Княжество Хорватское Потом был пир. Хозяин не поскупился: угощал бесплатно. Правда, за выпивку денег попросил. Сказал: иначе разорится. Было весело. Илья уж и забыл, как это – с родными за столом сидеть, в тепле, в безопасности. Как всё хорошо закончилось. Для всех. Илья глянул туда, где за отдельным столом сидели женщины. И Пипка с ними. Сдержал слово Илья. – … наложниц трое, а жену брать больше не хочет, – уловил Илья обрывок разговора. – По Элде тоскует. Это Маттах об отце своём рассказывает. Илья об Элде, последней жене славного хузарина, много историй слыхал. Была она нурманкой и, говорили, воином изрядным. И погибла как воин. В бою. Вернее, в битве большой, когда великий князь Святослав с ромеями за власть над дунайской Булгарией бился. Вот уж жена была так жена. И в походах рядом, и в бою. А в постели небось тигрица… Илья вздохнул. Опять вспомнилась Жерка. Запала в память хищная Соловушка. – … Любил он её. Это уже Богуслав. – Любит, – поправила мужа Лучинка. Вопреки обычаю она сидела рядом с мужчинами. Илью это не удивляло. У них в роду как раз так и заведено. Только если у Артёма в тереме гостевали, то женщины отдельно садились. Будь иначе, Доброслава, княгиня уличская, Артёмова жена, не поняла бы. Оскорбилась. Она в обычаях строга, Доброслава, внучка Свенельдова. Илье Доброслава не нравилась. Поначалу глядела на приёмного сына как на мышь в кладовке. И что такое это смердье отродье тут делает? Мужу, понятно, не противилась. Это ведь тоже не по обычаю. Может, потому Артём Илью к себе и не взял, а батюшке с матушкой отдал? Доброслава… Вот кто в постели небось лягуха лягухой. – У нас в роду все однолюбы! – заявил Маттах. Безусое лицо хузарина раскраснелось: вина он изрядно принял. – Вон Йонах тоже. Сколько лет с одной женой живёт! – Ага, щас! – ухмыльнулся Богуслав. – Попробуй он ещё кого завести, ух сестрёнка ему бы устроила! – По христианскому обычаю жена должна быть одна, – произнёс Артём. С интонациями Доброславы, как заметил Илья. – То-то ты, брат, ни одной красивой девки не… – начал Славка, но осёкся, вовремя угадав, что Артёму неприятно. Обижать брата Богуслав уж точно не хотел. Они были совсем разные, Артём и Славка, но оттого относились друг к другу ещё более бережно. Чтоб ни делом, ни словом даже нечаянно не задеть. – Эй, однолюб! – хлопнул он по спине Маттаха. – А где твоя жена? Вроде по годам твоим да по обычаю вашему уже пора? – А не нашёл пока! – ухмыльнулся хузарин. – Ищу пока, пробую. То одну, то другую. Вон как Илюха. – Да уж, Илюха у нас по этому делу резов! – согласился Богуслав. – Даже в темнице, в цепях, ухитрился девку найти и влюбить. Гляньте, как она глазками на него стреляет. Любовь, родич, она даже замухрышку в красотку превратить может. А уж если та и прежде красоткой была… – Славка одной рукой обнял Лучинку, а другой сграбастал серебряный «счастливый» кубок, который возил с собой уже не первый год. – За любимых наших, братья! И за матушку нашу, Сладиславу! Пусть не будет им печали ни от родных, ни от чужих! За дальним столом тоже подняли чаши. Но – за своё. Веселилась дружина. А что б им не веселиться? Они живы и сильны, пьют, едят, веселятся, а вороги их – волчья сыть да воронья снедь. Чем не повод для радости? Ещё неплохо бы добычу кой-какую в седельные сумы положить, но это уж как получится. Тем более что у доброго князя дружина голодной не бывает, а Артём – князь добрый, пусть и строгий. Илья покосился на старшего брата. Нет, не веселится. Чару осушил, поставил. Сидит, брови чёрные хмурит. Илье даже как-то неудобно стало. Всем весело, а Артёма, старшего и лучшего из них, думы неведомые гнетут. Или опечален, что добычи настоящей на Миславе не взял? Так Илья что? Илья и поделиться может. О том и сообщил немедленно. Артём, однако, на предложение отозвался совсем не так, как ждал Илья. Глянул этак… нехорошо, скривился, будто Илья не серебро ему, а мешок гнилой соломы предложил: – Ты думай, что говоришь! Это ты мне подачку, что ли? От богатого Ильи – бедному Артёму? – Да ты чего? – изумился Илья. – Я ж от души. Если у меня удачи побольше вышло, так почему не поделиться? – Слышишь, брат, что Илья мне предлагает? – Артём толкнул Богуслава. – Удачей со мной поделиться намерен! Он, понимаешь, самый удачливый из нас. Сначала по глупости в беду попадёт, но потом непременно вывернется. Да не просто так – а с прибылью, причём неизменной: денег мешком да девкой блудливой. Нехорошо сказал. И голос оч-чень неприятный. Со своими так не говорят. Илья обиделся всерьёз. Глянул на старшего брата мрачно, буркнул первое, что в голову пришло: – Пипка не блудливая… – Как? Пипка? – Артём расхохотался. И тоже противно так, напоказ: – Слыхал, Славка? Пипка! Вот уж имечко! Илюха, больше в полон не попадайся, ладно? Не то в следующий раз это будет… – Довольно! – перебил Илья, поднимаясь. – Ты брат мой старший. Но тоже думай, что говоришь! Эта девка спасла мне жизнь! А глумиться над собой я не позволю никому, даже тебе! – Ого! – Дрянная улыбочка сменилась хищным оскалом: – Малыш решил показать зубки, да? Сам-то хорошо подумал? Илья молчал. Так и так выходило худо. Аж в груди захолодело. Илья безмерно уважал Артёма. Выше его Илья ставил только отца и покойного Рёреха. Артём спас Илью, ввёл в род. Ему Илья обязан всем. И сейчас вот тоже: на чужую землю пришёл – его спасать. И спас, может быть, потому что, не приди Артём и не сокруши Мислава, как знать: не оказался бы Илья снова в оковах? Илья за Артёма встал бы в любом бою и против любого врага. Но сейчас только и мог, что молчать. Он чувствовал: что-то не так. Похоже, Артём чем-то раздосадован, и он, Илья, просто подвернулся под руку. Вернее, под злое слово. По уму Илье следовало сдать назад. Или хотя бы попросить уличского князя не говорить злых слов. Попросить. С позиции младшего. Тем более что Илья и был младшим… Но что-то в нём противилось. Упиралось. Требовало: «Не поддавайся». Будто кто-то чужой завёлся внутри. Ворчал, подзуживал: «Ты сильный, ты гордый, ты богатырь. Это раньше ты был младшим, слабейшим, а теперь ты смотришь на брата сверху вниз и можешь поднять его одной рукой. Или разрубить пополам одним ударом меча. Нет, конечно, ты не будешь его рубить, он же твой брат… Но довольно! Ты больше не мальчишка! Ты воин! Все должны это видеть! Ты вправе требовать уважения! И никто, даже Артём, не смеет унижать тебя. Тем более на глазах у всех!» Надо думать, мысли эти выразило и лицо Ильи, потому что Богуслав ухватил его за рукав: – Илюха, да ты что… Илья рывком высвободил руку. – Да! – произнёс он чётко, глядя в глаза Артёма. – Да. Я подумал. То, что ты сказал – оскорбительно. И бесчестно. Другому я вбил бы хулительные слова в глотку. Ты – мой брат. Ты можешь болтать что угодно, не боясь, что придётся ответить. Ну так продолжай, я потерплю. И сел на лавку. Наступившая после этого тишина была оглушительна, будто после удара колокола. Илья и не заметил, как притихли дружинники, даже самые развесёлые. Словно вдруг злой ветер по залу прошёл и каждого коснулся. – Что ж, – сказал Артём будничным голосом. – В чём ты прав, так это в том, что за поганые слова надлежит ответить. – Он поднялся. – И ты ответишь, малыш. – Узкий клинок с паутинным булатным узором бесшумно покинул ножны. Князь уличский обошёл стол, оказавшись на свободном пространстве, махнул клинком, разминая кисть: – Правом князя и старшего я объявляю этот поединок чистым. Теперь у Ильи выбора не осталось. Он глянул на Славку. Брат сидел с каменным лицом. Смотрел только на Артёма. По другую сторону – Маттах. Замер с открытым ртом, тоже будто закаменел. Правая рука Богуслава лежала на плече Лучинки, которая явно хотела вмешаться, но была остановлена мужем. А больше встать между Ильёй и братом Артёмом было некому. Что ж, значит, так тому и быть. Илья тоже поднялся. Перешагнул через скамью. Остановился напротив брата. Его меч был на пядь длиннее Артёмова и на вершок шире в основании. Оба – в лёгких кольчугах, но без шлемов. И без щитов. Ещё у Ильи был кинжал, но поскольку Артём ничего не взял в левую руку, то и Илья оставил свою пустой.