— Эх-хе-хе-х! — заявляет дед, подергиваясь от смеха. — Друзья, так друзья! Мы улыбаемся фотографу, а я долго пытаюсь понять, зачем вставила наречие «просто», соглашаясь быть Эштону другом. Что? Разве бывают не просто друзья? В молле мы долго петляем по этажам и уровням, успеваем ещё разок поесть итальянского мороженого, сфотографироваться с почти настоящим Дартвэйдером на память, купить мне новую юбку, потом симпатичную белую блузку, опять мне, пока, наконец, не находим магазин сувениров. Весь в праздничных золотых огнях, он манит меня как мёд сладкоежку своей красотой и длинными рядами полок с милыми, причудливыми безделушками. И именно в этом месте мы находим то, что искали — потрясающий набор ёлочных игрушек в виде планет солнечной системы, самого солнца, луны и галактик. Я влюбляюсь в него с первого взгляда и едва ли не визжу от счастья, потому что такая находка — большая удача! Эштон наблюдает за моими всплесками радости со снисходительной улыбкой на губах, лишь предлагая взглянуть ещё на премилейших белочек, набор цветных колибри и семью белоснежных Северных медведей: папу с синим шарфом, маму и медвежонка. Верчу украшения в руках: — Слушай, а … твоя девушка не будет злиться, что ты так много времени с нами проводишь? — Девушка?! — Хм… ну да, твоя… — Почему ты думаешь, что она у меня есть? — Ну как же… ты же пострадал в неравном бою, отстаивая честь своей дамы… — А, это… Было дело, но она не моя вовсе. — Папа сказал вроде, что твоя… — Так это была информация для его ушей, чтобы не ругался слишком сильно. Там девчонка глупая, конечно, но обидели её зря, а защитить некому. Знаешь из этих, из «ботаников», — улыбается. — Пить не умеет, на вечеринке перебрала и уснула прямо на столе. Кто-то пустил нехороший слух о ней, очень нехороший. Её бедную заклевали уже все с этой историей. — Да ты прям рыцарь, смотрю. А если то, о чем говорят, правда? — Неправда, это точно. Я лично отнес её в свою машину, почти сразу, как она вырубилась — как чувствовал, что это нужно сделать. Поэтому честь осталась при ней, а вот слухи всё же поползли. — А что за слух-то? — Это не для твоих ушей — маленькая ещё!!! С этими словами Эштон легонько щёлкает меня по носу. — Да не маленькая я! И тоже на вечеринках бываю, мне же нужно знать, чего опасаться! — Уверен, ты и так это знаешь. Алкоголь в больших количествах — это зло, особенно для девочек. — А для мальчиков?! — Для всех, но нас хотя бы не могут … эмм… чести лишить, как вас! — Изнасиловать, что ли? — Да. Я просто этого слова не знал на английском. — Это преступление! За это в тюрьму сажают! — Вот поэтому и нельзя напиваться до беспамятства, как Филиппа! — Её Филиппа зовут? — Да. — Вы дружите? — Не то чтобы дружим, но после инцидента стали ближе общаться. — Общаться или встречаться? — Я ж сказал, мы не пара, никакой романтики нет, и не было. Так, пару раз кофе выпили вместе. — А говорили про что? — Сонь, тебе не кажется, что ты слишком любопытна? — Нет! Я сейчас как психоаналитик, прощупываю твою ситуацию. Просто парни слепы как кроты и часто вообще не понимают, что происходит вокруг них. Вот я бы на месте той девочки уже точно влюбилась бы в своего рыцаря. Уверена, твоя Филиппа в тебя влюблена или на подходе, а ты и ухом не ведёшь! — Ну, не знаю! Я сделал, что должен был, и что считал нужным, а дальше уже… — А дальше? — А дальше посмотрим. Эштон забирает у меня из рук коробки с украшениями и расплачивается на кассе. Но избавиться от темы разговора ему не удастся: — Она тебе нравится? — Ты это спрашиваешь как сестра? Как психоаналитик или как кто-то ещё? — Как сестра, конечно. Психоаналитик тоже подходит. А что ты имеешь в виду под кем-то ещё, я не знаю. — Ну ладно, если как сестра, то немного да, нравится. — Она красивая? — Нормальная. — Блин! Ну вот что это за ответ?! Неужели нельзя решить, красивая или нет? — Ну а откуда мне знать какие у тебя критерии красоты? Обычная девушка: две руки, две ноги, голова тоже есть. — Какого цвета волосы? Глаза? — Шатенка она, глаза… эмм, не знаю, кажется, зелёные… А может и нет… — Ну ты даёшь! Полезть в драку из-за девушки и даже не знать цвет её глаз!!! — А что, по-твоему, нужно было сперва цвет глаз узнать, а уж потом за честь её впрягаться? — Ой, ну всё уже, проехали! Посмотри, какое кафе классное! Давай зайдём? — Давай. Мы садимся на мягкие диваны у окна с видом на залив, день подходит к концу, и на горизонте, сквозь небольшие трещины в серости облаков просачивается оранжевый свет заходящего солнца. Мы оба любуемся закатом, и Эштон опять улыбается, так мягко и едва заметно, мечтательно… В кафе почти никого нет, кроме нас, несмотря на предпраздничную суету, и этот факт вносит свою неожиданную лепту в интимность и комфорт нашего уединения. Я заказываю себе кофе с молоком, Эштон повторяет за мной. — Может, ты голоден? — спрашиваю. — Парни обычно заказывают себе пиво и картошку с наггетсами. — Какие ещё парни?! Тебе же только шестнадцать! — деланно возмущается мой гиперпереживательный брат. — Мой брат Лёшка, например! — быстро соображаю, что ответить и тут же жалею, потому что ни одной даме толика загадочности и намеков на популярность у мужского пола ещё не мешала! — А! Брату можно! — А ты что, можно подумать, в шестнадцать ни с кем не встречался? — Я — парень, это совсем другая история. — Почему это другая? — Да потому что! Маленькая ты ещё, чтобы посвящать тебя в эти вопросы! — А папа так не считает! Мне всё давно уже известно: у вас типа потребности, и вы с ними носитесь как со священной коровой, — подмигиваю ему, стараясь казаться взрослее и умнее, чем он думает. — Ну, раз ты все знаешь, зачем же тогда спрашиваешь? — отвечает невозмутимый Эштон, потягивая кофе из своей чашки. Решаю, что лучшим решением в сложившейся ситуации будет смена темы беседы. — Так может, всё-таки закажем еду и пиво? — Только если ты хочешь есть, а я не голоден. А пиво пить в компании дамы — плохой тон.