Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 34 из 49 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Дорога от Белостока до Супрасля вела прямая как стрела. Пока ехали, начался моросящий дождик, капли которого с лобового стекла рассохшиеся щетки не стирали, а больше размазывали. Как Горчаков и говорил, до места оказалось недалеко — меньше двадцати километров. Вскоре черный как ночь джи-ваген уже въехал в черту небольшого городка. Снизив скорость до сорока километров в час, Никлас вел машину по прямой узкой дороге среди аккуратных коттеджей. Еще пара минут езды, после чего так никуда и не сворачивая, дорога привела их к воротам монастыря — возвышавшегося на холме белой громадой. Монастырь представлял из себя выстроившийся квадратом комплекс зданий, в центре которого тянулись вверх золотые купола церкви. Яркостью своей заметно контрастирующие с серыми низкими облаками. Миновав КПП без досмотра — для этого хватило показанного Горчаковым удостоверения, по узкой дороге объехали два угла квадрата зданий, припарковались на служебной стоянке. Заставленной, как обратил внимание Никлас, в основном угловатыми и крайне простыми, неприхотливыми на вид внедорожниками в зеленой раскраске. У каждого из них на дверях был нанесен красный щит с золотым быком в нем. Таких эмблем в московском войске Никлас не знал и предположил, что это машины территориальной обороны, оно же войско народного ополчения, о котором Катрин ему говорила. — Леди Катрин, — произнес Горчаков, окликнув уже собирающуюся выйти на улицу девушку. — Мы на территории монастыря и было бы замечательно, если бы вы свой шейный п-платок накинули на голову. — Зачем? — В монастырь с непокрытой головой заходить не п-принято. — Не принято или не положено? — П-прямого запрета нет, но желательно соблюдать п-приличия. — Могу я заметить платок на иной головной убор? — Думаю, да. — Хорошо. Катрин покопалась в ящике бардачка перед пассажирским местом, достала из него черный берет. Надела, заломила на одну сторону, обернулась к Горчакову. — Приемлемо? — Да, — пожал он плечами с видимым недовольством. Когда вышли из машины, взгляд Катрин уперся в Никласа, поежившегося под мелким, но неприятным холодным дождиком. Если такая погода в Петербурге будет всю осень, он уже готов забрать свои слова о приличном климате обратно. — Что? — спросил Никлас, увидев вопрос во взгляде Катрин, которая одной ногой ступила на землю, вторую держала на подножке, не закрывая пассажирскую дверь. — Ты что на голову будешь надевать? — Ничего. — Ты не желаешь соблюдать правила приличия? — Так мне не нужно. — Почему? Ты особенный? — Эм. Ну, я мужчина… — даже немного растерялся Никлас, думая как бы объяснить очевидное. — Мужчинам не нужно головной убор в монастыре надевать для соблюдения приличий? — с удивлением спросила Катрин у Горчакова. — Не обязательно, — ответил инспектор, поправляя свою фуражку так, чтобы кокарда шла четко по линии носа. Шрамы девушки побагровели, но спорить она не стала. Дверью, правда, хлопнула от души, гораздо сильнее чем обычно это делала. — Пойдемте, — опираясь на трость, пошагал Горчаков со стоянки. В ведущей во внутренний двор монастыря арке прохода их уже встречали. Двое: пожилой и абсолютно седой монах в простом облачении и мужчина в темно-зеленой полевой форме с красным флагом нарукавного шеврона. Был он весьма широкоплечим и даже несмотря на густую бороду довольно молодым на вид — точно не старше тридцати. Вперед, навстречу гостям, шагнул пожилой монах; лицо его пересекало несколько уродливых шрамов, шагал он заметно прихрамывая. — Иеромонах Михаил, — представился он. — Андрей Горчаков, полагаю? — Честь имею, — щелкнул каблуками Горчаков, склонив голову, после чего представил спутников: — Юнкер Никлас и юнгфрау Катерина, брат и сестра Бергеры. Иеромонах, представив своего оставшегося молчаливым спутника как «брата Павла», жестом показал гостям следовать за собой. Никлас отметил, что вместе с Горчаковым хромали они синхронно на правую ногу каждый. Только в отличие от инспектора пожилой иеромонах обходился без трости. На небольшой площадке в углу весьма просторного внутреннего двора, совсем неподалеку от арки прохода, выстроилось несколько десятков человек. Около полусотни навскидку — оценил Никлас. Чуть больше половины были юношами и девушками в светло-зеленой полевой форме, остальные явно трудники, в темной рабочей одежде. Никлас помнил: Горчаков упоминал, что среди трудников не только те, кто работают при монастыре как искупление. Есть и такие, кто трудится за кров, пищу или обучение. Впрочем, судя по лицам и взглядам, за грамотой и наукой из трудников в монастырь пришли немногие. Близко к выстроившейся шеренге иеромонах подходить не стал, остановился и обернувшись к гостям, представил собравшихся кандидатов в рекруты: — Четвертый отряд имени великого князя Константина Павловича белостокского отдела общества «Русский скаут», его совершеннолетние воспитанники, а также отряд трудников Супраслсьского Благовещенского монастыря. Обращаясь к Бергерам и Горчакову говорил иеромонах совсем негромко. Так, что его слова скауты и трудники скорее всего не слышали. Кандидаты в рекруты между тем на появление троицы «покупателей» заметно отреагировали, оживились. Не только потому, что наконец-то закончилось ожидание под моросящим дождем. Было видно, что прибытие «покупателей» многих радовало — похоже, некоторые видели в этом шанс сменить обстановку. Иеромонах между тем снова обернулся к прибывшим гостям, глядя теперь только на Никласа. — Прежде чем устроить смотр тех, кто изъявил желание стать рекрутом я бы хотел, чтобы вы сообщили собравшимся, к какому именно ведомству относитесь и куда именно отправляетесь. — Вы сами не сообщили, отче? — удивился Горчаков. Иеромонах Михаил после этого вопроса вдруг — на несколько мгновений, совершенно изменился в лице. И не только в лице: он словно бы выпрямился став выше, от него повеяло аурой властности и харизмы. Горчаков же, на которого иеромонах посмотрел, приобрел вдруг нелепо-глупый вид, у него даже уши стали визуально шире. — Нет, — покачал головой иеромонах. Магия преображения пропала почти мгновенно. Снова Никлас видел перед собой уставшего старого монаха, над которым с высоты своего роста нависал жандармский инспектор с хищными чертами лица. — Посмотрите, только незаметно, на шеренгу скаутов, — негромко произнес иеромонах, обращаясь только к Никласу и Катрин, стоя спиной к своим подопечным. — Справа налево, седьмая в первом ряду светловолосая девушка, — все так же негромко добавил иеромонах. Никлас, как и Катрин, небрежно скользнул взглядом по шеренге скаутов. Остановился взглядом на худенькой, невысокой девушке с темно-русыми волосами и огромными зелеными глазами — под которыми синели синеватые мешки недосыпа или хронической усталости. — Девица Александра, баронесса фон Губер, — по-прежнему негромко продолжил говорить иеромонах. — Ей девятнадцать, в четвертом отряде состоит третий месяц. Ее отец барон фон Губер был казнен в июле сего года, имущество фамилии обращено в пользу государства. Произошло это, как вы уже наверняка догадываетесь, в результате учиненного опричной командой следственного разбирательства. Никлас — совершенно далекий от политики и происходящего в Московской империи об этом даже и не подумал бы, если бы иеромонах не сказал. Но сохранил бесстрастное выражение лица, даже едва заметно кивнул. — Вряд ли девица Александра согласится связать свою жизнь с вами, узнав о предлагаемой возможности. Хотя — кто знает? Но и кроме нее есть здесь и другие, кто к опричной страже государевой относится без симпатии. По разным причинам. Я, как духовный наставник, не хочу склонять своих подопечных к выбору — ни к положительному, ни к отрицательному. Пусть решают сердцем глядя на вас, а не на меня. Поэтому вы уж лучше сами сообщите, кто вы такие и что вы хотите. И, что немаловажно, куда вы отправляетесь к месту будущей службы. Иеромонах, говоря последние фразы, смотрел только на Никласа. Тот кивнул, на мгновение прикрыл глаза. Старший в группе Бергера он, так что и говорить ему. Чувствуя, как вспотели ладони, Никлас на ватных ногах сделал несколько шагов вперед, осмотрел выстроившихся перед ним скаутов и трудников. Самые разные люди разных возрастов, самые разные выражения самых разных лиц. — Меня зовут Никлас Бергер. Граф Никлас Бергер, — добавил Никлас, вспомнив о совершенно неожиданном титуле. — Я с отличием закончил пехотную школу в Танжере, около года отработал на проводке конвоев по пеклу А-Зоны. Имею награды за проявленную в бою воинскую доблесть. Это леди Катерина Бергер, моя сестра. Имеет классическое образование и богатый опыт административной работы на государственной службе. Вместе с Катрин мы, по определенным обстоятельствам, совсем недавно были вынуждены покинуть Новый Рейх, оставив там все свою имущество, права и привилегии. С нами остались только титулы и приобретенный опыт. В ближайшие дни мы отправляемся в Сергиеву слободу, где принесем клятву верности Богу-Императору… Никлас совершенно машинально по старой памяти произнес: «Богу-Императору», после чего сразу заметил как едва дернулся уголок губ иеромонаха. Но исправляться не стал, продолжил после заминки краткой паузы. — Государь-Император счел нужным выдать нам патенты офицерских званий для создания отдельной опричной группы. Вместе с нами, инспектором от Особой Экспедиции государеву службу будет нести Андрей Горчаков, с отличием закончивший Политехнический университет в Москве. Сейчас, сегодня, нам нужны рекруты для заполнения вакансий двух дозорных экипажей, всего шесть человек. Тем из вас, кто не боится отправится в Старый Петербург, не боится лицом к лицу столкнуться с опасностями чумного мора и синей гнили, кто не считаясь с риском желает получить возможность быстро возвыситься — а мы с леди Катериной хотим как минимум вернуть свое прежнее положение, права и привилегии, предлагаю рассмотреть возможность сотрудничества. Обещать вам — кроме выполнения условий стандартного контракта, я ничего не могу, мы сами впервые на этом пути. Единственное обещание, которое могу дать помимо… — вспомнил Никлас рекламный плакат Французского Легиона: — Это возможность встретить самых разных людей и нелюдей. И убить их, — после короткой паузы одними губами холодно улыбнулся Никлас. Оглянув строй перед собой — из самых разных людей с самыми разными выражениями на лицах, Никлас сделал шаг назад, показывая, что рекрутинговую речь закончил. Очень хорошо ощутил на себе чужие взгляды — внимательный Катрин, оценивающий иеромонаха Михаила и отстраненный инспектора Горчакова. Еще ощущал, комплексно как один, взгляды сразу полусотни скаутов и трудников, которые смотрели сейчас только на него. Единственный, кто смотрел сейчас в другую сторону, был брат Павел — который скрестив руки за спиной, разглядывал низкие облака, так что его борода лопатой даже приподнялась почти параллельно земле. — Неплохая речь, сын мой, определенно, — с удовлетворением покивал иеромонах Михаил, после чего заговорил громче, обращаясь к собравшимся: — У вас есть время на размышления, десять минут. Те из вас, кто рассматривает возможность предложить свою службу Никласу и Катерине Бергер, прошу проследовать на стоянку, откуда наставник брат Павел отвезет вас на тренировочную площадку полигона. Те, кто такого желания более не имеют, оставайтесь пожалуйста на месте до следующего распоряжения. Посмотрев на молчаливого бородатого брата Павла, иеромонах ему кивнул. Тот, по-прежнему не говоря ни слова, сразу направился в сторону арки, иеромонах же обернулся к троице гостей-покупателей: — Пройдемте в нашу скромную обитель, я угощу вас чаем. Из моей кельи как раз видно площадку, так что можем увидеть и убрать в сторону личные дела тех, кто не собирается отправляться на полигон. Келья иеромонаха оказалась вполне приличного размера помещением, судя по виду являясь больше рабочим кабинетом. Чайник был совсем недавно вскипячен, так что пара минут и каждому из гостей Михаил предложил кружку ароматного травяного чая. Дуя на горячий напиток, Никлас подошел к высокому узкому окну — больше напоминающему бойницу, выглянул во двор. На площадке, где недавно стояло почти полсотни человек, в поредевших шеренгах осталось заметно больше половины. В основном в темной одежде трудников, которые в большинстве к опричникам, тем более направляющимся в Санкт-Петербург, присоединяться не имели желания. Среди нежелающих заключать контракт осталось всего несколько скаутов — у которых, похоже, романтика не превалировала над голосом разума. Примерно четверть от общего количества скаутов решила не пробовать свои силы, и примерно четверть от общего количество трудников решила попробовать, — приблизительно прикинул количество оставшихся Никлас. Пока он оценивал увиденное, что-то зацепило его внимание. — Отче, вы же не разрешали подопечным удаляться с площадки кроме как на полигон? — вдруг поинтересовалась Катрин, которая только что подошла и, как и Никлас, выглянула во двор. — Не разрешал. — Среди оставшихся я не вижу баронессы фон Губер. В отличие от Никласа, занятого раздумьями о соотношении между скаутами и трудниками, Катрин сразу приметила отсутствие баронессы фон Губер. Получается, пострадавшая от опричников опальная баронская дочь направилась на полигон с целью пройти показательную тренировку отбора и предложить им свою службу? — Посмотрим, — пожал плечами иеромонах. — Девица Александра ранее не была замечена в непослушании, так что полагаю, что да, она сейчас направляется на полигон. После этого иеромонах взял стопку папок и периодически поглядывая в окно, начал откладывать в сторону личные дела тех, кто ратниками опричной команды становиться не желал. Вскоре, Никлас посчитал по корешкам, у иеромонаха в руках осталось девятнадцать папок. Чай после этого быстро допили и направились на выход. При мысли о том, что снова предстоит выходить в промозглую от дождя серость, Никлас поежился. Пекло А-Зоны он пока с ностальгией не вспоминал, но европейская погода понемногу переставала ему нравится. Глава 24
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!