другая компания, которой владеет трастовый фонд, а тот принадлежит — кому бы вы думали? — Орсону. Это неопровержимые факты. С конкретными цифрами. Я избегаю драматической реакции, Контора этого не поощряет. Поэтому вместо ожидаемого возмущения я обращаю внимание трёх официантов, затеявших бесконечный спор, на то, что наши бокалы пусты. Чем наверняка вызываю её раздражение. — Вас интересует продолжение или нет? — требует она ответа. — Ещё бы. — Когда баронесса Рэйчел не обслуживает своих бедствующих олигархов, она заседает в подкомитетах Казначейства как кооптированный член палаты лордов. Она присутствовала при обсуждении операции «Розовый бутон». Протокол совещания не сохранился. Пришёл мой черёд сделать большой глоток вина. — Я правильно понимаю, что вы не один день отслеживали предположительные стыковки? — спрашиваю я. — Возможно. — Давайте пока отставим в сторону вопрос, откуда вам всё это известно и насколько соответствует действительности. Какую часть данной информации вы донесли до сведения Дома во время вашей очной встречи? — Значительную. — А если точнее?