Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 5 из 32 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Добро пожаловать, молодой человек, — проговорив Том, протягивая Бумпо свою костлявую руку. — В нынешнее время каждый белый внушает доверие, и я надеюсь при случае найти в вас помощь. Дети иной раз могут разнежить самое твердое сердце, и я боюсь за своих дочерей гораздо больше, чем за все свои права на эти места. — Это очень естественно, — сказал Гэрри. — Мы с тобой, Зверобой, еще не испытали этого чувства, но я вполне понимаю его. Будь у нас дочери, мы, без сомнения, имели бы такие же опасения, и я уважаю человека, который не стыдится этого признания. Ну, старик, с этой минуты я объявляю себя защитником Юдифи, а Зверобой будет покровителем Гэтти. — Очень благодарна вам, господин Марч, — отвечала Юдифь. — Знайте, однако, что Юдифь Гуттер может защищать себя сама и не нуждается в помощи какого-нибудь бродяги. Если нужно будет столкнуться с дикими, выходите с моим отцом на вольный воздух вместо того, чтоб запираться в четырех стенах под предлогом защиты слабых женщин, и… — Юдифь! Укороти свой язык и выслушай, в чем дело. Дикие уже на берегу озера, и неизвестно в какой стороне. Может-быть, они от нас в нескольких шагах… — Если это правда, Том, — с беспокойством сказал Гэрри, — твой ковчег в довольно жалком положении. Он скрыт недурно, если могли обмануться даже мы с Зверобоем, но индеец, который охотится за волосами с человеческого черепа, отыщет его непременно. — Я думаю то же самое и, признаюсь откровенно, в эту минуту скорее желал бы быть во всяком другом месте, чем в этой засаде. Скрываться здесь очень удобно, это правда, но не будет никакого спасения, если дикари откроют убежище. Теперь они очень недалеко от нас, и трудно выкарабкаться из этой реки, чтобы с берега не перестреляли нас всех, как оленей. — Уверены ли вы, господин Гуттер, что краснокожие, которых вы так боитесь, действительно из Канады? — спросил Зверобой скромным, но серьезным тоном. — Если вы их видели, не можете ли сказать, как расписано их тело? — Я не видал еще никого, но наверное знаю, что они слоняются в окрестностях. Спустившись по реке на милю отсюда, я заметил у края болота человеческий след, обращенный к северу. По размерам следа ноги и по углублению в нем от большого пальца я тотчас же догадался, что это должен быть след индейца, а немного погодя я отыскал старый его мокассин, брошенный в грязь. Я очень хорошо заметил место, где он останавливался, чтобы переменить свою обувь. — Из этого еще нельзя вывести заключения, что краснокожий имел враждебное намерение, — сказал Зверобой, покачивая головой. — Опытный солдат мог бы зарыть, сжечь или бросить в реку свою изношенную обувь, не обнаруживая своего присутствия. Я уверен, что след, на который вы напали, принадлежит мирному индейцу. Я приехал сюда повидаться с одним молодым индейским начальником, и он должен ждать меня около того места, на которое вы указали. Может-быть, на его след вы и напали. — Гэрри, я надеюсь, что ты хорошо знаешь молодого человека, который назначает свидание с дикими в таком месте, где он никогда на был прежде? — спросил Гуттер подозрительно. — Измена считается добродетелью у индейцев, а белые слишком скоро осваиваются с их обычаями, как только поживут между ними. — Справедливо, старик, совершенно справедливо; но только это вовсе не относится к моему приятелю. Зверобой — откровенный молодой человек и не способен на обман. Я ручаюсь за его честность, хотя не имею никаких доказательств его храбрости. — Я желал бы знать, что ему надобно в этой стране? — Это скоро будет объяснено, господин Гуттер, — спокойно отвечал молодой охотник. — Отец двух дочерей, владелец озера имеет полное право осведомляться, зачем и кто приезжает в эти места. Это все равно, как если бы колония вздумала спросить, зачем французы увеличивают свои полки на пограничной линии. — Если вы так думаете, любезный друг, потрудитесь рассказать вашу историю без всяких предисловий. — Дело вот в чем, Томас Гуттер. Я еще очень молод и не успел до сих пор показать своей опытности в военном деле. Когда же прислали к делаварам обнаженную секиру, объявляя таким образом наступление войны, они поручили мне отправиться к людям моего цвета и подробно разведать о настоящем положении вещей. Я исполнил это поручение, и по окончании своих переговоров с белыми начальниками встретил на возвратном пути на берегах Скогари королевского офицера с деньгами, пересылаемыми некоторым союзным племенам, живущим далее к юго-востоку. В этом делавары видели благоприятный случай для Чингачгука, еще не успевшего померяться с неприятелем своими силами, и вместе с тем для меня, который также не отличался еще на поприще войны. Поэтому один старый делавар посоветовал нам встретиться и переговорить возле утеса на краю этого озера. Не скрою, есть у Чингачгука и другая цель свидания, но это его личный секрет, который нисколько не касается вас, и, конечно, вы не потребуете, чтоб я без всякой нужды выдавал чужие тайны. — Держу пари, что дело идет о какой-нибудь молоденькой женщине! — вскричала Юдифь, улыбаясь и краснея при этой догадке. — Если сюда не замешалась охота или война, так, значит, молодой индейский начальник влюблен: это яснее солнца. — Может-быть, да, может-быть, и нет. Я не скажу ничего ни в подтверждение, ни в опровержение догадки, которая, естественно, весьма легко может запасть в голову молодой девушки, проникнутой нежным чувством. Завтра поутру, за час до захода солнца, мы должны встретиться с Чингачгуком возле утеса и потом вместе продолжать наш путь, не трогая никого, кроме врагов колонии, которые теперь на законном основании сделались и нашими врагами. Скорого Гэрри я давно знал, потому что он не раз ставил свои капканы на земле делаваров. Встретившись с ним на берегах Скогари, когда он собирался на свои, обыкновенные в летнее время, поиски, мы решились итти вместе не столько из опасения, сколько для сокращения нашей общей дороги. Впрочем, об этом он и сам говорил вам. — Так вы полагаете, что замеченный мною след принадлежит вашему другу, который явился на место свидания раньше условленного срока? — Да, я так думаю. Может-быть, я ошибаюсь, а может, и нет. Если бы увидеть найденный вами мокассин, я бы тотчас сказал, кому он принадлежит: делавару или нет. — Извольте, вот он! — вскричала Юдифь, уже сбегавшая за ним в лодку. — Говорите, друг его носил или недруг? Вы честный человек, и я вполне верю вашим словам, что бы ни думал об этом отец. — Это очень на тебя похоже, Юдифь, — сказал старик Том. — Я беспрестанно боюсь врагов, а у тебя на уме только друзья. Хорошо, молодой человек, говорите: что вы думаете об этом мокассине? — Он сделан не так, как у делаваров, — отвечал Зверобой, внимательно осмотрев эту изношенную и брошенную обувь. — Я еще слишком молод и неопытен в военных делах, но мне кажется, что этот мокассин шел с севера, из-за больших озер [13]. — В таком случае мы не должны здесь оставаться ни минуты, — сказал Гуттер с крайним беспокойством, как-будто скрытый неприятель засел на берегу недалеко от его ковчега. — До сумерок один только час, а в темноте нельзя выбраться отсюда, не делая шума. Слышали вы за полчаса перед этим эхо от ружейного выстрела? — Ведь это я выстрелил, чорт меня побери! — отвечал Скорый Гэрри, понявший теперь свою неосторожность. — Нехорошо, молодой человек, очень нехорошо. Выстрел может возбудить подозрение индейцев, и они легко откроют наше убежище. Никогда нельзя стрелять в военное время без всякой нужды. — Это я говорил и прежде своему товарищу. Он слишком упрям и не слушает посторонних советов, — сказал Зверобой. — Однако, зачем нам переменять эту позицию, господин Гуттер? Здесь мы, кажется, в относительной безопасности и в случае нужды могли бы защищаться из этой каюты. Я знаю сражения только по рассказам, но мне кажется, что из этой крепости можно обратить в бегство дюжины две мингов. — Это и видно, молодой человек, что вы знаете сражения только по рассказам. Видали ли вы когда-нибудь пространство воды пошире того, через которое вы сейчас проезжали с вашим товарищем? — Нет. — Так я объясню вам невыгоды нашей позиции в этом углу. Здесь, видите ли, дикие без труда узнают, в какой пункт направлять свои пули, и безрассудно думать, что ни одна из них не проберется через трещины нашего судна. Мы, напротив, принуждены будем стрелять наудачу во все эти деревья. С другой стороны, здесь ничто не спасет нас от пожара, потому что всего легче запалить кору этой кровли. Кроме того, дикие в мое отсутствие проберутся в мой замок, разграбят его, опустошат и разорят вконец. Но если мы выберемся на озеро, неприятель должен будет атаковать нас не иначе, как на лодках или на своих паромах, и тогда мы совершенно сравняемся с ним. Защищаясь с ковчега, мы отстоим наш замок. Понимаете вы эти соображения, молодой человек? — Как не понять! Вы совершенно правы, господин Гуттер. — Нечего, стало-быть, и распространяться, дядюшка Том! — с живостью вскричал Гэрри. — Чем скорее с места, тем лучше. Марш за дело! Может-быть, еще до ночи нам удастся запастись индейскими скальпами. После краткого совещания начались серьезные приготовления к трудной переправе. Прежде всего развязали веревки, которыми ковчег прикреплялся к деревьям на берегу, потом посредством бечевок мало-помалу вытащили его из-за кустарников на гладкую поверхность воды. При этом не было произведено ни малейшего шума, ни малейшего шороха, потому что старик Гуттер принял все предосторожности. Затем, когда все трое перебрались с берега на борт ковчега, Гуттер и Скорый Гэрри взялись за весла, а Зверобой стал на карауле, посматривая во все стороны. Эта предосторожность была очень кстати. Когда они подъехали почти к самому устью Сосквеганны, Зверобой увидел на западном берегу такое зрелище, которое могло напугать и опытного воина: на огромное дерево, наклонявшееся к воде в форме полукруга, уже вскарабкались шесть индейцев с очевидным намерением прыгнуть на каюту ковчега, как только он поровняется с этим местом. Зверобой заметил их в ту самую минуту, когда уже один, придерживаясь за ветви, выжидал удобного мгновения, чтобы соскочить и увлечь за собою остальных товарищей. — Живее, Гэрри, живее! — вскричал он. — Дело идет о жизни. Гребите изо всей силы. Пораженные этим необыкновенным криком, Гуттер и Марч удвоили свои усилия и с быстротою стрелы промчались мимо рокового дерева, как-будто заранее зная опасность, которая им здесь угрожала. Заметив, что их открыли, индейцы испустили пронзительный военный крик и опрометью один за другим бросились с дерева, надеясь попасть на кровлю пловучего дома, но вместо этого все попадали в воду на большем или меньшем расстоянии от ковчега. Один только их начальник, бывший впереди и вооруженный с ног до грловы, очутился на борту пловучего дома. Прежде чем он успел придти в себя, смелая Юдифь, выбежав из каюты, мгновенно столкнула его в воду. Ее щеки пылали, глаза горели необыкновенным блеском, и в этом состоянии она едва ли давала себе отчет в безрассудности своего отчаянного героизма. Все это было делом одного мгновения, и когда Юдифь опомнилась, Натаниэль взял ее на руки и поспешно отнес в каюту. В ту же минуту по всему лесу раздались ужасные крики, и ружейные пули застучали по стенам каюты. Еще несколько мгновений, — и ковчег выплыл на открытое озеро, где уже не было никакой опасности. Индейцы с сожалением увидели бесполезность своих покушений и мало-по-малу прекратили ружейные залпы. Глава V На передней части парома в присутствии Юдифи и Гэтти началось, совещание. Неприятель уж не мог подкрасться невзначай; но было ясно, что рассеянные толпами по берегу озера индейцы воспользуются всеми средствами для захвата ковчега и замка. Молодые и неопытные девушки, уверенные в смелости отца, не обнаруживали большого беспокойства, но старик Гуттер лучше всех понимал опасность, особенно, если двум товарищам вздумалось бы оставить его на произвол судьбы, что, весьма вероятно, они могли сделать во всякое время. Эта мысль сейчас не выходила из его головы. — Нечего боятся, — сказал он, — пока мы на озере. В наших руках большие преимущества перед неприятелем, кто бы он ни был. Здесь всего три лодки, кроме твоей, Гэрри, и только я один знаю, где они скрыты. Ирокез может искать их тысячу лет, и разве только чудом каким наткнется на дупло, куда они запрятаны. — Не говорите этого, господин Гуттер, — возразил Зверобой. — Чутье у краснокожих лучше, чем у собаки, если впереди ожидает их добыча; и я не знаю, какое дупло укроет от них вашу лодку. — Твоя правда, Зверобой, — сказал Гэрри Марч. — И я очень рад, что моя каноэ в безопасности в наших руках. Завтра к вечеру, по моим расчетам, они непременно отыщут лодки, если их цель — загнать тебя в твое логовище, старый Том! Гуттер не отвечал ничего. Он попеременно смотрел то на озеро, то на небо, то на опушку лесов, как-будто хотел открыть в них какие-нибудь признаки. Но ничто не давало внешних поводов к тревоге: деревья покоились в глубоком сне, освещенное на западе багрянцем заката небо было чисто. Озеро в этот торжественный час наступающей ночи казалось спокойнее обыкновенного. — Юдифь, — сказал Том, прекративший свои наблюдения, — приготовь ужин для наших друзей. После этой перепалки у них должен быть отличный аппетит. — Вовсе нет, дядя Гуттер! — отвечал Марч. — Мы сегодня за обедом порядком набили свои желудки, и для меня на этот раз общество Юдифи приятнее всякого ужина. Кто не будет любоваться ею в этот прекрасный вечер? — Природа не отказывается от своих прав, и, по крайней мере, мой желудок требует пищи, — возразил старик. — Юдифь, займись приготовлением ужина и уведи с собой сестру. Мне нужно с вами поговорить, друзья мои, — продолжал он, когда девушки вошли в каюту, — и я нарочно выслал дочерей. Вам известно мое положение, и я хотел бы слышать ваше мнение насчет наших планов. Три раза горел мой дом, построенный на земле; но, выстроив этот замок и поселившись на воде, я считал себя в безопасности вплоть до настоящей минуты. Как вы об этом думаете? — По моему мнению, старый Том, сейчас и твоей жизни и всем твоим владениям угрожает величайшая опасность, — отвечал Гэрри. — Все твое имение не стоит сегодня и половины того, что стоило вчера. — Притом у меня есть дети, — прибавил старик вкрадчивым тоном, — и вы сами видите, как хороши мои дочери. Это я могу сказать, несмотря на то, что я их отец. — Все можно сказать, почтенный старичина, особенно, если нож приставят к горлу. У тебя две дочери, говоришь ты, и одна из них, это правда, не встретит себе соперницы во всех, какие ни возьми, колониях. О другой можно сказать только то, что ее зовут Гэтти Гуттер, и ничего больше. Так ли, старичина? — Твоя дружба, Гэрри Марч, как я вижу, находится в зависимости от направления ветра, и товарищ твой, без сомнения, придерживается таких же правил, — отвечал Том с гордым видом. — Пусть так! Можете итти на все четыре стороны! Обойдусь без вас! — Вы, конечно, ошибаетесь, господин Гуттер, думая, что Гэрри намерен вас оставить, — простодушно заметил Зверобой. — Ошибаетесь еще больше, если полагаете, что я последовал бы за ним в этом случае и бросил бы на произвол судьбы целое семейство, поставленное в затруднительное положение. Вы знаете, зачем я пришел: завтра будут окончены мои переговоры с молодым делаваром, и потом вот вам моя рука и с нею надежный карабин, который еще ни разу не дал промаха на охоте за зверьем. Очень буду рад, если он принесет такую же пользу и в военное время. — Стало-быть, я могу рассчитывать на вашу помощь, защищая дочерей? — Очень можете. Том Пловучий, если таково ваше имя. Я стану защищать их до последней капли крови, как брат защищает свою сестру и муж жену. Да, вы можете положиться на меня во всех затруднительных случаях, и то же, надеюсь, скажет вам Скорый Гэрри, если дорожит своею честью. — Нет, нет! — вскричала Юдифь, полуотворяя дверь. — Скорый Гэрри столько же опрометчив на словах, как и на деле. Он взапуски бросится от нашего семейства, лишь только почует опасность для своей смазливой наружности. Ни старик Том, ни его дочери не могут рассчитывать на легкомысленный и фальшивый характер Генриха Марча. Все мы будем надеяться на вас, Зверобой, потому что ваше открытое лицо и добрая воля ручаются за искренность ваших слов. Однако, в ее словах было больше досады, чем искренности, и Марч с неудовольствием подметил в ее глазах выражение презрения. Но это выражение мгновенно изменилось, когда она бросила мягкий и благодарный взгляд на Бумпо. Все это ясно видел Генрих Марч. — Оставь нас, Юдифь! — строго вскричал Гуттер прежде, чем молодые люди успели ответить. — Можешь притти сюда с ужином, когда он будет готов. Видите ли, господа, ее избаловали глупой лестью крепостные офицеры, которые наезжают сюда по временам. Надеюсь, Гэрри, ты не обратишь внимания на ее ребяческую выходку. — Что правда, то правда, дядя Том, — отвечал Гэрри, раздосадованный замечаниями Юдифи. — Эти молодые вертопрахи решительно вскружили голову твоей дочери. Я просто не узнаю Юдифи, и ее сестра начинает мне нравиться гораздо больше, чем она. — И прекрасно, молодой человек. Гэтти, поверь мне, гораздо рассудительнее своей сестры, и, по моему мнению, из нее выйдет самая верная, самая преданная жена. — Конечно, дядя Том, вернее Гэтти не сыскать жены в целом мире, но насчет ее рассудительности можно еще поспорить — отвечал Гэрри, улыбаясь. — Но об этом речь впереди. Я очень благодарен Зверобою, что он ответил за меня. Каковы бы ни были мои отношения к твоей старшей дочери, я не оставлю тебя, старик, можешь в этом быть спокоен. Гуттер выслушал это обещание с видимым удовольствием, которого и не скрывал. Физическая сила такого человека, как Генрих Марч, уже известного своею храбростью, была при настоящих обстоятельствах для него надежным оплотом. За минуту до этого старик готов был оставаться только в оборонительном положении, теперь же его мысли мгновенно переменились, и он уже обдумывал план наступления. — Можно рассматривать все предметы с двух различных сторон, — начал старик с двусмысленной улыбкой, — и, вероятно, найдутся совестливые люди, которые сочтут не совсем благородным проливать человеческую кровь за деньги. Мне, однако, кажется, что если уже заведен обычай убивать друг друга на военной тропе, то ничто не помешает к волосам дикаря прибавить малую толику звонкой монеты. Что ты думаешь об этом, Гэрри Марч? — А то, что ты делаешь страшную ошибку, дядя Том, когда кровь дикарей называешь человеческой кровью. По-моему, срезать кожу с черепа индейца — то же, что окарнать уши собаке или волку, и, разумеется, глупо в том или в другом случае отказываться от законного и заслуженного барыша. О белых, конечно, мы не говорим: они имеют врожденное отвращение к сдиранию кожи; между тем индейцы бреют себе голову как-будто нарочно для ножа. На маковке у них шутовской клочок волос, разумеется, для того только, чтоб удобнее было делать эту операцию. — Вот это по-нашему, любезный Гэрри! — отвечал старик, не скрывая своей радости. — Теперь мы разделаемся по-свойски. Мы подготовим индейцам такой праздник, какой им не снился. Вы, Зверобой, конечно, разделяете образ мыслей вашего товарища. Деньги — всегда деньги, хоть бы они были выручены за индейский скальп. — Нет, я не разделяю подобных взглядов. Я стану защищать вас, Томас Гуттер, на ковчеге, в замке, в лесу, на лодке, везде, но никогда не изменю велению своего чувства. Вы хотите денег за индейские скальпы? Идите куда вам угодно, а я остаюсь здесь для защиты ваших дочерей. Сильный должен защищать слабого. Это в порядке вещей, и мои руки к вашим услугам. — Скорый Гэрри, воспользуйтесь этим уроком! — послышался из другой комнаты кроткий, но одушевленный голос Юдифи. Это доказывало, что она слышала весь разговор. — Замолчишь ли ты, Юдифь? — закричал рассерженный отец. — Ступай прочь! Мы толкуем о вещах, о которых не должны слышать женские уши. Впрочем, Гуттер не принял никаких мер, чтобы удостовериться, послушалась ли его дочь, или нет. Он только понизил голос и продолжал; — Молодой человек говорит правду, Гэрри, и мы можем ему доверить моих дочерей. Я думаю, собственно, вот о чем. На берегу озера теперь многочисленные толпы дикарей, и между ними достаточно женщин, хотя этого мне не хотелось сказать перед своими дочерьми. Очень вероятно, что это пока не больше, не меньше как группа охотников, которые не слышали еще ни о войне, ни о премиях за человеческие волосы, потому что, как видно по всему, они давно кочуют в этих местах. — В таком случае зачем же они хотели ни с того, ни с сего отправить нас на тот свет? — сказал Гэрри. — Наверняка еще нельзя сказать, что таково было их намерение. Индейцы очень любят устраивать нечаянные засады и делать фальшивые тревоги, чтоб позабавиться над испугом мнимых пленников. Это в их характере. Они, без сомнения, хотели нахлынуть на ковчег, как снег на голову, и предложить свои условия. Когда же этот план не удался, они от злости начали стрелять. Вот и все!
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!