— Ты хоть себя слышишь, Николас? Ты что, сейчас думаешь о том, что я нацелена на твои деньги? Да ты рехнулся! Как ты можешь? После всего этого ты смеешь мне говорить о том, что я хищница? — Вытираю слёзы и хватаю сумочку с дивана. — То есть, по-твоему, я настолько мелочна и лгала тебе всё время? О, Господи… да я люблю тебя не за то, что у тебя есть, а за то, что ты подарил мне внутри. Оказывается, всё это время ты подозревал меня, да? Раз сейчас так легко обвиняешь в такой глупости, как алчность! Я не узнаю тебя, Николас. Ты не в себе… — разворачиваюсь и выхожу из кабинета. — Стой… — Нет! Хватит! — Кричу, оборачиваясь к нему. — Хватит, с меня этих постоянных обвинений и подозрений в чём-то. Я не хочу так жить. Может быть, девочки были правы, когда смотрели на меня с жалостью, потому что я постоянно прощаю тебя и ничего не требую, кроме любви. Чёртовой любви! И всё! А ты играешь со мной. Именно ты это делаешь, а не Райли. Ты… только ты. Ты изводишь меня, а теперь ещё и Люси у тебя святая! Может быть, если бы ты, действительно, меня любил, то чётко мог бы ответить на вопрос — а что дальше? Будут ли у нас дети? Будет ли у нас будущее? Но ты не можешь! А я устала! Меня тошнит от тебя сейчас! Меня тошнит от твоих денег и оттого, что ты зациклен на них! Меня тошнит от твоих обвинений! Ты причиняешь мне боль своим недоверием! Боль внутри! А я больше не могу! Остынь… остановись, чёрт возьми, и подумай, что ты делаешь, Ник. Что ты делаешь со мной и с собой? Я не заслужила этого. И мне не важно прошлое, потому что я люблю тебя и живу в настоящем. А ты словно цепляешься за него, радуешься шансу избавиться от меня. Пусть так… пусть. Если ты будешь счастлив… просто счастлив без меня, то хорошо, я согласна. Я согласна уйти и никогда не видеться с тобой… я согласна, только хватит так со мной поступать. Я не могу больше быть виноватой во всём, — задыхаюсь от слёз и стираю их рукой. Горло дерёт от рыданий, которые хотят вырваться из груди, но я их сдерживаю, чтобы полностью не упасть на пол от боли, разрывающей меня внутри. — Ты лгал мне в лицо… каждый раз обманывал, говоря о том, что счастлив. Ты лгал, когда признавался в любви. Ты лгал, ведь сейчас ты нашёл идеальный вариант, чтобы избавиться от меня. Это больно… слышать об этом больно и понимать это тоже больно. И знаешь, в этом споре никто из вас обоих не выиграл. А выиграл тот, кто прислал эти фотографии. Он знал, что ты поступишь именно так. Ты схватишь спасительную соломинку, которую тебе подбросили. Ты радуешься ей, постоянно повторяешь «заставили», словно именно этого и ждал. Правда? Ты этого хотел всё время, пока я была рядом? Я больше не понимаю тебя, Ник. Не понимаю… и я хочу, чтобы ты остыл и подумал над тем, что сказал мне. Если я тебе не нужна такая, то плевать… плевать… только не разрывай моё сердце, потому что я люблю тебя. Решишь уйти, то уходи, а не обманывай меня, что у нас есть будущее. Я этого не заслужила… я… ты сейчас противен, — мотаю головой и подхожу к лифту, нажимая на кнопку. Из моего горла вырывается истерический смех, и по щекам текут слёзы. — Мне так жаль, что прошлое для тебя всё же важнее, чем я. Я надеюсь, что ты подумаешь, и только тогда я буду готова говорить с тобой. На сегодня с меня достаточно. Ты никогда не ставил меня в курс дел, потому что не доверял мне. И мне так обидно… ты меня обидел, Николас. Ты меня сейчас очень сильно ранил… прости, но в данный момент я не могу тебя видеть, — вхожу в лифт и нажимаю на кнопку паркинга. Это настолько чудовищно. Мало того, что кто-то сделал эти фотографии и прислал их Нику, чтобы он устроил скандал с Райли перед приёмом, так ещё и я получила признания о том, насколько всё было ничтожно жалко. Я только обрадовалась тому, что у нас всё прекрасно. И мне так больно понимать… ложь. Если бы он, действительно, меня любил, то поступил бы, как я. Попытался сохранить, а не разрушать. Но я уже устала постоянно идти на компромисс. Это чертовски больно видеть, как в глазах любимого загорается искра надежды, что ещё не поздно вернуться в свою жизнь, которую он оставил из-за меня. Выскакиваю на паркинге и быстрым шагом подхожу к машине. Майкл стоит возле неё. Вытираю слёзы и шумно вздыхаю. — Вы могли бы… отвезти меня домой. Пожалуйста, — шепчу я. — Да, конечно. Вы в порядке, мисс Пейн? — Майкл открывает мне дверь, и наши взгляды встречаются. — Нет, Майкл. Я не в порядке… мне больно. Я думала, что смогу справиться, но нет. Я не могу больше так, — слёзы снова скатываются из глаз, и я прячусь в салоне машины. Я продолжаю плакать, смотря в окно. С меня достаточно. Я не в силах больше бояться того, что Николас уйдёт. Если ему будет лучше, то пусть уходит. А я…я не знаю, что будет со мной, но… его заставляли меня любить. Это так больно слышать после всего того, через что мы прошли вместе, что пережили, через что перешагнули. Словно сейчас вся эта работа, все улыбки, поцелуи и слова перечёркиваются жирным алым крестом. Восемнадцатый вдох Действительно, порой устаёшь от всего. Буквально от всего. Ты замираешь, а жизнь продолжается. Ты стоишь, а люди вокруг ходят. Тебе плохо, а им всё равно. В такие моменты не нужно ничего делать. Такое время должно быть. Отчасти происходящее не зависит от тебя, потому что никак не можешь на это повлиять. Надо отпустить. Просто отпустить вожжи из рук и остановиться, пока не придёт то время, когда ты сама захочешь куда-то идти. Нужно давать время не только людям, но и себе. — Мишель, Дэйв вызывал тебя к себе, — говорит Линда, когда я сдаю ей ключи от одной студии после первой съёмки и беру другие. — Хорошо. Он у себя? — Безжизненно спрашиваю её. — Да. Киваю и направляюсь к кабинету Дэйва. Я даже не думаю о том, зачем он меня позвал. Я устала думать за других и пытаться как-то заглянуть в их головы. Нет, уже думала, что всё знаю, и ошиблась. Не хочу. Стучусь в кабинет Дэйва и вхожу в него. — Привет, — произношу я, когда он отрывается от монитора компьютера и пристально осматривает меня. — Привет. Присаживайся, — указывает на стул напротив стола, и я опускаюсь на него. Нет, мне неинтересно, почему он вызвал меня сюда. Абсолютно неинтересно. — Ты хорошо себя чувствуешь? Я заглядывал к тебе, пока ты проводила съёмку, и мне показалось, что ты слишком бледная и не выспалась. — Так и есть. Я не выспалась и чувствую себя ужасно. На самом деле, я чувствую себя отвратительно, и меня постоянно тошнит. Голова раскалывается от боли, и мне кажется, что я заболеваю простудой, — честно признаюсь я. — Сегодня я отработаю день, а завтра и послезавтра хотела попросить тебя разбросать мои заказы по другим фотографам. Я сообщу о своём самочувствии клиентам по телефону, если они будут не против, то я передала бы эти заказы коллегам. За два дня приведу себя в форму и буду принимать противовирусные, — сухо добавляю я. — Хорошо. Если не уладишь перенос заказов с клиентами, то сообщи Линде, она предложит им альтернативу, — киваю на слова Дэйва. — Это всё? — Нет. Я вчера присутствовал на приёме, который приобрёл очень неприятный конец. — Сочувствую, я тоже там была, — усмехаюсь я. — Я бы хотел понять. Твоё самочувствие прямо пропорционально тому, что случилось, или же это, действительно, простуда, о которой ты говоришь? — Всё вместе. — Я понял. Что ж, тогда иди работай. Но, Мишель, не надо лезть в мужские дела. Ты останешься крайней в любом случае. Пусть они это решат между собой, — советует Дэйв. А мне не нужны советы. По горло сыта ими. — Уже поздно. Я давно увязла в болоте этих мужчин. Мне не выбраться. Поэтому, действительно, туда лучше не лезть, затянет и не выберешься. И, насколько я помню, то мы условились обсуждать только рабочие процессы, а моя личная жизнь никого здесь не касается. Всего доброго, — я знаю, что моё поведение сейчас не самое лучшее. Но я задолбалась слушать то, как мне лучше поступить. Я устала от этих упрёков отовсюду. О том, что я делаю ошибки. Куда мне лезть, а куда не надо. Да пошли они все. Заканчиваю день и прошу Линду разбросать мои заказы, игнорируя её вопросы по поводу газетной статьи, в которой говорится о драке на приёме. Я уже думаю о том, что пора бы мне уволиться отсюда. Надо работать там, куда лапы Николаса Холда ещё не дотянулись. Да, я злюсь на него. Да. Я очень обижена, и мне больно. Но не настолько, чтобы принять обвинения в свой адрес. Открываю квартиру и вхожу домой, бросаю все вещи на пол и падаю на кровать. Мой мобильный звонит, и я заставляю себя встать, дойти до рюкзака, достать телефон и скривиться, когда вижу фотографию Амалии. — Привет, — произношу, снова падая на постель. — Привет. Ты в порядке? — Озабоченно спрашивает она. — Нет, я не в порядке. — Чёрт. Мишель, хочешь я приеду? — Нет, не хочу. Только спать хочу, и всё. Ничего больше не хочу. Паршивый день, — переворачиваюсь на спину и смотрю на потолок. Ощущаю аромат одеколона Ника, исходящий от подушки, и притягиваю её к себе. — Мне жаль… мне очень жаль, что так всё открылось. — Ты знала? — Нет, понятия не имела. Мы ушли сразу же после вас. Я даже не знаю, чем всё закончилось. С Сарой не разговариваю. Я зла на неё. Как так можно? — Ты не должна на неё злиться. Я не злюсь. Ни на неё. Ни на Райли. — Почему? Она же подставила тебя. — А какая разница, Амалия? Если любишь, то какая сейчас уже разница кто и кого толкнул в спину, чтобы эта любовь была. Мне это не важно. Абсолютно не важно. — Николас явно не разделяет твоей позиции, — хмыкает она. — Не хочу говорить об этом. Паршивый день, Амалия. Очень паршивый день. — Я поняла. Может быть, завтра встретимся? Я бы приехала в твой перерыв, и мы бы поболтали. Не о свадьбе и не о Николасе, а просто о всякой ерунде или просто погуляли бы. — Паршивый день во всём, и завтра я останусь дома. Взяла два отгула. Я заболеваю. Голова трещит. Тошнит. — Оу, тогда я могла бы приехать к тебе? Привезу лекарства какие-то, хочешь? — Топор купи. Самый надёжный вариант, чтобы не мучилась, — усмехаюсь я. — Чёрный юмор, смешно. Ладно, завтра приеду к тебе. Будем валяться вместе. — Хорошо. До завтра. Только не рано. Часов в десять. — Окей. Захватить чего? — Желание увидеть топор пока не изменилось. — Отдыхай и…в общем, только отдыхай. Тебе нужен отдых от всего этого. — Ага. Отключаю звонок и отбрасываю телефон от себя. Тянусь к шторам и дёргаю их, закрывая половину окна. Хочу спать. Безумно хочу спать. В три ночи я просыпаюсь от голода. У меня желудок сводит от него. Шлёпаю на кухню, достаю печенье, хватаю пачку сока и возвращаюсь обратно. С закрытыми глазами заставляю себя есть, а потом снова проваливаюсь в сон. Ранним утром меня будит тошнота, от которой я бегу в ванную и наклоняюсь над унитазом. Но только позывы, и всё. Чёрт. Ещё хуже, чем вчера. Кости ломит. Всё тело болит. Со стоном ложусь в постель и проверяю телефон. Ничего. Ни одного пропущенного звонка и сообщения. Николас не вспоминает обо мне. Так и лежу, растирая живот круговыми движениями, и смотрю в потолок, пока звонок в дверь не заставляет меня подняться. Вся растрёпанная, помятая и больная открываю дверь. — Привет, а я не одна, — натянуто улыбается Амалия, указывая взглядом на Сару, стоящую рядом с букетом цветов. — Привет. Я не против. Проходите. Топор купили? — Направляюсь в спальню и забираюсь в постель. — Желание не мучиться не пропало? — Усмехается Амалия, входя в комнату. — Нет. Мне ещё хуже, чем вчера, — издаю стон и хватаю пакет сока, делая глоток из горла.