В номере опять воцарилась тишина. Карташов закурил и отошел к окну. Яна молча сидела в углу комнаты. Тут Роман вдруг поднял глаза на Ларису и почти прошептал: — Вы не можете… — Что не можем? — тут же отреагировал Карташов, повернувшись в его сторону. — Вы не можете со мной так поступить! — с отчаяньем в голосе выкрикнул Клубнев. — Я не хочу возвращаться. Я же не специально ее сбил. — Да вы не волнуйтесь, молодой человек, — устало вздохнул Олег. — Следствие разберется. Юноша опять уткнулся лицом в ладони и заскулил. — Госпожа Гольдфельд, — официально обратился к Яне Карташов, — а вы можете остаться. К вам у нас претензий нет. Разве что со стороны израильских властей… Яна покачала головой. — Нет, я поеду с Ромой. Ему понадобится моя поддержка. К тому же я могу выступить как свидетель. Я тоже была с ним в машине тогда, когда это произошло. — Как вам будет угодно, — пожал плечами Олег. Тут в дверь снова постучали, и в номер зашел полицейский. — Сопровождающий один, — пояснил бывший харьковчанин. — Но вас на спецмашине быстро доставят до аэропорта в Тель-Авиве. — Это просто замечательно, — искренне обрадовался Олег. — Но подождите, — беспомощно развела руками Яна. — Нам же надо собраться… — Собирайтесь, — разрешил Олег, — только побыстрее, пожалуйста. Нам не терпится вернуться назад в Россию. * * * Когда они прибыли наконец в Тарасов, Яна наотрез отказалась от поездки домой и отправилась вместе со своим любимым в отделение. Лариса и Олег с некоторой завистью смотрели на нее и Романа. Есть все-таки любовь на свете, и в возрасте, в котором находились эти молодые люди, это самое сильное и яркое чувство. И жертвенность Яны не могла не вызвать у них уважения. Однако им необходимо было сделать следующий шаг — вызвать Горецкую и объявить ей о том, что ее сын нашелся и обвиняется в совершении наезда на человека. Пока они ждали актрису в кабинете, Олег был возбужден и курил сигарету за сигаретой. — Не понимаю, чему ты радуешься? — удивилась Лариса. — Я не думаю, что Горецкая под наплывом материнских чувств признается в убийстве своего любовника. Кстати, что-то наша примадонна не торопится, — она взглянула на часы. — И неплохо бы узнать, как там чувствует себя пострадавшая Оксана. Она все еще в коме? — Я сейчас выясню, — засуетился Олег и набрал номер телефона больницы. — Мне почему-то немного жалко Романа. Какой-то он уж слишком беззащитный, — проговорила Лариса. — Ничего, у него есть защитники — мать, отец, влиятельные люди, — сказал Карташов, кладя трубку после разговора с врачами. — К тому же, кажется, и сам господь бог на его стороне. — Что случилось? — Мне сообщили, что состояние Оксаны пошло на улучшение. Она пришла в сознание. Скоро можно будет ее допросить. Если все так, как утверждает Роман, то, возможно, его и не придется сажать в тюрьму. В этот момент в дверь постучали, и в кабинет вошла Горецкая. Губы у нее были плотно сжаты, а вся фигура выражала высшую степень неудовольствия. За ней семенил ее супруг, депутат городской думы Иван Сергеевич Клубнев. «Так вот почему ее так долго не было, — подумала Лариса, — она связывалась с мужем». — Прошу вас, проходите, — сделал широкий жест Карташов, — а вы пока останьтесь за дверью. Последняя фраза адресовалась Клубневу и далась следователю с большим трудом. На лбу у него выступили капельки пота. Понятное дело, не каждый день ему приходится выпроваживать депутатов из своего кабинета. — Это еще почему? — возмутился Клубнев. — Речь идет о моем сыне! Лариса отметила, что супруги явно поменялись ролями. Горецкая тихо молчала, а вот ее супруг явно почувствовал тягу к театральным подмосткам. — Я обязательно вас позову, — как можно любезнее ответил Олег, — но пока мне хотелось бы поговорить с вашей женой. — Ну, хорошо, — со скрытой угрозой в голосе сказал Клубнев и вышел из кабинета. — Я не поняла, — вскинула брови Горецкая, — у вас что — ко мне какое-то отдельное дело? — Вы так и не вспомнили, кто такой Андрэ Амбесси? — спросил Карташов. — Нет, — совершенно ровным голосом ответила она. — Ваш стажер, — она презрительно посмотрела на Ларису, — в прошлый раз уже задавала мне этот вопрос. — Можно и повторить, — улыбнулась в ответ Лариса. Горецкая попыталась уничтожить ее взглядом, обведя глазами с ног до головы. Лариса легко выдержала этот взгляд, в свою очередь насмешливо посмотрев на актрису. Даже босоножки, которые она едва успела почистить от пыли Земли обетованной и на которых особенно задержала свой взгляд Горецкая, не испортили ей настроение. — Я видела вас вместе, — спокойно сказала Лариса. — Это произошло за несколько дней до того, как его убили. — Так я не поняла, что вы говорили по поводу моего сына? — проигнорировав вопрос Ларисы, повернулась Горецкая к Карташову. — Вашего сына обвиняют в том, что он сбил девушку и скрылся с места преступления, — официальным тоном сообщил Олег. — Вы имеете в виду эту проститутку? — насмешливо поинтересовалась в ответ Горецкая, кивая на папку, лежавшую перед Карташовым. — Мне уже поведали об обстоятельствах дела. Ваше начальство пошло навстречу… Она явно намекала на то, что Карташов в этом деле — никто, и все решения будут приниматься в обход его, на более высоком уровне. — Род занятий здесь не имеет значения. Он сбил человека и понесет за это наказание, — Олег упорно проявлял твердость. — Я могу его увидеть? — Я думаю, что это возможно, — немного помедлив, ответил Карташов. Горецкая снисходительно кивнула головой и более вальяжно расположилась на стуле. Ларису она просто не замечала. Держалась актриса по-прежнему спокойно и уверенно. — Вы можете получить свидание, — быстро переговорив с кем-то по внутреннему телефону, сообщил Карташов. — А ваш супруг ждет вас в коридоре. — Спасибо, — холодно поблагодарила Горецкая и встала со стула. — Простите, — остановила ее Лариса. — Что вы делали во вторник пятнадцатого июля вечером? Горецкая недоуменно посмотрела на Карташова. — Я что, должна отвечать? — удивленно спросила она. — Я думаю, это нормальный вопрос, — ответил Олег. — Здесь нет ничего предосудительного. — Хорошо, — повернувшись к Ларисе и вперившись в нее глазами, сказала Горецкая. — Я не помню точно, что я делала пятнадцатого июля вечером. По-моему, после спектакля в театре я направилась домой. — Кто это может подтвердить? — Муж и дети. Но они вряд ли вспомнят, когда именно я приехала домой, — Горецкая снисходительно посмотрела на следователя и Ларису. — Спасибо, — как можно вежливее улыбнулась Лариса. — А вас не затруднит еще вспомнить про четверг двадцать четвертого? Конкретно про первую половину дня… Горецкая тяжело вздохнула и, не глядя на Ларису, ответила: — В четверг мы ездили на дачу к друзьям. На весь день. Это могут подтвердить все. Но позвольте узнать, чем вызваны эти вопросы? — В эти дни были совершены преступления, которые так или иначе связаны с вами. Мы хотим проверить ваше алиби, — объяснил Карташов. — Могу я узнать поконкретнее? — Насчет первого вы наверняка и сами догадываетесь, — сказала Лариса. — Пятнадцатого был убит Андрэ Амбесси, тот самый африканец, связь с которым вы упорно отрицаете. Хотя ее может подтвердить и ваш сын. А двадцать четвертого была убита старушка баба Глаша, проживающая недалеко от санатория «Три березы», в который вы некогда, около тридцати лет назад, приехали вместе с негром из университета Патриса Лумумбы. Только его звали не Андрэ, а как-то по-другому. Может быть, даже Дени… Вы помните те славные времена? Лариса в упор смотрела на актрису. — Чушь какая-то! — дернула губой Горецкая. — При чем тут баба Глаша и моя жизнь тридцать лет назад?