— Случайностей? — странным голосом произнес Таенн. — Или чего-то другого? Парадокс получается, ребята. Они хотели, чтобы их нашли, но в то же время они этого не хотели. — Если бы они этого не хотели, они бы этого всего не затеяли. Вопрос в другом — зачем хотели? — Ит задумался. — Они чего-то боялись. Или кого-то. Открывать эти считки сейчас — дело слишком долгое, муторное, и энергозатратное, поэтому пока не вижу смысла. Там не один год смотреть надо, и не два, да еще и шифрование такое, что черт ногу сломит, поверь. Судя по всему, они хотели, чтобы их нашли, но только определенные… существа, и при определенных условиях. — Кажется, реакция Блэки была просто цветочками в сравнении с тем, что происходит сейчас, — пробормотал Таенн. — Не думаю, — отозвался Скрипач. — Но, возможно, это явления одного порядка. По крайней мере, у меня есть основания так полагать. — Нет, Таенн, это не явления одного порядка, — тихо произнес Ит. — Боюсь, то, что происходит, гораздо страшнее и хуже, чем были Блэки. Да, да. Блэки затронули совсем небольшую часть Сферы, а то, что есть сейчас… оно рискует затронуть всю Сферу целиком. — Почему ты так думаешь? — с тревогой спросил Таенн. — И не только Сферу. Ты не забыл, где мы сейчас об этом разговариваем? — горько спросил Ит. — Является ли Берег частью Сферы, в обычной трактовке понимая, что она такое? Ведь Сфера, по сути, это вся бесконечность существующей в реальности жизни. Всей, что есть. Во всех видах, формах, проявлениях… равно как и Берег, который, считай, является отображением одного из этапов посмерития опять же всей Сферы. Не одного круга, повторю, не одного тончайшего сегмента, к которому принадлежим мы, а всей. Всего. Всего и вся. — Не пугай меня, пожалуйста, — попросил Таенн. — Но почему ты пришел к такому выводу? — Кому и зачем лабиринты Берега будут показывать не абстрактные картины или желаемые сюжеты, а нечто, что является прямым руководством к действию, по сути — инструкцией? Кто и зачем может наплевать на местные законы, и делать тут практически всё, что заблагорассудится, например, летать над морем ночью? Кто и зачем… — К чему ты это всё сейчас говоришь? — спросил Таенн. — Вот договоришься же. Сожрут нас тут за милую душу сейчас, и… — Не сожрут, не будет ничего, — произнес Ит раздраженно. — Сейчас точно не будет, поверь. Я не знаю, что мы такое, Таенн. Правда. Честно. Но одно понятно точно: мы действительно часть чего-то, причем в достаточной степени важного, если нам сейчас высочайше дозволено не просто законы местные нарушать либо игнорировать, но и совершать поступки, которые против законов мироздания в целом. — Ну, не знаю, — протянул Таенн. — Вполне может быть. Но я другого не пойму, вот честно. Будь вы частью чего-то этакого крутого, то зачем бы тогда понадобились такие сложности? Крутое, оно на то и крутое, чтобы раз, и всё уже сделано. А не так, как у вас. Тебя, Ит, за водой к колодцу послать, так ты по дороге в яму провалишься, об забор обдерешься, коромысло об свой же лоб сломаешь, и оба ведра утопишь — это я твою дикую удачу имею в виду. — Ты его очень точно описал, — похвалил Скрипач. — Вот только он по дороге еще и девку местную завалит, поверь, уж я-то знаю… — Долетим, я тебя завалю, — пообещал Ит. — Мордой об ближайшую каменюку. — Ну да, ну да, ну конечно, — покровительственно хмыкнул Скрипач. — А то я не в курсе про твои подвиги. Ладно, проехали. Ит, еще десять минут в «гамме», и выходим на поворот во вторую «бету». * * * Сели, не смотря на причитания Таенна о том, что «темно, не видно, разобьемся, и врежемся», вполне удачно — света звезд для нормальной посадки вполне хватило. Лодка, конечно, не пришла, люди давным-давно спали, поэтому Ит сказал, что искупаться будет неплохо, скинул одежду, и отправился за лодкой вплавь. Пришвартовали самолеты, уже на берегу Ит оделся, и они неспешным шагом отправились наверх, в город. Скрипач предложил пойти сразу к Оливии, но Ит сказал, что незачем тревожить и будить её, утром увидит машины у пирса, и сама придет. — Перекусим, и спать, — решил он. — Какой-то долгий день получился. Рыжий, устал? — Есть немного, — Скрипач зевнул. — Конечно, ни в какое сравнение с работой по двое суток на операциях это не идет, но тоже, знаешь ли… — Знаю, — согласился Ит. — Таенн, ты-то как? Тоже, небось, уставший? — Даже не знаю, — Таенн, кажется, попробовал прислушаться к ощущениям. — Вроде бы не очень. Но я самолет не вел, и против ветра не разгуливал. Хотя прилечь, если честно, было бы неплохо. По ощущениям, ребята, я до сих пор окончательно не поправился ещё. — Поправишься, — пообещал Скрипач. — Через пару недель станет уже совсем хорошо, обещаю. — Хорошо бы, — вздохнул Таенн. — Не то чтобы меня тянуло на выпивку, но вот съесть что-то посущественнее этого вареного и пареного хочется очень и очень. Так, неспешно беседуя, они дошли до своего дома. В прихожей Ит снял очки, привычным движением положил их на столик, и тут внезапно в гостиной загорелся свет, а знакомый голос произнес с негодованием: — Ну, здравствуйте! Сколько ждать можно? Я чуть с ума не сошла, неужели трудно было хоть разочек на связь выйти?! На пороге, сложив руки на груди, стояла Оливия, и с возмущением смотрела на них. — А ты что тут делаешь? — ошарашено спросил Скрипач. В этот момент Оливия был до такой степени похожа на рассерженную Берту, что он на секунду испугался. — Сам как думаешь? Вас дожидаюсь! Тут такое… * * * Новостей оказалось действительно море, причем весьма неожиданных, до такой степени, что… — Сбежали они. Вы улетели, а на следующее утро — нет машин. Их машин. Ни Ирвина, ни Ханны. Мы-то всё думали, кто предатель, а тут вон чего оказалось. Это была она, получается. Я стала прикидывать — да, верно, всё сходится. Но и он тоже, видимо, в деле. То-то она к нему липнуть начала буквально с первой минуты. Дома стоят, я сама сходила, проверила. И ее дом, и его, оба на месте, а это значит, что они живы-здоровы, и никакие черные или что-то еще тут ни при чем… — Подожди, — попросил Скрипач. — Сирин, подожди, не торопись. Получается, что они на следующее утро после нас улетели куда-то в неизвестном направлении. Так? Но мы никого не видели, то есть за нами не гонялись, это точно. — А я подумала, что гонялись. Трясу трансфигураторов, а вас в зоне доступа нигде нет, — Оливия сердито посмотрела на него. — Но, спасибо, Плюшевый успокоил вчера. Они, мол, были в Плейте, Тоца трясли, что-то он им там рассказывал. Хорошо, хоть живы. Потом вы ушли оттуда, и всё, тишина. До определенного момента… Ит видел — она не просто взволнована, она сейчас нервничает ужасно, и совершенно непонятно, по какой причине. Пока непонятно. — Сирин, что произошло дальше? — требовательно спросил он. — А дальше было то, из-за чего я тут сейчас сидела, и вас поджидала. Он вышел на связь. Он сам. Во всех домах в Золотой бухте. Одновременно. Я даже не поняла, через трансфигураторов это было сделано, или нет. Я была в тот момент в ратуше, и не одна, там же были София, и Ветер, и Грег. Он сказал… — Оливия запнулась. — Он велел передать вам, чтобы вы явились к шестерым на следующий день, и что игра закончена. Что это значит? — Видимо то, что игра действительно закончена, — пожал плечами Ит. — Вы… нашли то, что искали? Прошли лабиринт? — Да, — кивнул Скрипач. — Прошли и нашли. Но не то, что искали, а ответ. Сирин, сразу скажу тебе: он ничего не нашел, и не сумеет найти. Никогда. — Почему? — Потому что неспособен найти. Видимо, он и сам это уже понял, оттуда и речь про игру. И… Сирин, мы нашли выход. Мы знаем, что нужно, чтобы отсюда уйти, — Ит говорил тихо, словно через силу. Он вдруг понял, ощутил: эти слова причиняют ей боль, сейчас в ней оживает что-то, тщательно скрываемое, и оно вот-вот прорастет в слова, и слова эти будут отнюдь не ободряющими или приятными. — Уйти, — эхом повторила Оливия. Встала, подошла к темному окну, за котором стояла ночь. — Отовсюду уйти… странно. Я всё думаю, для чего вы сюда приходили вообще? Наверное, это такое наказание. Вполне может быть и так, правда? — Ты о чем? — не понял Скрипач. — Ни о чём, — она вздохнула. — Может быть, о своих часах. Почему бы и не о часах. Я ведь помню кое-что, правда, мало, но мне хватает. Помню… свои руки, и это старые руки, немощные, никчемные. Помню вспышки салюта за окном, или даже нет, не салюта, фейерверки, кажется — отблески по стенам, множество отблесков. Красные, синие, зеленые, золотые… Ненавижу фейерверки, как же я их ненавижу, эту показную, нарочитую чужую радость… Помню женский голос, который произносит «восемнадцать часов», очень красивый голос, торжественный, молодой, каждая буква — как нота. Помню стены моей квартиры, все в рисунках, на которых всегда чего-то два, всегда по два. Два бокала, две птицы, два дерева, две скалы, две травинки, две бабочки, два облака. Не знаю, почему, но это очень и очень важно, и почему-то я это понимаю, а другие нет, они не видят, и никогда не видели этой парности, этой слитности, этого двуединства. Помню, что я это знаю, но так и не смогла никому объяснить, не сумела. А еще помню свое абсолютное бессилие и обреченность… неважно. Когда я появилась здесь, и поняла, что не помню почти ничего, я обрадовалась. Правда, правда, я ощутила утрату несвободы, и когда мне объяснили про память, которой больше нет, я обрадовалась еще больше, потому что у меня осталось всё-таки ощущение той памяти, и ничего, совсем ничего хорошего в ней не было… а после появились вы. Много после. Эй, Таенн, ты же всё про всех знаешь. Расскажи, что такое я, а? Никогда не спрашивала, а теперь спрошу. Можешь? Таенн тяжело, даже как-то обреченно, вздохнул. — Имя не назову. Ты…тебе было больше шестидесяти, ты умерла у себя дома во время праздника, от болезни. Тело по сей день лежит в холодильнике, потому что некому его забрать. Ты была одна, Сирин. Совсем одна. У вас довольно богатый мир, так что скорое погребение тебе не грозит. А ещё… — Таенн замялся. — Ты действительно связана с ними, — он кивнул в сторону Ита и Скрипача. — Но я не могу понять, как и чем. Ты не видела их никогда до того, как они оказались здесь, но ты знаешь об их существовании, это точно. — Голограмма, — шепотом произнес Ит. — Ещё один осколок. Сколько же их всего… Скрипач покивал. — Видимо, да, — согласился он. — Берта, Эри, ты, Сирин, и многие другие — вы части одного целого, равно как и мы, и не только мы. Ит, помнишь? «Я уйду, и стану миллионами»? Мариа, черт бы побрал, в тот момент могла ощутить что-то важное, но интерпретировать не умела, однако фразу произнесла очень точную. Только относилась она не к ней, а… — Да, верно, — кивнул Ит. — Сирин, прости нас, пожалуйста. — За что? — удивилась она. — За то, что мы появились, и напомнили. Мы ведь не знали, что так получится, — примирительно произнес Скрипач. — Брось, — она слабо махнула рукой. — Это было даже… даже хорошо, наверное. Не всегда плохо, если больно. Так? И ещё… я бы очень хотела, чтобы для меня кто-то спал. Для меня никто не спит, потому что я, наверное, действительно была совсем одна — в том мире. Так, может быть… — Если бы от нас что-то зависело, мы бы спали для тебя, вернувшись обратно, — Скрипач подошел к ней. — Сирин, ты очень славная. Даже нет, не так. Ты чудесная. Умная, храбрая, красивая, и добрая девочка. Очень надеюсь, что получится. Никто не должен быть совсем один. Оливия слабо улыбнулась, и Скрипач обнял её. Они простояли так несколько секунд, потом она высвободилась, и щелкнула его по носу. — Неизвестно, получится или нет, — вздохнула она. — Хорошо бы. Но… что вы в результате планируете делать? Давайте, рассказывайте, а потом неплохо было бы всё же хоть сколько-то поспать. Потому что день, как мне кажется, предстоит весьма насыщенный. — Не то слово, — кивнул Ит. — Значит, так. Сирин, для тебя будет, скорее всего, на завтра очень важное задание, но перед этим мне придется кое-что посчитать. Вот посчитаю, и скажу точно. — Что именно? — нахмурился Таенн. — Хочу понять, что будет происходить с капсулами при таком тангаже, — объяснил Ит. — Боюсь, что, по моим прикидкам, капсул может и не хватить. — Не поняла, — нахмурилась Оливия. — Сейчас вы о чем? — Давай про это утром, — попросил Скрипач. — Народ, всё. Спать. Всем спать. Немедленно. * * * — Вы то, что не пригодилось, так на машинах и оставили? — с тревогой спросил Таенн.