Не обращая внимания на грубость, Сонька сунула Блохе в руку небольшой моток прозрачной лесы – и где только разжилась, чертовка? – За ручку привяжи и спусти прямо со всем барахлом за иллюминатор. А второй кончик за винт облицовочный зацепи. У тебя ж отвертка есть! В жизнь никто не заметит, разве что в порту… – Говорил тебе, Софья, и еще раз скажу: мужиком тебе надо родиться было! – Вот еще! – фыркнула та. – Ты скажи лучше: платье приличное есть там? – Есть, кажись. Сей момент тебе отдать? На себя взденешь, под арестантское… – Не, Сема, потом. Рано еще… ⁂ Капитан Винокуров вызвал старшего помощника, кивнул на барометр: – Видели, батенька? Вечером вчера еще начал падать… – Видел, Сергей Фаддеич, – пожал плечами Промыслов. – Нешто нам привыкать? – Нам-то ладно. А арестанты? Да и караульная команда, по моему убеждению, ничего серьезнее Финских шхер[53] не видела. Наверняка в лежку лягут! Я уж, грешник, после Коломбо возрадовался: ну хоть на один рейс минует нас чаша сия… Сглазил, выходит! Промыслов выглянул наружу, где над кораблем все еще ярко синело небо и палило солнце. Однако прямо по курсу «Ярославля» яркую голубизну сменяли серые рваные облака, застилавшие горизонт. – Полагаю, уже днем ветер усилится. И бить шторм нам будет в правую «скулу». Так что и бортовая, и килевая качка нам обеспечена! И не поманеврируешь тут особо: острова и рифы. Капитан помял подбородок и выдал целую серию распоряжений: – Передайте на камбуз: с обедом для арестантов пусть поторопятся. Вахте – убрать и закрепить все паруса. Подвахтенные пусть проверят крепление палубного груза. Предупредите арестантов: будет сильное волнение! Ничего страшного, но иллюминаторы придется задраить. Да и верхние люки, пожалуй, тоже: волны через всю палубу гулять будут. Всех экипажных матросов, и марсовых в первую очередь, с караула снять! – Стало быть, господин капитан, и трюмы без караула останутся? – А чего вы так беспокоитесь, батенька? Куда ваши арестанты из задраенного трюма подеваются? Посоветуйте им держаться во время шторма за что-нибудь, на верхние шконки пусть не лазят, чтобы не слететь. Ужинать, скорее всего, сегодня не придется – да и не до ужина нашим пассажирам, думаю, будет! Завтра к обеду, даст Бог, все кончится. Волнение останется, конечно, но болтанки сильной уже не ожидаю. – Разрешите выполнять? – Промыслов совсем было совершил четкий разворот налево, но, не перешагнув через комингс, задержался. – Сергей Фаддеич, пассажиры ко мне с жалобой приходили. Собирались и до вас дойти. Титулярный советник Ванеев с семейством, каюта второго класса, следует из Адена до Сингапура. – Ну, что там у них? – ворчливо отозвался Винокуров, роясь в лоцманских картах. – Вот нашли, прости господи, время жаловаться… – Суть такова, Сергей Фаддеич: вчера вечером их каюту посетил морской черт, застигнутый на месте Ванеевым-младшим. Черт унес несколько бутылок, а также саквояж с брюками господина Ванеева и платьем его супруги, – сохраняя изо всех сил серьезный вид, доложил Промыслов. Однако в конце доклада все же не выдержал, фыркнул. Винокуров подозрительно прищурился на старпома: – Вы что, батенька, серьезно мне обо всем этом говорите? Настроение решили поднять капитану? Так я, кажется, повода не давал-с! – Разрешите идти? – понял неуместность обращения Промыслов. – Идите! Вот если бы о ей-богу ни пару русалок еще увидали – ну, тогда дело другое! – проворчал вслед Винокуров, сглаживая выговор. – Тогда и расследование можно было бы предпринять! Перепьются, черти, вот и мерещится им всякое! Глава шестая (июль 1903 г., пролив Лаперуза) Провожать инспектора Главного тюремного управления титулярного советника фон Берга на причал пришла такая уйма народа, как будто речь шла об отбытии знаменитого полярного исследователя, либо одного из великих князей. Это раздражало Агасфера, тем более что подавляющее большинство провожающих было чиновниками тюремной администрации Сахалина, прибывших за несколько дней до этого с острова на каботажном судне и направлявшихся в отпуска – кто в Европу, кто в европейскую Россию. Из коммерсантов сочли своим долгом проводить будущего коллегу-коммерсанта Генрих Шнитке, гласный городской думы и купец первой гильдии Яков Лазаревич Семенов с компаньоном, обрусевшим шотландцем Георгием Филипповичем Демби. И хотя Семенов с Демби долго задерживаться на причале не стали, прочие присутствующие переглянулись: очевидно, вопрос о рыбоконсервной фабрике был делом решенным. Замечено было присутствие на причале и двух японцев, одетых строго по-европейски. Своим присутствием они Агасфера не обременяли: поздоровавшись, скромно отошли в сторону и так до отхода баркаса и простояли, заложив руки за спину. Обыватели признали в более рослом японце коммерсанта из Нагасаки, изредка наведывающегося во Владивосток и на Сахалин. Какие дела связывали титулярного советника и японцев – никто, кроме Даттана, не знал. Прослышав об отъезде на Сахалин главного инспектора ГТУ, счел своим долгом проводить его и заведующий арестными домами Владивостока Синицын. Безмерное удивление многих присутствующих вызвало появление на причале вечно занятого председателя Владивостокского окружного суда Черепанова. Впрочем, Николай Васильевич и здесь остался верен себе: прискакав на казенном выезде едва не в последнюю минуту перед отходом баркаса на «Ярославль» и что-то жуя на ходу, он торопливо пожал Агасферу руку, пожелал всяческих успехов на его поприще, передал засургученный пакет для канцелярии губернатора Сахалина и тут же умчался. Свидетели, однако, отметили, что перед прощанием Черепанов отвел фон Берга в сторонку и о чем-то с ним переговорил. Сахалинцев среди провожающих было человек восемь, больше половины – с супругами. Держали они себя с Бергом запанибрата, на манер старых добрых друзей и наставников – будто познакомились с ним не позавчера в «Немецком клубе», а 100 лет назад. Да, именно позавчера, в «Немецком клубе», где Берг с супругой скромно ужинали, сахалинцы навязали им знакомство и уже через самое малое время кто-то из них полез пить с Агасфером на брудершафт. А коллежские асессоры Будников и Прозоров-Акулинин и вовсе попробовали перейти на «ты». Довольно резко осадив нахалов (что нисколько их не смутило), Агасфер попытался найти оправдание застольной бесцеремонности островитян. Ели и в особенности пили они каждый за троих, наперебой окликали официантов и требовали кто рому, кто «очищенной», кто шустовского. Выпив неимоверное количество спиртного, островные чиновники вскоре заметили в обеденном зале Агасфера и всей толпой, словно стая черных птиц, перепорхнули к нему за стол. Никаких попыток рассчитаться при расставании с Агасфером за выпитое ими, разумеется, сделано не было. Оставшись наедине с Даттаном, Берг, возмущенный простотой их нравов, желчно поинтересовался – какого черта они примчались во Владивосток еще до прибытия сюда «Ярославля»? Ведь морскому посланцу далекой Одессы предстояло еще не менее недели простоять на рейде Владивостока, частично разгружаясь, а потом потратить две-три недели на выгрузку грузов и арестантов сначала в Корсаковском, а потом в конечном пункте маршрута. Итого получалось не менее месяца. Посмеиваясь и выпуская аккуратные колечки сизоватого дыма «манилы», Даттан растолковал Агасферу, что всех пассажиров «Ярославль» взять не сможет: на нем всего одна каюта 1-го класса и три – 2-го. Палубные места – не в счет: они предназначены для самых непритязательных пассажиров, в данном случае – возвращающихся с острова-каторги отбывших срок арестантов и ссыльнокаторжных. Поэтому отпускники и прибыли заранее, чтобы перехватить места на немецком либо японском грузо-пассажирских пароходах, не придерживающихся точного расписания при заходе во Владивосток. – Что же касается бесцеремонности новых знакомых, то привыкайте, барон, привыкайте! – хмыкнул коммерсант. В числе провожающих на причале была, разумеется, и Настенька, опекаемая Даттаном. Неподалеку на причале скромно мыкался доктор Якобзон, не желающий упускать из виду пациентку и здесь. И даже хозяин ресторации Бронштейн счел своим долгом проводить лучшего клиента корзинкой выпечки «на дорожку». Столь пестрый цветник не мог не вызвать несколько ехидных реплик Даттана, уверявшего, что, проживи господин фон Берг во Владивостоке еще хотя бы пару месяцев, его непременно выбрали бы в гласные городской думы и в предводители коммерческого сообщества города. Агасфер вежливо улыбался в ответ и напряженно размышлял: не сделал ли он ошибку, поручив супругу заботам этого человека? Дело было не в ревности и даже не в легкомыслии Настеньки. После визита Агасфера в китайскую слободку, предпринятую им по наущению Адольфа Даттана, в Петербург и в Москву ушло сразу несколько невинных по содержанию телеграфных депеш на имя подруг Настеньки, в том числе и Софьи Быстрицкой. Конечным получателем этих депеш был, разумеется, начальник Разведывательного отделения ротмистр Лавров. Что же касается вопросов, зашифрованных в этих депешах, то главным персонажем в них был Адольф Васильевич Даттан. Устроив Агасферу рандеву с японским резидентом, Даттан, вольно или невольно, расшифровал себя если не как разведчик, то как посредник «самураев». О тесных профессиональных связях германской и японской разведок знала вся Европа. Агасфера же в данном случае интересовал один аспект: действовал ли коммерсант лишь по просьбе японцев, потерявших его в Иркутске? Или Германия и Австро-Венгрия давала таким образом понять, что не собирается упускать Агасфера из виду после ущерба, нанесенного им в европейском «рейде»? Вопрос был крайне важным, но во Владивостоке Агасфер найти на него ответ не мог. Здесь некому было предъявить «мандат» за подписью военного министра Куропаткина, как в Иркутске: во Владивостоке «рулила» военно-морская контрразведка, подчиняющаяся своему министру[54]. Только Лавров в Петербурге, на межведомственном уровне, мог договориться если не о сотрудничестве, то об адресной помощи своему агенту в конкретном случае. Называть имя Агасфера, усиленно разыскиваемого не только австрийской разведкой, но и директором Департамента полиции Лопухиным, было рискованно. Однако начинать многоходовую комбинацию с Японией через Сахалин вслепую было еще опаснее. К тому же в Главном морском штабе могли поинтересоваться агентом, заброшенным столь далеко, да еще и в «морскую епархию». Утаивать имя от коллег и смежников было бы некорректно, а называть – опасно: место пребывания Агасфера могло тут же стать известным Лопухину. А его реакцию в этом случае предсказать было сложно. Тем не менее, вернувшись из слободки, Агасфер составил текст этих депеш и попросил Настеньку переписать их своей рукой: было бы странным, если бы телеграфист обратил внимание на мужскую руку посланий к подруге жены и с ее же подписью. И пока Настенька трудилась, Агасфер продолжал напряженно размышлять над целесообразностью предпринятой акции. Судя по отзывам опытного Лаврова, выявление иностранных шпионов и составление на них более-менее подробных досье никогда не было сильной стороной военно-морской контрразведки. Он даже не исключал и того, что во Владивостоке и вовсе нет морских контрразведчиков как таковых. В том и другом случаях запрос будет бесцельным, и лишь насторожит Главный морской штаб известием о пребывании во Владивостоке глубоко законспирированного агента из РО, породит встречные вопросы и даже может положить начало нудной и никому не нужной межведомственной сваре. Ответ от подруги – такой же пространный, как и сами депеши – пришел во Владивосток на пятые сутки. В расшифрованном виде он гласил: «Интересующее вас лицо является натурализованным немцем. Завербован германской разведкой в 1888 году, с 1894 года выведен за штат. Коммерсант. Выполняет редкие отдельные поручения Генштаба Германии, не связанные с нанесением вреда стране пребывания. В мирное время ориентирован на консультационную помощь службам Японии. Статус данного ИВЛ может быть изменен в критической международной ситуации. Дополнительные сведения об ИВЛ – только в самом крайнем случае на главпочте, через предъявителя трехрублевой ассигнации № БС 338541 =София». Полученной шифровкой Агасфер был разочарован. Единственное, чего он не знал, был год вербовки Даттана и год расставания разведки с ним. Остальное, в том числе и активизация агента в критической ситуации, то бишь в военное время, было предсказуемым. Дополнительные сведения? А какие, к черту, ему могли понадобиться дополнительные сведения? Тем не менее через день-два после получения шифровки, воспользовавшись отсутствием Настеньки, Агасфер счел уместным дать понять Даттану, что в дурачка он играть не желает. Тот, по обыкновению подняв брови домиком, догадке приятеля ничуть не удивился: – Да, я иногда помогаю своим японским друзьям, мой милый барон! Это что-то вроде игры, добавляющей в кровь адреналинчика. А кто бы не играл, живя здесь, в двух шагах от этой страны? Что же касается вас, то, клянусь, визит в слободку ничем вам не угрожал – я получил на сей счет самые исчерпывающие гарантии. И потом, – Даттан лукаво прищурился, – и потом, разве вы, господин Берг, не играете с нашими желтенькими друзьями в те же самые игры? И разве не вы подтвердили в свое время свою верность им даже в письменном виде? Выпустив, по обыкновению, несколько колечек дыма, коммерсант резюмировал: – С волками жить – по-волчьи выть, барон! К тому жемне кажется, ваша игра с ними будет посерьезнее моей! Так что не стоило, полагаю, тратить уйму денег на депеши и занимать массу телеграфного времени. Спросили бы меня прямо – и получили бы прямой ответ! Агасфер промолчал, мысленно признав правоту немца-коммерсанта, разнюхавшего и про депеши в Петербург. Тем временем наступило время расставаться. С «Ярославля», стоящего на рейде в 10–12 кабельтовых[55] от причала, долетело два длинных хриплых гудка. Первыми прощаться к новому другу полезли сахалинцы, наперебой давая советы и категорически предупреждая против излишнего гуманничанья с каторгой. – Наверняка встретите на Сахалине нашу местную знаменитость, Соньку Золотую Ручку, – вспомнил кто-то. – А разве она не уехала после окончания срока ссыльнопоселенства? – сделал вид, что удивился сему обстоятельству Агасфер. – Кончился срок, кончился! И уезжала она вроде с острова, мы даже перекрестились все! – наперебой затараторили островитяне. – Кстати, уезжала-то она сюда, в Приморскую область! – Имела жительство в Имане[56], по распоряжению генерал-губернатора, – вставил Даттан. – Да вот что-то не понравилось мадам у нас, съехала обратно на Сахалин, к счастью! Агасфер в изумлении покачал головой, хотя в засургученном пакете от Черепанова, насколько он знал, содержались аналогичные сведения и даже объяснения столь неожиданного решения международной аферистки. – Господа отъезжающие пассажиры, прошу на борт! – крикнул рулевой с баркаса. – Наш капитан не любить ждать! И так восемь суток простояли-с! Агасфер обнял Настеньку, что-то прошептал ей на ухо, отчего супруга зарделась, и начал обход круга обступивших его людей. Третьим и четвертым в очереди стояли Семенов и его компаньон, шотландец Демби. Хлопнув Агасфера по плечу вместо рукопожатия, Семенов шепнул, но так, что услышали все находящиеся рядом: – Сорок четыре рубчика, компаньон! Именно столько телеграфисты содрали с меня за депешу в Норвегию. Подтверждение направлю письмом при первой же оказии. И своих людишек в Петербурге подключу, чтобы шевелили норвежцев. В конце концов, сведения о моей «рыбалке»[57] есть в столичном департаменте. Так что не извольте беспокоиться, компаньон! – О да, все будет о’кей, как говорят наши партнеры за океаном, – подтвердил Демби, пожимая Агасферу руку.