Так падший ангел говорил скорбя, По виду чванясь, но на самом деле Отчаяньем глубоким истомленный… Мильтон. «Потерянный рай» Вскоре после ухода Юдифи подул легкий южный ветерок, и Хаттер поднял большой квадратный парус. Когда-то этот парус развевался на реях морского шлюпа. Океанские бризы продырявили его, и он был забракован и продан. У старика был также легкий, но прочный брус из тамаркового дерева, который в случае надобности он мог укреплять стоймя. С помощью этого нехитрого приспособления парус развевался по ветру. Теперь уже не было никакой необходимости работать веслами. Часа через два в темноте показался «замок», поднимавшийся из воды на расстоянии сотни ярдов. Тогда парус спустили, и ковчег, продолжая по инерции плыть вперед, пристал к постройке; здесь его и привязали. С тех пор как Непоседа и его спутник покинули дом, никто в него не входил. Всюду царила полуночная тишина. Враги были близко, и Хаттер приказал дочерям не зажигать свет. В теплое время года они вообще редко позволяли себе такую роскошь, потому что огонь мог служить маяком, указывающим путь недругам. — При дневном свете мне нечего бояться дикарей под защитой этих толстых бревен, — прибавил Хаттер, объяснив гостям, почему он запретил зажигать огонь. — У меня здесь всегда наготове три-четыре добрых ружья, особенно вот этот длинный карабин, который называется «оленебоем» и никогда не дает осечки. Но ночью — иное дело. В темноте может невидимо подплыть челнок, а дикари знают столько всяких военных уловок, что я предпочитаю иметь дело с ними при ярком солнце. Я выстроил это жилище, чтобы держать их на расстоянии ружейного выстрела, если дело дойдет до драки. Некоторые считают, что дом стоит слишком открыто и на виду, но я предпочитаю держаться на якоре здесь, подальше от зарослей и кустарников, и думаю, что это самая безопасная гавань. — Я слыхал, что ты был когда-то моряком, старый Том? — спросил Непоседа со своей обычной резкостью, пораженный двумя-тремя техническими морскими выражениями, которые только что употребил его собеседник. — И люди думают, что ты мог бы рассказать много диковинных историй о битвах и кораблекрушениях. — Мало ли на свете людей, Непоседа, — возразил Хаттер уклончиво, — которые всегда суют нос в чужие дела! Кое-кому из них удалось отыскать дорогу в наши леса. Кем я был и что видел в дни моей юности? Какое это может иметь значение теперь, когда поблизости дикари! Гораздо важнее знать, что может произойти в ближайшие двадцать четыре часа, чем болтать о том, что происходило двадцать четыре года назад. — Это правильно, да, это совершенно правильно. Здесь у нас Юдифь и Гетти, которых мы обязаны охранять, не говоря уже о наших чубах. Что до меня, то я могу спать в темноте так же хорошо, как и при полуденном солнце. Меня не очень заботит, есть ли под рукой свечка, чтобы можно было видеть, как я закрываю глаза. Так как Зверобой редко считал нужным отвечать на юмористические выходки товарища, а Хаттер, очевидно, не хотел больше обсуждать эту тему, то разговор прекратился. Лишь только девушки ушли спать, Хаттер пригласил товарищей последовать за ним на баржу. Здесь старик изложил свой план, умолчав, впрочем, о той его части, которую он собирался выполнить лишь вдвоем с Непоседой. — Для людей в нашем положении всего важнее удержать господство на воде, — начал он. — Пока на озере нет другого судна, челнок из древесной коры стоит военного корабля, так как к «замку» нелегко подобраться вплавь. В здешних местах имеется лишь пять челноков, из которых два принадлежат мне и один Гарри. Все три находятся здесь: один стоит в доке под домом и два привязаны к барже. Остальные два спрятаны на берегу в дуплах деревьев, но дикари такие хитрые бестии, что, вероятно, обшарят поутру каждый уголок, если они всерьез решили добраться до наших скальпов… — Друг Хаттер, — перебил его Непоседа, — еще не родился тот индеец, который отыщет хорошо спрятанный челнок. Я недавно это проделал, и Зверобой убедился, что я могу так спрятать лодку, что сам не в силах отыскать ее. — Правда твоя, Непоседа, — подтвердил молодой человек, — но ты забываешь, что проморгал свой собственный след. А я его заметил. Я совершенно согласен с мастером Хаттером и думаю, что с нашей стороны будет гораздо осторожнее не слишком полагаться на ротозейство индейцев. Если эти два челнока можно пригнать к замку, то чем скорее мы сделаем это, тем лучше. — И вы согласны помочь нам? — спросил Хаттер, видимо, удивленный и обрадованный этим предложением. — Конечно. Я готов участвовать в любом предприятии, которое пристойно белому человеку. Природа повелевает нам защищать нашу жизнь и жизнь других, когда для этого представляется случай. Я последую за вами, Плавучий Том, хоть в лагерь мингов и постараюсь исполнить мой долг, если дело дойдет до драки. Но я никогда не участвовал в битвах и не решаюсь обещать больше, чем могу исполнить. Всем нам известны наши намерения, а вот силу свою мы познаем, лишь испытав ее на деле. — Вот это сказано скромно и благоразумно, парень! — воскликнул Непоседа. — Ты еще никогда не слышал звука вражеского ружья. И позволь сказать тебе, что этот звук так же отличается от выстрела охотника, как смех Юдифи в ее веселые минуты от воркотни старой голландской домохозяйки на Мохауке. Я не жду, Зверобой, что ты окажешься хорошим воином, хотя по части охоты на оленей и ланей нет тебе равного в здешних местах. Но когда дело дойдет до настоящей работы, по-моему, ты покажешь тыл. — Увидим, Непоседа, увидим, — возразил молодой человек смиренно. — Так как я никогда еще не дрался, то и не стану хвастать. Я слыхал о людях, которые здорово храбрились перед боем, а в бою ничем не отличились; слыхал и о других, которые не спешили восхвалять собственную смелость, но на деле оказывались не так уж плохи. — Во всяком случае, мы знаем, что вы умеете грести, молодой человек, — сказал Хаттер, — а это все, что от вас требуется сегодня ночью. Не будем терять дорогого времени и перейдем от слов к делу. Челнок был скоро готов к отплытию, и Непоседа со Зверобоем сели на весла. Однако, прежде чем отправиться в путь, старик, войдя в дом, в течение нескольких минут разговаривал с Юдифью. Потом он занял место в челноке, который отчалил в ту же минуту. Если бы в этой глуши кто-нибудь воздвигнул храм, часы на его колокольне пробили бы полночь, когда трое мужчин пустились в задуманную экспедицию. Тьма сгустилась, хотя ночь по-прежнему стояла очень ясная и звезды совершенно достаточно освещали путь нашим искателям приключений. Хаттер один знал места, где были спрятаны челноки, поэтому он правил лодкой, в то время как оба его товарища осторожно поднимали и погружали весла. Лодка была так легка, что они гребли без всяких усилий и приблизительно через полчаса подплыли к берегу в одной миле от «замка». — Бросьте весла, друзья, — сказал Хаттер тихим голосом. — Давайте немного осмотримся. Теперь нам надо держать ухо востро, так как у этих тварей носы словно у ищеек. Внимательный осмотр берегов длился довольно долго. Трое мужчин вглядывались в темноту, надеясь увидеть струйку дыма, поднимающуюся между холмами над затухающим костром, однако не заметили ничего особенного. Они находились на порядочном расстоянии от того места, где встретили дикарей, и решили, что можно безопасно высадиться на берег. Весла заработали вновь, и вскоре киль челнока с еле слышным шуршанием коснулся прибрежной гальки. Хаттер и Непоседа немедленно выскочили на берег, причем последний взял оба ружья. Зверобой остался охранять челнок. Дуплистое дерево лежало невдалеке от берега на склоне горы. Хаттер осторожно пробирался вперед, останавливаясь через каждые три шага и прислушиваясь, не раздастся ли где-нибудь вражеская поступь. Однако повсюду по-прежнему господствовала мертвая тишина, и они добрались до места без всяких неприятных случайностей. — Здесь, — прошептал Хаттер, ставя ногу на ствол упавшей липы. — Сперва передай мне весла и затем вытащи лодку как можно осторожнее, потому что, в конце концов, эти негодяи могли оставить ее нам вместо приманки. — Держи, старик, мое ружье наготове, прикладом ко мне, — ответил Марч. — Если они нападут, когда я буду нести лодку, мне хочется, по крайней мере, выпустить в них один заряд. Пощупай, есть ли на полке порох. — Все в порядке, — пробормотал Хаттер. — Когда взвалишь на себя ношу, иди не торопясь, я буду указывать тебе дорогу. Непоседа с величайшей осторожностью вытащил из дупла челнок, поднял его себе на плечи и вместе с Хаттером двинулся в обратный путь, стараясь не поскользнуться на крутом склоне. Идти нужно было недалеко, но спуск оказался очень трудным. Перед окончанием этого маленького путешествия Зверобою пришлось сойти на берег и помочь товарищам протащить челнок сквозь густые заросли. С его помощью они успешно с этим справились, и вскоре легкое судно уже покачивалось на воде рядом с первым челноком. Ожидая появления врагов, трое спутников тревожно осматривали прибрежные холмы и леса. Но всюду по-прежнему царила тишина, и они отплыли с такими же предосторожностями, как и при высадке. Хаттер держал курс прямо к середине озера. Отойдя подальше от берега, старик отвязал только что добытый челнок, зная, что теперь он будет медленно дрейфовать, подгоняемый легким южным ветерком, и его нетрудно будет отыскать на обратном пути. Освободившись от этой помехи, Хаттер направил свою лодку к тому месту, где Непоседа днем так неудачно пытался убить оленя. Расстояние от этого пункта до истока не превышало одной мили, и, следовательно, им предстояло высадиться на вражеской территории. Надо было действовать особенно осторожно. Однако они благополучно достигли крайней оконечности косы и высадились на уже известном нам усыпанном галькой побережье. В отличие от того места, где они недавно сходили на берег, здесь не нужно было подниматься по крутому склону, так как горы обрисовывались во мраке приблизительно в одной четверти мили далее к западу, а между их подошвой и побережьем тянулась низина. Длинная, поросшая высокими деревьями песчаная коса имела всего лишь несколько ярдов в ширину. Как и в первый раз, Хаттер и Непоседа сошли на берег, оставив челнок на попечение товарища. Древесный ствол, в котором был спрятан челнок, лежал посредине косы. Зная, что здесь вода находится слева от него, старик направился вдоль восточного берега косы и шел смело, соблюдая, однако, необходимую осторожность. Он высадился на самом мысу с целью осмотреть бухту и убедиться, что в глубине ее никого нет. Иначе он подплыл бы к берегу прямо против того места, где лежало дуплистое дерево. Оты скать его было нетрудно. Вытащив челнок, они не понесли его туда, где поджидал Зверобой, а тут же спустили в воду. Непоседа сел на весла и обогнул косу, а Хаттер вернулся обратно по берегу. Завладев всеми лодками на озере, мужчины почувствовали себя увереннее. Они уже не испытывали прежнего лихорадочного желания скорее покинуть берег и не считали нужным соблюдать прежнюю осторожность. Вдобавок они находились на самом конце узкой полоски земли, и неприятель мог приблизиться к ним только с фронта. Это, естественно, увеличивало ощущение безопасности. Вот при таких-то обстоятельствах они сошлись на усыпанном галькой низком мысу и начали совещаться. — Ну, кажется, мы опередили этих негодяев, — сказал Непоседа посмеиваясь, — и если они хотят теперь навестить «замок», то пусть проделают это вплавь. Старый Том, твоя мысль укрыться на озере, право, недурна. Многие думают, будто земля надежнее воды, но, в конце концов, разум доказывает нам, что это совсем не так. Бобры, крысы и другие смышленые твари спасаются в воде, когда им приходится круто. Мы занимаем надежную позицию и можем вызвать на бой всю Канаду. — Гребите вдоль южного берега, — сказал Хаттер, — надо посмотреть, нет ли где-нибудь лагеря. Но сперва дайте мне заглянуть в глубь бухты — ведь мы не знаем, что тут делается. Хаттер умолк, и челнок двинулся в указанном им направлении. Но едва гребцы увидели конец бухты, как оба разом бросили весла. Очевидно, какой-то предмет в один и тот же миг поразил их внимание. Это был всего-навсего гаснущий костер, который отбрасывал дрожащий слабый свет. Но в такой час и в таком месте это казалось необычайно знаменательным. Никто не сомневался, что костер горит на индейской стоянке. Огонь развели таким образом, что увидеть его можно было только с одной стороны, да и то лишь на самом близком расстоянии — предосторожность не совсем обычная. Хаттер знал, что поблизости имеется родник питьевой воды и что здесь самая рыбная часть озера, поэтому он решил, что в лагере должны находиться женщины и дети. — Это не военный лагерь, — прошептал он Непоседе. — Вокруг этого костра расположилось на ночлег столько скальпов, что можно заработать уйму денег. Отошли парня с челноками подальше, потому что от него здесь не будет никакого проку, и приступим тотчас же к делу, как подобает мужчинам. — Твои слова не лишены здравого смысла, старый Том, и мне они по душе. Садись-ка в челнок, Зверобой, греби к середине озера и пусти там второй челнок по течению таким же манером, как и первый. Затем плыви вдоль берега к входу в заводь, только не огибай мыс и держись подальше от тростников. Ты услышишь наши шаги, а если опоздаешь, я стану подражать крику гагары. Да, крик гагары пусть будет условным сигналом. Если услышишь выстрел и тебе тоже захочется подраться, что ж, можешь подплыть ближе к берегу, и тогда посмотрим, такая ли у тебя верная рука на дикарей, как на дичь. — Если вы оба хотите считаться с моими желаниями, то лучше не затевай этого дела, Непоседа. — Так-то оно так, малый, но с твоими желаниями считаться никто не желает — и крышка! Итак, плыви на середину озера, а когда вернешься обратно, здесь уже начнется потеха. Молодой человек сел за весла с большой неохотой и с тяжелым сердцем. Однако он слишком хорошо знал нравы пограничных жителей и не пытался переубедить их. Впрочем, при создавшихся обстоятельствах это было бы не только бесполезно, но даже опасно. Итак, он молча и с прежними предосторожностями вернулся на середину зеркального водного пространства и там отпустил только что добытый челнок, который под легким дуновением южного ветерка начал дрейфовать к «замку». Как раньше, так и теперь это было сделано в твердой уверенности, что до наступления дня ветер отнесет легкие лодки не больше чем на одну-две мили и вновь поймать их будет нетрудно. А чтобы какой-нибудь бродячий дикарь не воспользовался челноками, добравшись до них вплавь — что было возможно, хотя и не очень вероятно, — предварительно убрали все весла. Пустив пустой челнок по течению, Зверобой повернул свою лодку к мысу, который указал ему Непоседа. Крохотное суденышко двигалось так легко и опытная рука гребла с такой силой, что не прошло и десяти минут, как он снова приблизился к земле, проплыв за это короткое время не менее полумили. Лишь только глаза Зверобоя различили во тьме покачивающиеся тростники, заросли которых тянулись в ста футах от берега, он остановил челнок, ухватившись за гибкий, но прочный стебель одного из этих растений. Здесь он и остался, поджидая с легко понятным волнением исхода рискованного предприятия. Как мы уже говорили, Зверобой впервые в жизни попал на озеро. До сих пор ему приходилось видеть лишь реки и небольшие ручьи, и никогда еще столь обширное пространство лесной пустыни, которую он так любил, не расстилалось перед его взором. Однако, привыкнув к жизни в лесу, он мог представить себе все скрытые внутри тайны, глядя на лиственный покров. Кроме того, он впервые участвовал в деле, от исхода которого зависела человеческая жизнь. Он часто слышал рассказы о пограничных войнах, но еще никогда не встречался с врагами лицом к лицу. Итак, читатель легко поймет, с каким нетерпением молодой человек в своем одиноком челноке старался уловить малейший шорох, по которому он мог судить, что творится на берегу. Зверобой прошел превосходную предварительную подготовку, и, несмотря на волнение, естественное для новичка, его выдержка сделала бы честь ветерану. С того места, где он находился, нельзя было заметить ни малейших признаков лагеря или костра. Зверобой вынужден был руководствоваться исключительно слухом. Один раз ему показалось, что где-то раздался треск сухих сучьев, но напряжение, с которым он прислушивался, могло обмануть его. Так в томительном ожидании минута бежала за минутой. Прошел уже целый час, а все было по-прежнему тихо. Зверобой не знал, радоваться или печалиться такому промедлению: оно, по-видимому, гарантировало безопасность его спутникам, но в то же время сулило гибель существам слабым и невинным. Что же делать дальше? Если он послушается сигнала и отплывет так далеко от места первоначальной высадки, жизнь людей, которые рассчитывают на него, может оказаться в опасности. А если он не откликнется на этот призыв, то последствия могут оказаться в равной степени гибельными. Полный нерешимости, он ждал, надеясь, что крик, естественный или искусственный, должен повториться. Он не ошибся. Несколько минут спустя пронзительный и тревожный призыв снова прозвучал в той же части озера. На этот раз Зверобой был начеку, и слух не мог обмануть его. Ему часто приходилось слышать изумительно ловкие подражания голосу гагары, и сам он умел воспроизводить эти вибрирующие ноты, тем не менее юноша был совершенно уверен, что Непоседа никогда не сможет так удачно следовать природе. Итак, он решил не обращать внимания на этот крик и подождать другого, менее совершенного, который должен был прозвучать где-нибудь гораздо ближе. Едва успел Зверобой прийти к этому решению, как глубокая ночная тишина была нарушена воплем, таким жутким, что он должен был изгнать из ума слушателя всякое воспоминание о заунывном кличе гагары. Это был вопль агонии, изданный женщиной или мальчиком-подростком. Нетрудно было понять смысл этого крика. В нем звучал смертельный страх; вызвавшая его телесная или душевная боль была столь же внезапна, сколь и ужасна. Молодой человек выпустил из рук стебель тростника и погрузил весло в воду. Но он не знал, что делать, куда направить челнок. Впрочем, несколько мгновений спустя нерешительность его исчезла. Совершенно отчетливо раздался треск ветвей, потом хруст сучьев и топот ног. Звуки эти, видимо, приближались прямо к берегу несколько севернее того места, вблизи которого Зверобою велено было держаться. Следуя этому указанию, молодой человек погнал челнок вперед, уже не заботясь о том, что его могут заметить. Он вскоре достиг того места, где довольно высокие берега почти отвесно подымались вверх. Какие-то люди, очевидно, пробирались сквозь кусты и деревья. Они бежали вдоль берега, вероятно, отыскивая удобное место для спуска. В этот миг пять или шесть ружей выпалили одновременно, и, как всегда, холмы на противоположном берегу ответили гулким эхом на сухой треск выстрелов. Вслед за этим раздались один или два крика, какие вырываются при неожиданном испуге даже у самых отчаянных храбрецов, и в кустах началась возня: очевидно, там боролись два человека. — Скользкий дьявол! — яростно воскликнул Непоседа. — У него кожа намазана салом. Я не могу ухватить его. Ну так вот, получай за свою хитрость! Слова эти сопровождались падением тяжелого тела среди мелких деревьев, окаймлявших берег, и Зверобой понял, что его товарищ-великан отшвырнул от себя врага этим бесцеремонным способом. Тут бегство и преследования возобновились. Затем юноша увидел, как чья-то фигура появилась на склоне холма и пробежала несколько ярдов по направлению к воде. Очевидно, человек бежал сломя голову и не обращая внимания на производимый им шум, потому что заметил челнок, который в этот критический момент находился уже невдалеке от берега. Чувствуя, что если ему суждено вообще встретить товарищей, то это должно совершиться здесь, Зверобой погнал лодку вперед, на выручку. Но не успел он сделать и двух взмахов весла, как послышался голос Непоседы и на берегу раздались страшнейшие ругательства: сам Непоседа скатился на узкую полоску берега, буквально облепленный со всех сторон индейцами. Уже лежа на земле и почти задушенный своими врагами, силач издал крик гагары так неискусно, что при менее опасных обстоятельствах это могло бы вызвать смех. Человек, уже спустившийся к воде, казалось, устыдился своего малодушия и повернул обратно к берегу, на помощь товарищу, но тут шесть новых преследователей, которые в эту самую минуту спрыгнули на прибрежный песок, набросились на него и немедленно его скрутили. — Пустите, размалеванные гадины, пустите меня! — кричал Непоседа, попавший в слишком серьезную переделку, чтобы выбирать выражения. — Мало того, что я свалился, как подпиленное дерево, так вы еще душите меня! Зверобой заключил из этих слов, что друзья его взяты в плен и что выйти на берег — значит разделить их участь. Он находился не далее ста футов[37] от берега. Несколько своевременных взмахов веслом в шесть или восемь раз увеличили расстояние, отделявшее его от неприятеля. Зверобой не смог бы отступить так безнаказанно, если бы, на его счастье, индейцы не побросали свои ружья во время преследования; впрочем, в разгаре схватки ни один из них не заметил челнока. — Держись подальше от берега, парень! — крикнул Хаттер. — Девочкам теперь не на кого рассчитывать, кроме тебя. Понадобится вся твоя хитрость, чтобы спастись от этих дикарей. Плыви! И пусть бог поможет тебе, как ты поможешь моим детям. До сих пор между Хаттером и молодым человеком не существовало особой симпатии, но телесная и душевная мука, прозвучавшая в этом крике, в один миг заставила Зверобоя позабыть обо всех недостатках старика. Он видел только страдающего отца и решил тотчас же дать торжественное обещание позаботиться о его интересах и, разумеется, сдержать слово. — Не горюйте, Хаттер! — крикнул он. — Я позабочусь о ваших девочках и о «замке». Неприятель захватил берег, этого отрицать нельзя, но он еще не захватил воду. Никто не знает, что с нами случится, но я сделаю все, что могу. — Эх, Зверобой, — подхватил Непоседа своим громовым голосом, потерявшим, впрочем, свою обычную веселость, — эх, Зверобой, намерения у тебя благие, но что ты можешь сделать? Даже в лучшие времена от тебя было немного проку, и такой человек, как ты, вряд ли совершит чудо. Здесь на берегу по крайней мере четыре десятка дикарей, и с таким войском тебе не управиться. По-моему, лучше возвращайся прямо к «замку», посади девчонок в челнок, захвати немного провизии и плыви от того уголка озера, где мы были, прямо на Мохаук. В течение ближайших часов эти черти не будут знать, где искать тебя, а если и догадаются, им придется бежать вокруг озера, чтобы добраться до тебя. Таково мое мнение, и если старый Том хочет составить завещание и выразить последнюю волю в пользу своих дочек, то он должен сказать то же самое. — Не делай этого, молодой человек, — возразил Хаттер. — Неприятель повсюду разослал разведчиков на поиски челноков, — тебя сразу увидят и возьмут в плен. Отсиживайся в «замке» и ни под каким видом не приближайся к земле. Продержись только одну неделю, и солдаты из форта прогонят дикарей… — Не пройдет и двадцати четырех часов, старик, как эти лисицы уже поплывут на плотах штурмовать твой «замок»! — перебил Непоседа с такой запальчивостью, какую вряд ли можно было ожидать от человека, взятого в плен и связанного так, что на свободе у него остался только язык. — Совет твой звучит разумно, но приведет к беде. Если бы мы с тобой остались дома, пожалуй, еще можно было продержаться несколько дней. Но вспомни, что этот парень до сегодняшнего вечера никогда не видел врага, и ты сам говорил, что он неженка, которому следовало бы жить в городе. Хотя я думаю, что в городах и в наших поселениях совесть у людей не лучше, чем в лесу… Зверобой, дикари знаками приказывают мне подозвать тебя поближе с челноком, но это не пройдет. Что касается меня и старого Тома, то никто, кроме самого дьявола, не знает, оскальпируют ли нас сегодня же ночью, пощадят ли до завтра, чтобы сжечь на костре, или уведут в Канаду. У меня такая здоровенная косматая шевелюра, что дикари, вероятно, захотят сделать из нее два скальпа. Премии — вещь соблазнительная, иначе мы со старым Томом не попали бы в беду… Ага, они снова делают мне знаки, но если я посоветую тебе плыть к берегу, пусть они не только зажарят, но и съедят меня. Нет, нет, Зверобой, держись подальше, а когда рассветет, ни в коем случае не подплывай к берегу ближе чем на двести ярдов… Это восклицание Непоседы прервано было чьей-то рукой, грубо ударившей его по губам; один из индейцев, очевидно, немного понимал по-английски и наконец догадался, куда ведут все эти речи. Вслед за этим шайка скрылась в лесу, причем Хаттер и Непоседа, видимо, не оказывали никакого сопротивления. Однако, когда стих треск ветвей, голос отца послышался снова. «Береги моих детей, и да поможет бог тебе, молодой человек!» — были последние слова, долетевшие до ушей Зверобоя. Он остался один и понял, что ему придется самому решать, как действовать дальше. После того как индейцы исчезли в лесу, несколько минут прошло в мертвом молчании. До берега было более двухсот ярдов, и в ночной темноте Зверобой едва мог различить движения дикарей, но даже эти смутные очертания людских фигур несколько оживляли пейзаж и служили контрастом наступившему затем полному одиночеству. Хотя молодой человек вытянулся вперед, затаив дыхание и весь превратившись в слух, до его ушей не долетело больше ни одного звука, свидетельствующего о близости человеческих существ. Казалось, никто никогда не нарушал царившую кругом тишину; в этот миг даже страшный вопль, недавно огласивший молчание лесов, или разглагольствования Марча были бы утешением для молодого охотника, которым овладело чувство полной заброшенности. Однако человек с таким душевным и физическим складом, как Зверобой, не мог долго оставаться в оцепенении. Погрузив весло в воду, он повернул челнок и медленно, в глубокой задумчивости направился к центру озера. Достигнув места, где он пустил по течению последний челнок, Зверобой круто повернул к северу, стараясь, чтобы легкий ветерок дул ему в спину. Пройдя на веслах около четверти мили в эту сторону, он заметил немного справа от себя какой-то темный предмет и, сделав поворот, вскоре привязал отпущенный челнок к своей лодке. Затем Зверобой посмотрел на небо, определил направление ветра и выяснил положение обоих челноков. Не заметив нигде ничего, что могло бы заставить его изменить свои планы, он лег и решил несколько часов поспать. Хотя люди смелые и сильно утомленные спят крепко даже среди опасностей, прошло немало времени, прежде чем Зверобою удалось забыться. Происшествия этой ночи были еще свежи в его памяти, и, не переставая в полузабытьи думать о них, он словно грезил наяву. Внезапно он совсем пробудился: ему почудилось, будто Непоседа дает сигнал подойти к берегу. Но снова все стало тихо, как в могиле. Челнок медленно дрейфовал к северу, задумчивые звезды в кротком величии мерцали на небе, и водная ширь, со всех сторон окруженная каймою леса, покоилась между горами так тихо и печально, как будто ее никогда не волновали ветры и не озаряло полуденное солнце. Дрожащий крик гагары еще раз прозвучал у истока озера, и Зверобой понял, что заставило его внезапно проснуться. Он поправил свое жесткое изголовье, вытянулся на дне челнока и уснул. Глава VII