Хотя меня просто переполняло волнение, я, однако, ничего не сказал своим спутникам, ибо слишком боялся, что и этот опыт провалится, а мои надежды вновь окажутся тщетными. Мы снова остановились у Макобу, где с превеликими удобствами и к немалому удовольствию двух уже упоминавшихся кузин прожили шесть или семь дней. Все это время я ходил к Ксибалбе по нескольку раз в день: мастер скрупулезно трудился над самым точным кристаллом, какой ему когда-либо случалось изготовить. Он раздобыл удивительно прозрачный топаз и вознамерился превратить его в диск такого размера, чтобы он прикрывал мой глаз от брови до скулы. Снаружи диск должен был оставаться плоским, что же до его толщины и кривизны вогнутой внутренней стороны, то здесь определить нужные величины можно было лишь опытным путем. Мастер стачивал камень совсем по чуть-чуть, раз за разом прилаживая кристалл к глазу и вновь всматриваясь в него. – Я буду делать камень все тоньше и мало-помалу увеличивать дугу кривой, – пояснил он, – пока мы не добьемся, чтобы кристалл уменьшал именно настолько, насколько тебе требуется. Тут важно не пропустить момент. Ведь если я сточу чуть больше, кристалл будет испорчен. Вот почему я возвращался к нему в мастерскую вновь и вновь. Когда один мой глаз наливался кровью от напряжения, я менял его на другой, и так до бесконечности. Но наконец, к моей невыразимой радости, наступил великий день, когда я, приложив кристалл сначала к одному, а потом к другому глазу, смог сказать, что вижу с его помощью просто великолепно. Все вокруг, от книги, которую я держал в руке, и до деревьев возле самого горизонта, предстало моему взору четко и ясно. Я был вне себя от восторга, да и мастер Ксибалба испытывал почти такое же воодушевление, раздуваясь от гордости за свое невиданное творение. Напоследок отполировав кристалл влажной пастой из какой-то красной глины, он вставил его в прочное медное кольцо с короткой рукояткой, держась за которую я мог подносить кристалл к любому глазу, на свое усмотрение. Рукоятка крепилась к кожаному ремешку, так что у меня теперь имелась возможность постоянно носить это бесценное приспособление на шее и не бояться его потерять. Вернувшись в дом Макобу, я поначалу никому его не показал, поджидая случая по-настоящему удивить Коцатля и Пожирателя Крови. После ужина, когда уже темнело, мы вместе с хозяйкой дома, матерью покойного Десятого, и несколькими ее родичами сидели во дворике перед их хижиной. Взрослые мужчины курили. Должен сказать, что у чиапа покуитль не в ходу. Вместо этого они используют пикфетль и набитый пахучими травами глиняный кувшин, в котором проделано несколько отверстий. Содержимое кувшина поджигают и раскуривают через вставляемые в отверстия с разных сторон камышинки. – Вон идет красивая девушка, – пробормотал Пожиратель Крови, указывая своей камышинкой в сторону улицы. Без кристалла я едва мог различить бледные контуры какой-то фигуры, движущейся в сумерках, но сейчас заявил: – Хотите, я подробно опишу вам ее? – Что? – буркнул старый солдат, приподняв бровь, и в насмешку вспомнил мое прежнее прозвище. – Хорошо, Связанный Туманом, ну-ка опиши нам красавицу! Я приложил кристалл к левому глазу и даже в слабом вечернем свете увидел девушку ясно и отчетливо. А потом подробнейшим образом перечислил решительно все подробности, которые смог рассмотреть: ее телосложение, цвет кожи, длину волос, форму голых лодыжек и босых ступней. Я описал не только правильные черты действительно красивого лица, но даже так называемый «гончарный» узор вышивки, украшавшей ее блузу. – На волосы, – заключил я, – эта красотка накинула тонкую вуаль, а под нее поместила несколько живых светлячков. Необычное, но очаровательное украшение. Физиономии моих товарищей вытянулись от изумления, и я, не сдержавшись, расхохотался. Поскольку у меня не было возможности рассматривать предметы одновременно обоими глазами, тому, что я видел, недоставало глубины и объемности. Тем не менее я снова мог видеть почти так же отчетливо, как в детстве, и меня это вполне устраивало. Могу добавить, что топаз имел бледно-желтый оттенок, поэтому, глядя сквозь него, я даже в пасмурные дни видел все словно бы в солнечном свете, так что окружающий мир представлялся мне еще более приятным, чем всем остальным. Правда, посмотревшись в зеркало, я обнаружил, что меня самого кристалл красивее не делал, поскольку прикрытый им глаз казался гораздо меньше другого. Кроме того, поскольку поначалу я постоянно держал кристалл в левой руке, в то время как правая была занята, меня одно время сильно мучили головные боли. Но стоило мне приучиться прикладывать топаз по очереди то к одному, то к другому глазу, как боль мигом прошла. Я понимаю, почтенные писцы, что вас, должно быть, забавляет, как много внимания уделяю я приспособлению, в котором, с вашей точки зрения, нет ничего необычного. Но другой такой инструмент я увидел лишь много лет спустя, когда впервые встретился с самыми первыми испанцами, прибывшими в наш край. Один из братьев-монахов, сопровождавших генерал-капитана Кортеса, носил сразу два таких кристалла, по одному для каждого глаза; их удерживал кожаный ремешок, который был обвязан вокруг его головы. Но мне и мастеру Ксибалбе это казалось тогда неслыханным изобретением. И представьте, этот замечательный мастер отказался взять какую-либо плату не только за свой труд, но даже за топаз, который наверняка сам по себе стоил немало. Ксибалба объяснил, что одно то, что он стал первым создателем столь удивительной и замечательной вещи, уже являлось для него высокой наградой. Поскольку уговорить мастера принять хоть что-нибудь кроме заранее оговоренной платы за кристаллы кварца так и не удалось, я оставил у семьи Макобу немало перьев кецаль тото, чтобы они передали их ему после моего отъезда, когда отказаться уже будет невозможно. Я отдал ему тогда столько перьев, что мастер Ксибалба, наверное, стал самым богатым человеком в Чиапане, но он, по моему мнению, вполне этого заслуживал. Ведь той ночью я видел звезды! Естественно, что от моего уныния не осталось и следа. Воспрянув духом, я заявил своим товарищам: – Теперь, когда ко мне вернулось зрение, я хотел бы увидеть океан. Случившаяся перемена настолько их обрадовала, что возражений не последовало, и, покинув Чиапан, мы направились не на запад, а на юг, где вынуждены были перебираться через очередное нагромождение гор, даже не совсем гор, а дремлющих вулканов. Однако нам удалось миновать их без приключений и добраться до одной из приморских Жарких Земель. Земля эта, населенная народом маме, представляет собой плоскую равнину, а тамошние жители занимаются главным образом выращиванием хлопка и добычей соли, которые потом меняют на другие товары. Хлопок возделывают на плодородной полосе сдобренного перегноем суглинка, пролегающей между скалистым предгорьем и песчаным побережьем. В тот раз мы попали туда в разгар зимы и потому не приметили там ничего особенного. А вот позднее я посещал Шоконочко в самый жаркий сезон, когда на полях столько огромных коробочек хлопка, что даже зеленые стебли, на которых они растут, не видны, и вся местность, несмотря на палящее солнце, кажется покрытой толстым снежным одеялом. Соль здесь добывают круглый год: окружают насыпью мелкие лагуны вдоль побережья, дожидаются, когда вода высохнет, а потом собирают осадок, который, чтобы отделить соль от песка, приходится просеивать сквозь сито. Соль, которая тоже бела, как снег, отличить от песка совсем нетрудно, ибо все пляжи Шоконочко состоят не столько из настоящего песка, сколько из тускло-черных пыли и пепла, выбрасываемых не столь уж далекими вулканами. Даже пена прибоя в этом южном море не белая, но имеет грязно-серый оттенок, поскольку волны бесконечно взбивают и перемешивают темный песок. Поскольку и сбор хлопка, и добыча соли – занятия нудные и утомительные, маме охотно заплатили нам немало золотого порошка за двух последних рабов, а заодно купили и те немногие товары, которые у нас еще оставались. Таким образом, мне, Коцатлю и Пожирателя Крови пришлось нести только свои дорожные котомки, маленький сверток с кристаллами и громоздкий, но не тяжелый тюк с перьями – груз, прямо скажем, необременительный. К счастью, за весь обратный путь нам ни разу не пришлось столкнуться с разбойниками. Возможно, мы не привлекли их внимания потому, что совершенно не походили на караван почтека, но не исключено, и что все промышлявшие в тех краях разбоем уже прознали, какова была участь шайки, попытавшейся нас ограбить. На север мы двигались без помех, по равнинной местности, оставляя слева от себя полосу пенистого прибоя да спокойные лагуны, а справа высокие горы. Погода держалась теплая, так что мы лишь дважды остановились на ночлег в деревнях – в селении Пиджиджиа, что в земле маме, и в селении Тонала, где обитало племя миксе. Мы соблазнились возможностью как следует вымыться и отведать приморских яств: сырых черепашьих яиц, тушеного черепашьего мяса, вареных креветок, сырых или приготовленных на пару устриц всех видов и даже вареной мякоти чудища под названием йейемичи, которое, как мне сказали, является самой большой рыбой в мире. Могу добавить, что и самой вкусной. В конце концов мы свернули на запад и вновь оказались на перешейке Теуантепек, но в город с тем же названием на сей раз заходить не стали, поскольку повстречали одного торговца, со слов которого выходило, что если взять малость левее, то можно перевалить через горы Семпуюла намного более легким путем. Конечно, мне бы хотелось снова повидать прелестную Джай Беле, а заодно, кстати, и навести справки насчет таинственного устричного пурпура, но только после столь дальних и долгих странствий меня гораздо сильнее тянуло домой. А поскольку я знал, что и моим спутникам тоже не терпится вернуться поскорее, мы решили свернуть туда, куда предлагал торговец. У этого пути имелось и другое достоинство: он пролегал по той части края Уаксьякак, где мы еще не бывали. На прежнюю дорогу мы вернулись, лишь добравшись до столицы сапотеков – города Цаачилы. Так же как некоторые дни месяца считаются благоприятными для отправления в торговую экспедицию, есть и такие, которые наиболее подходят для возвращения. Чтобы точно подгадать время, мы, приближаясь к дому, задержались и даже провели, бездельничая, лишний денек в приятном горном городке Куаунауаке. Ну а после того, как с последнего подъема открылся вид на озера и остров Теночтитлан, я все время останавливался, чтобы полюбоваться на них через кристалл. Поскольку смотреть приходилось одним глазом, это лишало панораму города объемности, но от представшего мне зрелища все равно захватывало дух. Белые здания и роскошные дворцы поблескивали в лучах весеннего солнца, сады на их крышах радовали взор яркими красками, над очагами и алтарями поднимались струйки голубоватого дыма, в мягком воздухе почти неподвижно парили стяги из перьев, и над всем этим господствовала массивная, увенчанная двумя храмами-близнецами Великая Пирамида. С гордостью и волнением мы наконец перешли дамбу Койоакана и в отмеченный благоприятным предзнаменованием День Первого Дома месяца Великого Пробуждения года Девятого Ножа вступили в великую столицу. Мы отсутствовали сто сорок два дня, то есть более семи месяцев по нашему календарю, пережили множество приключений, повидали немало диковинных мест и народов, но от души радовались своему возвращению в средоточие могущества и величия мешикатль, в Сердце Сего Мира. * * * Независимо от того, сколь успешным было путешествие того или иного почтека, торжественное вступление в город купеческих караванов посреди бела дня считалось бахвальством и находилось под запретом. Но любой почтека и без того знал, что при возвращении лучше проявить скромность. Далеко не все в Теночтитлане понимали, что благополучие Мешико во многом зависело от бесстрашных странствующих купцов. Простые люди завидовали их богатству, а многие представители знати предпочитали видеть источник процветания страны не в мирной торговле, а в войне, приносившей добычу и дававшей возможность облагать другие народы данью. Поэтому каждый возвращавшийся домой почтека при входе в город одевался как можно проще, появлялся под покровом сумерек, да и нагруженные сокровищами носильщики старались следовать за ним поодиночке, дабы не привлекать внимания. Дома купцов тоже не отличались внешней роскошью, хотя по коробам и ларям у многих из них были припрятаны богатства, на которые вполне можно было построить дворец, способный соперничать с резиденцией самого юй-тлатоани. Так или иначе, нам троим не было никакой необходимости входить в Теночтитлан тайком: без носильщиков, в запыленной износившейся одежде, всего лишь с парой тюков на закорках, мы едва ли могли привлечь к себе чье-то завистливое внимание, да и направлялись мы не в собственный дом, а на постоялый двор. На следующее утро, приняв подряд несколько ванн и основательно отмокнув в парилке, я облачился в свое лучшее платье и явился во дворец Чтимого Глашатая Ауицотля. Поскольку дворцовый управляющий меня знал, ждать аудиенции долго не пришлось. Я поцеловал землю перед Ауицотлем, но вот от того, чтобы посмотреть в кристалл и разглядеть его получше, воздержался, побоявшись, что владыке может не понравиться, если его будут, бесцеремонно рассматривать этаким манером. А сердить этого человека, способного быть столь же свирепым, как и скалившийся над его головой гризли, мне вовсе не хотелось. – Мы приятно удивлены, увидев, что ты вернулся целым и невредимым, почтека Микстли, – грубовато поприветствовал он меня. – Значит, твоя экспедиция увенчалась успехом? – Полагаю, Чтимый Глашатай, она оказалась прибыльной, – ответил я. – Когда старейшины почтека оценят мой груз, ты сможешь судить об этом по причитающейся твоей казне доле. А пока, мой господин, я надеюсь, что ты сочтешь заслуживающей интереса эту хронику. С этими словами я вручил одному из его придворных истрепавшиеся в пути листы с отчетом о путешествии. Там содержалось по большей части то, о чем я рассказал вам, почтенные братья, правда, столь несущественные детали, как встречи с женщинами, были опущены, а вот местность, где мне довелось побывать, наоборот, описывалась во всех подробностях. Ко всем описаниям прилагались нарисованные мною по пути карты. Ауицотль поблагодарил меня: – Мы и наш Изрекающий Совет изучим это самым внимательным образом. – На тот случай, если некоторые из твоих советников вдруг окажутся стары и слабы зрением, владыка Глашатай, могу предложить полезную новинку, – сказал я, вручая ему один из кристаллов. – Некоторое количество таких диковинок я привез для продажи, но самый лучший и большой кристалл дозвольте мне преподнести в дар юй-тлатоани. На владыку это, похоже, не произвело особого впечатления, пока я не попросил разрешения подойти и показать ему, как именно этот подарок можно использовать для более подробного и внимательного ознакомления с письмами или документами. Ну а потом, подойдя к окну с клочком бумаги, я продемонстрировал, как с помощью этого же кристалла можно добыть огонь. Правитель пришел в восторг и удостоил меня множества похвал. Много позднее мне рассказали, что Ауицотль брал свой зажигательный камень в каждый военный поход, которых он совершил множество. Однако больше всего он любил развлекаться с кристаллом в мирное время. Чтимый Глашатай запомнился подданным своим вспыльчивым и жестоким нравом, так что капризного самодура у нас до сих пор называют ауицотлем. Но видимо, этому тирану была свойственна еще и детская проказливость. Частенько, ведя беседу с кем-нибудь из своих величавых степенных мудрецов, он увлекал собеседника к окну и незаметно наводил с помощью зажигательного камня световой луч на какую-нибудь не защищенную одеждой часть его тела. А когда старый мудрец подскакивал с резвостью молодого кролика, Чтимый Глашатай хохотал до упаду. Из дворца я вернулся в гостиницу за Коцатлем и Пожирателем Крови, которые к тому времени уже вымылись и переоделись. Мы отнесли два тюка наших товаров в Дом Почтека, где были немедленно препровождены к тем самым трем старейшинам, которые помогали мне собираться в путешествие. Пока разносили сдобренный соком магнолии шоколад, Коцатль развернул первый тюк – тот, что побольше. – Аййо! – промолвил один из старцев. – Да у тебя, я вижу, одних перьев наберется на целое состояние. Вот что тебе надо сделать: сперва добейся, чтобы богатейшие представители знати принялись наперебой предлагать за эти перья золотой порошок, и взвинти цену до предела, а уж потом сообщи Чтимому Глашатаю, что у тебя имеется столь ценный товар. Он заплатит сколько угодно из простого самолюбия, лишь бы подчеркнуть свое превосходство. – Как посоветуете, мои господа, – согласился я и сделал Коцатлю знак развязать узел поменьше. – Гм-гм! – сказал второй старец. – Да, похоже, что тут ты дал маху, – вздохнул третий. Он меланхолично повертел между пальцами два или три кристалла. – Форма, конечно, хороша, огранка и шлифовка выше всяких похвал, но, увы, это не драгоценные камни. Даже не самоцветы. Всего лишь кусочки кварца – камня, еще более распространенного, чем жадеит, но в отличие от последнего не имеющего никакого символического или церемониального значения. Коцатль не выдержал и хихикнул, не удержался от ухмылки и Пожиратель Крови. Улыбнулся и я, предвкушая развлечение. И точно: стоило мне показать старейшинам, для чего годятся эти кристаллы, как почтенные купцы пришли в возбуждение. – Невероятно! – промолвил один из них. – Ты доставил в Теночтитлан нечто совершенно новое и небывалое! – Где ты их раздобыл? – поинтересовался другой, но тут же поправился: – Нет-нет, даже и не думай отвечать. Прости, что спросил. Уникальное сокровище должно принадлежать одному только первооткрывателю. – Самые крупные кристаллы мы предложим наиболее знатным вельможам... – заговорил третий. Я перебил его, объяснив, что полезные свойства камней не зависят от их размера, но опытный торговец только отмахнулся: – Это не имеет значения. Каждый пипилтин захочет иметь кристалл того размера, какой сочтет подобающим своему рангу и самомнению. Я предлагаю тебе продавать камни на вес, причем для начала запроси в золоте в восемь раз больше. Не сомневайся, пипилтин будут похваляться друг перед другом богатством и щедростью, так что ты не прогадаешь. – Но, мои господа, – изумленно воскликнул я, – не мог же я всего за один поход заработать больше золота, чем вешу сам! Получается, что, даже заплатив все, что полагается Змею-Женщине и вашему почтенному сообществу, мы трое, поделив оставшуюся выручку, займем место среди самых богатых людей Теночтитлана. – А тебя это не устраивает? – Не то чтобы не устраивает, – запинаясь пробормотал я, – просто мне это кажется не совсем правильным. Такая баснословная выгода – и всего от одной торговой экспедиции! Причем от продажи, как вы верно заметили, самого обычного кварца, который можно поставлять на рынок в любых количествах. А я действительно могу обеспечить зажигательными кристаллами всех жителей во владениях Союза Трех. – Возможность такая у тебя, может быть, и есть, – строго заметил один из старейшин, – но, если у тебя имеется еще и здравый смысл, ты не станешь этого делать. Ты сам сказал, что первым обладателем магического камня уже стал Чтимый Глашатай. А это значит, что сто двадцать шесть оставшихся кристаллов могут достаться только ста двадцати шести представителям самой высшей знати. Будь уверен, сынок, вельможи стали бы яростно торговаться за право заполучить эти штуковины, даже будь они сделаны из глины. Впоследствии ты сможешь совершить новое путешествие и доставить очередную партию диковин, но их количество всегда должно быть ограниченным. Коцатль светился радостью, а Пожиратель Крови чуть ли не млел от счастья. – Пожалуй, ты прав, – промолвил я, – богатство нам вовсе не помешает. – Тем паче, – заметил другой старейшина, – что возможность потратить некую его часть представится вам незамедлительно. – Ты упомянул о том, что придется заплатить установленные доли в казну Теночтитлана и нашему богу Йакатекутли. Но известно ли тебе, что по традиции каждый вернувшийся домой почтека, если, конечно, он вернулся с достойной прибылью, устраивает пир для всех остальных купцов, находящихся в это время в городе? Я покосился на своих спутников и, когда те без колебаний кивнули, сказал: – Я с большим удовольствием последую этому славному обычаю, мои господа, но я человек новый и мало сведущ в том, как это делается... – Мы будем рады тебе помочь, – заявил тот же самый старейшина. – Давай назначим празднество на послезавтра. И проведем его в этом здании, благо здесь есть все необходимое. Мы позаботимся о еде, закусках, музыкантах, танцовщицах и женщинах для особых услуг и, само собой, проследим, чтобы все уважаемые почтека получили приглашения. Ты и твои друзья, со своей стороны, можете пригласить всех, кого сочтете нужным. Ну а пышным будет этот пир или скромным, – добавил старец, лукаво склонив голову набок, – зависит от твоего вкуса и от твоей щедрости. Я снова переглянулся с друзьями, а потом с воодушевлением заявил: – Почтенные господа, я хотел бы попросить вас, чтобы все на этом пиру было только самое лучшее, а уж за ценой я не постою. Хочу, чтобы этот пир запомнился надолго. Да уж, господа писцы, мне, во всяком случае, он запомнился навсегда. И хозяева, и гости были разодеты на славу. Сделавшись полноправными (и удачливыми) почтека, я, Коцатль и Пожиратель Крови обрели право носить определенный набор золотых украшений и изделий из драгоценных камней, указывающий на наше новое положение. Однако мы не стали этим злоупотреблять. Я, например, ограничился золотой застежкой для накидки, подаренной мне давным-давно госпожой Толланой, да маленьким изумрудом в ноздре. Зато уж саму накидку я надел из лучшего хлопка, с богатой вышивкой, а к ней – сандалии из кожи аллигатора, со шнуровкой до колена. Мои длинные, отросшие за время странствий волосы были собраны на затылке плетеным ремешком из красной кожи. Во внутреннем дворе здания, над огромным ложем из углей, шипели, жарясь на вертелах, туши трех оленей, и все, что подавалось в тот день, выглядело отменно и было превосходно на вкус. Звучала музыка – приятная, но не слишком громкая. Красивые женщины оживляли пир, прохаживаясь среди гостей, и время от времени то одна, то другая из них исполняла грациозный танец. К нам троим в тот вечер приставили трех специальных рабов, и когда те не подкладывали на тарелки яства и не подливали в бокалы напитки, они обмахивали нас огромными опахалами из перьев. Мы познакомились с другими купцами и выслушали множество рассказов об их походах, приключениях и приобретениях. Пожиратель Крови пригласил на пир четверых или пятерых своих старых приятелей-воинов и вскоре вместе с ними основательно напился. Мы с Коцатлем никого в Теночтитлане не знали и от себя лично не приглашали, однако среди гостей неожиданно оказался и мой старый знакомый.