— Не хочу показаться навязчивой в этом напоминании, но тебе, наверное, уже пора. Кивнув, Никлас принялся ходить по комнате и собирать свою разбросанную одежду. Одевшись, он вслух прощаться не стал. Подошел к ведьме, забрал у нее сигарету, воткнул ее угольком в пепельницу. Поморщился — когда выкуренная сигарета гаснет, запах дыма от нее особенно неприятен. Глаза ведьмы в этот момент, из которых уже ушел неестественный зеленый блеск, наконец открылись. — Буду называть тебя Изольда. Нормально? — посмотрел на нее Никлас сверху-вниз. — Приемлемо, — потягиваясь, кивнула ведьма. — Так, ну-ка стоп! А поцеловать на прощание? — отреагировала она, когда она развернулся чтобы уходить. — Не люблю запах сигаретного дыма. — Вы сейчас ходите по очень тонкому льду, корнет, — с нескрываемым удивлением произнесла ведьма, даже приподнимаясь на локтях. — Не страшен тонкий лед тому, кто уже идет по лезвию бритвы. В следующий раз поцелую, если курить не будешь, — послал ей с порога воздушный поцелуй Никлас. — Изольда, надо же! Нашелся Тристан доморощенный, — услышал он уже закрывая за собой дверь. Ведьма говорила совсем негромко, но у него был очень хороший слух. Глава 30 Проснувшись в номере Катрин, Никлас сел в кровати, осмотрелся. Соседняя кровать ровно заправлена, в комнате пусто. На тумбочке — обещанное обер-прокурором предписание в конверте с вензелями. На часах… «08:36». Приемлемо — и поспал, и не проспал все что можно. Из двух конвертов один вскрыт, похоже тот что для Катрин. Да, ее имя в поле адресата. Никлас взял второй — для себя. Открыл, развернул гербовую бумагу: «Корнету графу Никласу Бергеру явиться в штаб Отдельной Константиновской команды Ленинградского Пограничного округа 16 ноября сего года для получения приказа о дальнейшем прохождении места службы». «Отправляйтесь в расположение Константиновской команды, вас разместят. Завтра утром получите предписание по дальнейшей службе», — вспомнил он слова обер-прокурора князя Салтыкова. Слова помнил. Голос и интонации помнил. Фуражку с высокой тульей и орлом помнил, блеск золотых глаз помнил. А вот лицо не помнил, словно потерялась картинка. И вообще весь вчерашний день с минувшей ночью, которые уместили в себя только короткую дорогу, ритуал, и его продолжение в квартире оставшейся безымянной ведьмы помнились смутно, какими-то фантасмагорично яркими образами. Да, неплохо время провел, — хмыкнул Никлас. Встряхнувшись, избавляясь от остатков сна и на ходу стягивая через голову футболку, Никлас направился в ванную комнату. Широко распахнул дверь и обомлел — здесь, напротив зеркала, стояла обнаженная Катрин. Молча, беззвучно стояла — приоткрыв рот и наклонившись как можно ближе к зеркалу она сейчас оттягивала себе нижнее веко. — Ресничка попала, — пояснила Катрин, не глядя на Никласа. — Да наконец-то! — добавила она, доставая ногтем мизинца ресничку из глаза. Выпрямившись, она обернулась к Никласу. Стояла совсем рядом, так что он обозревал ее полностью. Раньше в подобной ситуации Никлас бы смущенно отвернулся, или сразу же сделал бы шаг назад, закрывая за собой дверь. Но недавние события — флирт с Есенией Кайгородовой, горячий монолог Катрин в нише коридора гостиницы Белостока, и — самое главное, проведенная сегодня с ведьмой ночь что-то поменяли в его сознании. Шесть лет назад он впервые шагнул навстречу своему страху. Сжившись с ним, привыкнув сосуществовать вместе и испытывая в нем, наверное, даже необходимость, раз за разом продолжая шагать навстречу опасности. Страх никуда не уходил, постоянно был рядом. А вот стеснение и застенчивость в общении с девушками похоже пропали. Ну, или конкретно в общении с Катрин стеснение и застенчивость полностью пропали — как и у нее стеснение перед ним полностью исчезло. Хотя нет, налившиеся багрянцем шрамы ее все же выдают. Вроде и старается выглядеть как ни в чем не бывало стоя сейчас перед ним подбоченившись, но прилагает для этого все же немало усилий. «А у ведьмы и ненамного меньше», — вдруг вспомнил и оценил Никлас, глядя на высокую грудь Катрин. — У-ля-ля, какая красота. Можно потрогать? — оценивающе наклонил он голову. — У себя потрогай, — фыркнула девушка. Никлас поднял брови в недоумении. Случилось то, чего он раньше больше всего боялся: нарваться на резкую насмешку и выглядеть глупо. Услышь он неделю назад подобное, готов был бы провалиться под землю от стыда, а сейчас мысли лишь заметались в поисках достойного ситуации ответа. Но, как оказалось, Катрин имела ввиду именно то, что сказала: развернувшись, она встала к Никласу спиной. Он так и стоял с наклоненной набок головой, направив взгляд вниз, поэтому первое за что зацепился взглядом — были ягодицы. Которые, подчеркнутые тонкой талией и ямочками сверху в районе поясницы, выглядели так совершенно, что он и их потрогать, если уж быть честным с самим собой, не отказался. Любовался нижними девяносто Катрин Никлас всего краткий миг. Осознав, что именно предлагает она ему потрогать, он только сейчас вновь почувствовал онемение в основании шеи, сквозь которое понемногу пробивалось странное ощущение инородного тела. Заведя руку за спину, потрогал. Понял, что в основании шеи у него, как и у Катрин, в кожу словно вплавлен плоский овальный камень — размером чуть больший, чем печатка перстня. Камень под кожей Катрин сдержанно светился алым отсветом — точь-в-точь, как ее глаза недавно после принесения клятвы. Никлас вспомнил ночь с ведьмой. У нее, на спине в основании шеи, он запомнил овальное пятно на коже. Выглядящее не как шрам, а как более светлый, незагорелый участок. «Рассосется?» — подумал он, ощупывая неожиданный подарок после ритуала. Вот почему так больно было, ведьма-ворожея ему какой-то артефакт под кожу вплавила. А после, похоже, как-то еще и обезболила. Протянув руку, Никлас коснулся и кожи Катрин рядом с вплавленным камнем. Горячая — ощутил только это, потому что Катрин вдруг ощутимо вздрогнула и развернулась. И еще она как будто смутилась — словно с трудом удерживаясь, чтобы не прикрыть себя руками. Никлас взял с вешалки белый халат, развернул, так чтобы Катрин было удобнее его надеть. Когда она запахнулась, он только теперь обратил внимание, что глаза у нее изменились. Голубой цвет из радужки исчез, она теперь была серо-стальной, как и у обер-прокурора, как и у встречавшего их в Сергиевой слободе опричника. Алый цвет возникший в глазах Катрин после ритуала тоже практически ушел, оставив лишь едва заметный ободок, контрастно выделяющий радужку. — У меня этот камень какого цвета? — спросил Никлас. — Это не камень, а филактерий. Обернись… Ох ты, — произнесла Катрин удивленно, когда Никлас развернулся к ней спиной. — Что? — Он у тебя белый. — Это что-то значит? — Я никогда не слышала, что они бывают белого цвета. — У тебя филактерий алый. Такого же цвета, как и глаза, как и блеснувший свет во время клятвы. А у меня? — Я не помню, что у тебя было с глазами, — призналась Катрин. Никлас, погруженный в мысли, воспоминания и ощущения, не сразу понял, что новоиспеченная ведьма уже стоит с ним лицом к лицу, почти вплотную. Она сейчас выходила из ванной комнаты, обходя его — а стоял он в проходе. В этот момент Катрин — совершенно неожиданно, приобняла Никласа за талию и плотно к нему прижалась. Горячо шепнула что-то на ухо и сразу исчезла из поля зрения. «Буду ждать тебя внизу, в столовой», — с небольшим опозданием понял Никлас, что именно сказала ему ведьма. Черт, она похоже приняла правила игры — и сейчас сделала свой ход, в отместку за его недавнее «можно потрогать». Да, хорошо, что ночью был дополнительный ритуал с зеленоглазой ведьмой, а то было бы непросто — тряхнул Никлас головой и полез под душ. Сразу выкрутил холодную воду — чтобы стряхнуть накатившее… наваждение, так он сформулировал про себя состояние. Когда спустился в столовую, Катрин — в униформе скаута Белостокского отряда, с неуставным клетчатым платком из повязки-шемага, лениво ковыряясь в тарелке. Оглядевшись по сторонам, Никлас отметил что эта столовая мало чем отличается от столовой в Танжере. Пройдя к линии выдачи блюд, Никлас набрал на тарелку легкий завтрак — с большим трудом уместившийся на один поднос. — Сегодня какое число? — присел он напротив Катрин. — Четырнадцатое ноября. — Мне написано, что явиться в штаб нужно шестнадцатого. — Суббота и воскресенье выходные дни. Шестнадцатое — понедельник. — И… что эти два делать будем? — Горчаков заходил, пока ты спал. Сказал, чтобы мы искали его в гараже — нужно сначала получить машины на группу, потом штатное оружие. Он уже занимается, право подписи в ведомостях выдачи у него есть как у инспектора группы. Нам сказал в штаб сходить, отметиться только дежурному что живы-бодры-здоровы, потому что никого облеченного реальной властью мы там не найдем. На базе Отдельной Константиновской команды, кроме дежурного офицера — корнета Соколова, действительно никого из ответственных лиц, облеченных властью отдавать приказы группе Бергера, не оказалось. Сам корнет Соколов благожелательно пояснил, что выходные в их полном распоряжении. Никлас не расстроился. Понимая, что до сих пор не знает многих элементарных вещей, он решил использовать субботу и воскресенье на полную катушку чтобы освоиться и осмотреться. Как впоследствии оказалось, в чем-то Никлас оказался прав. Только был нюанс — не выходные предполагалось использовать Никласу, а выходные по плану должны были использовать Никласа. Понимание этого начало приходить, когда у ворот гаража он встретился с Горчаковым, который стоял рядом с двумя машинами. Подобные, во время движения по дорогам Империума, Никлас видел неоднократно: одутловатые бескапотные микроавтобусы с круглыми фарами, придававшими машине несколько комичный вид. — Это что? — поинтересовался Никлас у Горчакова. — Это УАЗ, модель тридцать девять ноль девять, в народе называемая буханкой. — Это наш транспорт для выполнения поставленных задач? — с интересом и с некоторым скепсисом поинтересовался Никлас. Обе машины, было видно, совершенно новые. Судя по следам на мокром асфальте, выкатили их из гаража под навес совсем недавно. И выглядели машины… как-то не совсем по-военному, отметил про себя Никлас. Открыл скрипнувшую водительскую дверь в ближайшей, отметив что надо смазать петли, заглянул в кабину. Очень скромненько — охарактеризовал он увиденное; не удивившись, впрочем — военному транспорту так и полагается. — Немного отличается от того, на чем ездил я, — негромко пробормотал он себе под нос. — На чем вы ездили, Никлас? — поинтересовался Горчаков. — Джедай семьдесят шестой. — Ни разу не слышал. — Донгфенг, китайский внедорожник созданный на основе… — Никлас замялся и пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить. — В старом мире в Африке стояли европейские колониальные войска, у них были машины… Название забыл, что-то вроде подводной лодки… — Подводной лодки? — подняла брови Катрин. — Да. На «З» вроде бы, никак вспомнить не могу… — Тойота Лэнд Круизер? — догадался Горчаков. — Да. — А почему на «З»? — негромко спросила удивленная логикой Катрин. — Лэнд Круизер. Земляной крейсер, если на русский переводить. Горчаков неожиданно улыбнулся. — Шутку слышал: Тойота Лэнд Крузер п-появилась двести лет назад, и УАЗ буханка п-появился двести лет назад. Лэнд Крузер п-претерпел больше ста модернизаций, а буханка сразу вышла замечательно и п-превосходно.