Заместитель Каспара — чернокожая женщина лет пятидесяти с хвостиком — поднялась со своего места: — Мы думаем, что эти обрубки — следствие какого-то медицинского эксперимента, возможно, их занесло сюда из Центральной Америки. Я говорю это потому, что обувь, в которой прибило к берегу обрубки, кажется похожей на ту, что носят в больницах медсестры. Но это чистые домыслы. — Спасибо. Начальник отделения полиции Перельман? — Мы предполагаем, с той же оговоркой про домыслы, что это какой-то культ конца света. При посвящении в который требуется расстаться с конечностью, и это делает священник или кто-то подобный. — Спасибо. Специальный агент Пендергаст? Долгое молчание. Все головы повернулись к человеку, стоящему в конце зала. Он медленно опустил руки и просто ответил: — Я бы предпочел обойтись без предположений. — Никто не собирается предъявлять вам претензии, если вы ошибетесь. Просто я этого хочу — предположений. — Но это то, чего не хочу я, коммандер. Повисла мертвая тишина, и коммандер закатил глаза: — Вы имеете право на свое мнение. А теперь я обращаю этот вопрос к себе. Перельман понял, что коммандер с самого начала вел именно к этому. — Я бы хотел привлечь ваше внимание к жестокости ампутации, — начал Бо. — К казенной одинаковости обуви. К тому факту, что их прибило к берегу практически одновременно, а значит, они одновременно и были выброшены в океан. — Он помолчал. — Подумайте: какая близлежащая страна способна на такой варварский акт? Какая страна имеет самый большой процент арестованных в мире? Какая страна находится в девяноста милях от наших берегов? За этим последовала долгая пауза. — Куба. Бо сделал еще одну паузу, чтобы до слушателей дошел смысл сказанного. — У них много тюрем на берегу, а некоторые, вроде Комбинадо-дель-Эсте, принадлежат к самым жестоким в мире, там содержатся политические заключенные, их пытают… и казнят. — Он подался вперед. — Хотя у нас пока нет никаких прямых доказательств, я бы предположил с большой долей вероятности, что так или иначе эти обрубки ног приплыли с Кубы и являются следствием пыток. Перельман не мог не признать, что версия неплоха. Но уверенность Бо вызывала у него неловкое чувство. Он слишком давно служил в полиции и не доверял версиям, если они не были подкреплены какими-нибудь вещественными доказательствами. Бо покинул трибуну и направился к ближайшему столу, на котором лежали карты и тома морских исследований, охранявшиеся лейтенантом береговой охраны довольно невзрачной внешности. В зале поднялся гул, и Бо поднял руки: — Давайте поговорим о назначениях заданий в самом общем плане. Береговая охрана будет отвечать за все расследования и операции, связанные с морем. — Он взял верхнюю карту и развернул ее. — Наш главный приоритет — проведение анализа всевозможных течений, отслеживание потоков, волн и ветров, чтобы мы могли убедиться, отправились ли эти обрубки в путешествие с Кубы или нет. Мы свяжемся с Министерством внутренней безопасности, чтобы получить секретные спутниковые изображения всех мест, представляющих для нас интерес. — Он откашлялся. — Полицейское отделение Санибел будет отвечать за целостность и сохранность в неприкосновенности непосредственного места преступления, будет патрулировать берег, подбирать новые обрубки, если появятся. Офис судмедэксперта Двадцать первого района продолжит проведение патологоанатомической работы и тестов по останкам и связанным с ними вещественным доказательствам. Полиция Форт-Майерса будет собирать показания свидетелей, регулировать отношения с прессой и руководить всеми операциями правоохранения из вспомогательного офиса оперативной группы. Что касается Федерального бюро расследований… — он сделал паузу, отыскивая глазами Пендергаста, — то я прошу прочесать базы данных Национального центра по анализу насильственных преступлений на предмет наличия в ней чего-либо подобного, а также найти изготовителя кроссовок. Перельман увидел, что Пендергаст поднял указательный палец, давая понять, что хочет задать вопрос. — Да? — Коммандер Бо, позвольте спросить, когда были выпущены эти карты? — Вы имеете в виду даты? Когда они были созданы? — Именно. — Не понимаю, какое это может иметь отношение к делу. Это самые точные из имеющихся карт. Просто течения и приливы фактически не меняются с годами. — Да, но даты, пожалуйста. — Как коммандер сектора береговой охраны, я провел более десяти тысяч часов в этих водах в качестве капитана или командира корабля. Я с полной уверенностью руководствуюсь этими картами каждый день. — Бо улыбнулся. — Агент Пендергаст, у вас есть какой-то опыт мореплавателя? — Думаю, вы могли бы назвать меня сухопутной крысой. Тем не менее я бы очень хотел узнать время выпуска этих карт. Бо с раздраженным жестом обратился к лейтенанту за столом: — Дарби? Лейтенант взглянул на нижний правый угол верхней карты. — Девятьсот шестьдесят первый, — сказал он пронзительным голосом. Потом взял следующую карту. — Девятьсот шестьдесят пятый. — Следующая карта. — Девятьсот пятьдесят девятый. — Спасибо, лейтенант. — Бо перевел взгляд на Пендергаста. — Вы удовлетворены? Выражение на лице Пендергаста говорило о чем угодно, только не об удовлетворении. — Агент Пендергаст, вы уже расписались в недостаточности морских знаний. Так что я бы предложил вам сосредоточиться на базах данных Национального центра по анализу насильственных преступлений и на поиске изготовителя, а океанографию предоставить нам. Или вам что-то не ясно в вашем задании? — Нет. — Спасибо. Хорошо, давайте же приступим. Когда совещание закончилось, Перельман поискал взглядом Пендергаста, но тот уже исчез. Бо немного переборщил с давлением на него, а Перельман чувствовал, что Пендергаст не из тех людей, которые долго будут терпеть такое к себе отношение: потерпит-потерпит, а потом случится что-нибудь… что-нибудь ужасно некрасивое. 8 По иронии судьбы, безуспешно поискав Пендергаста в зале после совещания, Перельман нашел агента на парковке — тот стоял, прислонившись к его «эксплореру» без полицейской раскраски. — Ищете меня? — спросил Перельман, подойдя. — Именно так, — сказал Пендергаст. — Хотелось бы поговорить. — Конечно. Не желаете перекусить? — Не очень. Я думал, может быть, мы прогуляемся по Тёрнер-бич. Поначалу Перельману показалось, что Пендергаст шутит. Но улыбка агента была слишком слабой для какой бы то ни было попытки пошутить. Выйдя из здания полиции, Пендергаст надел дорогие солнцезащитные очки «Персол» и широкополую панаму. Теперь он еще меньше походил на агента секретной службы и еще больше… ну, скажем, на члена поло-клуба или даже на стильного наркобарона. Работая в полиции, Перельман привык к разного рода эксцентричностям. Кроме того, ему было очень любопытно — он только не понимал почему — увидеть, что собирается делать Пендергаст. Подчиненные Перельмана из берегового патруля уже обеспечивали «целостность и сохранность в неприкосновенности непосредственного места преступления», предоставив ему временную свободу расследовать дело с более широкой перспективы. У Тауна и Морриса есть с полдюжины вариантов добраться до островов на попутной машине. Так что он просто пожал плечами: — Конечно. Хотите поехать со мной? — Если вы не возражаете. Значит, машины у Пендергаста в настоящий момент не было. Перельман выкинул это из головы, и они сели в полицейский внедорожник. Перельман завел двигатель и выехал на бульвар Макгрегор, потом повернул на юг к Санибельскому мосту. — Не возражаете против открытых окон? — спросил он. Температура была немногим выше тридцати градусов при влажности сто процентов, но Перельман не любил кондиционеры. — Да, я предпочитаю открытые, спасибо. Пять или десять минут они ехали молча. Пендергаст разглядывал обсаженные пальмами улицы и, казалось, не спешил начать разговор. Наконец Перельман не выдержал: — Как вы узнали, что это моя машина? — Думаю, я мог бы дать вам целый список демаскирующих деталей: ненавязчивые фары-прожектора, скрытые замки задних дверей, пустой держатель для дробовика, другие безошибочно узнаваемые принадлежности фордовского полицейского перехватчика, но точку в деле узнавания поставил полицейский парковочный стикер с золотой каемкой на лобовом стекле. Перельман хохотнул, покачав головой. Ехал он быстро, и они уже миновали Кейп-Корал и приближались к мосту. Благополучно миновали несколько участков дорожных работ, огражденных оранжевыми конусами, проехали мимо знака, предупреждающего о первом перекрытии дороги. Несколько минут спустя они оказались на острове и поехали по Санибел-Каптива-роуд к мосту Блайнд-пасс. Ажиотаж вокруг вчерашних событий — официальная реакция, и проблесковые маячки, и машины «скорой», и почти непрекращающийся вой сирен — немного спал, и постороннему глазу могло показаться, что центр маленького городка пребывает в почти обычном своем состоянии. На пути Перельмана три раза останавливали местные жители. Все они задавали одни и те же вопросы, и Перельман давал им одни и те же дружеские уклончивые ответы. — Приятная деревенька, — сказал Пендергаст. — Спасибо. — Как вы стали начальником полиции? — Хотите сказать, я, который меньше всего для этого подходит? — спросил Перельман. — Вы первый мой знакомый полицейский, который цитирует Вергилия. Перельману пришлось мысленно вернуться к их первой встрече, чтобы понять, о чем речь. Он пожал плечами: — Я всегда любил Вергилия. — Но вы к тому же первый мой знакомый полицейский, который бросил Еврейский институт религии в Нью-Йорке, причем всего за несколько месяцев до получения степени магистра талмудических исследований. Перельман не знал, то ли удивляться, то ли чувствовать себя польщенным тем, что этот агент потратил время, чтобы раскопать его прошлое.