Сердце его забилось еще быстрее, когда он понял, что добился-таки своего. Вытащив сотовый телефон, он сделал вид, что проверяет его, а на самом деле сделал десятки фотографий места происшествия: коробки с кроссовками, приход и уход полицейских и технического персонала, оборудованный на скорую руку командный центр — в общем, снял все. Смитбек подошел туда, где обрубки ног укладывались в холодильные контейнеры. Снова притворившись, что проверяет телефон, он сделал еще несколько фотографий. Даже снял короткое видео. Бог свидетель, Краски это понравится — он всегда стонет, что на сайте нет ни одного видео. Он услышал крик и повернулся. Его схватили сильные руки, и телефон был отнят у него разъяренным офицером береговой охраны, к которому тут же присоединился другой. Они были похожи, как близнецы, только один рыжеволосый, а другой черноволосый. — Ты что тут делаешь, черт побери? — закричал рыжеволосый. — Это журналист. Снимает тут, — сказал черноволосый, срывая со Смитбека маску и сетку для волос. — Верните мне телефон! — потребовал Смитбек, стараясь говорить властным тоном, но голос его дрогнул. Чем он себя выдал? Рыжеволосый ухватил его за шнурок: — Это что еще за дерьмо? Удостоверение дайвера? — Он фыркнул. — Я сейчас удалю твои фотографии. — Пожалуйста, не делайте этого! Общество имеет право знать! — Ты бы, приятель, лучше порадовался, что мы тебя не арестовываем. У нас и без тебя хватает говна. Смитбек почувствовал, что эти двое подталкивают его вперед, ухватив с обеих сторон: — Пошли, придурок. Тебе здесь нечего делать. Неожиданно они остановились, и Смитбек услышал медовый голос: — Боже милостивый, неужели это мой старый знакомый Роджер Смитбек? Смитбек повернулся и оказался лицом к лицу не с кем иным, как с агентом Пендергастом. На мгновение он лишился дара речи. Моряки береговой охраны, словно почувствовав неуверенность, ослабили хватку. — Держите его крепче, джентльмены, — сказал Пендергаст, показав свой жетон. — Он скользкий. У меня с ним были дела. — Мы застали его за фотографированием. Он даже обрубки снимал. — Позор, — сказал Пендергаст, протягивая руку за телефоном. — Я их удалю, если позволите. — Конечно. Пендергаст взял телефон и начал с веселым видом просматривать фотографии. — Мистер Смитбек, я вижу, вы воистину многогранный человек. Такое мастерское использование глубины резкости. Жаль, что вы не можете их сохранить. — Агент Пендергаст, — взмолился Смитбек, — не делайте этого. Ради прошлого. — Я не знаю, о каком именно прошлом вы говорите. В любом случае вы незаконно пробрались на место преступления и должны быть выпровождены. А эти фотографии — уничтожены. — Я всего лишь выполняю свою работу. — А мы — свою. Смитбек продолжал упрашивать Пендергаста, глядя, как тот удаляет снимки. Двое береговых охранников одобрительно наблюдали за этим. — Я думал, мы друзья! — взвыл Смитбек. — Не делайте этого! — Уже сделано, — сказал Пендергаст, помахав телефоном. — Вы получите телефон, как только окажетесь в безопасности за ограждением. «Сукин сын», — подумал Смитбек. Но может, он получит хотя бы заявление, если уж ничего другого? — Агент Пендергаст, по крайней мере, скажите мне, что тут происходит. У полиции есть какие-нибудь версии? Пендергаст развернулся и махнул бойцам береговой охраны: — Пожалуйста, выведите его за периметр. — Подождите! Всего один вопрос! Двое моряков взяли его за руки и повели прочь. Пендергаст следовал за ними. Смитбек сделал еще одну попытку: — Хоть какие-нибудь идеи? Догадки? Одно маленькое заявление — больше мне не нужно! Пендергаст не ответил. — Сколько обрубков? Ради всего святого, Пендергаст, назовите мне число! Молчание. Они дошли до желтой ленты, и Пендергаст поднял ее, выпуская Смитбека. Тот повернулся, и Пендергаст протянул ему телефон. — Если попадешься здесь еще раз, — сказал рыжеволосый, тыча пальцем в грудь Смитбека, — мы тебя арестуем. Понял? Все трое развернулись и пошли прочь. Смитбек смотрел им вслед, обливаясь потом и бранясь себе под нос. Затем он проверил свой телефон, мрачно пролистал галерею. Фотографии и в самом деле исчезли. Хотя постойте: в его блокноте появилось только что напечатанное сообщение. Оно было коротким: «Проверьте корзину. В последний раз». И действительно, в корзине лежала небольшая, но чрезвычайно хорошо подобранная коллекция его фотографий. 6 — Тут настоящий рыбный рынок, черт бы его подрал, — услышала Мойра Кроссли голос одного из сотрудников морга. Тот распаковывал холодильный контейнер с обрубками ног, только что привезенный в машине «скорой помощи». Он выкладывал обрубки на медицинскую каталку, а другие работники регистрировали и фотографировали их, действуя конвейерным методом. Кроссли была главным судмедэкспертом Двадцать первого района, и она думала, что всякого повидала за многие годы работы. Каких только останков не выносило на берег, частичных и полных, и у некоторых имелись довольно странные особенности. Но это… это было за пределами всяких пределов. По предварительной оценке, более шестидесяти обрубков. Что это означает — более шестидесяти убийств? Если так, то они имеют дело с самым крупным массовым убийством в истории Флориды. А если эти люди все еще живы… то где они? И что с ними случилось? Это не поддавалось никаким объяснениям. Обычно тихая и упорядоченная лаборатория Кроссли превратилась в суетливый муравейник, а пахло здесь и в самом деле, как на рыбном рынке, где товары на солнце быстро портятся. Ручейки морской воды бежали по полу к центральном сливу, перемешиваясь с извивающимися креветками и другими морскими существами, которые кормились обрубками, а теперь лишились питания. Еще одна «скорая» привезла два новых контейнера, и общее число составило — господи боже! — более девяноста обрубков, все в одинаковой обуви. Чтобы разобраться с поступлениями, Кроссли вызвала на работу весь персонал — четырех техников и двух помощников патологоанатома. С последней партией приехал начальник полиции острова Санибел Перельман вместе с двумя детективами. Задействована была и полиция Форт-Майерса, не говоря уже о нескольких моряках береговой охраны в форме, которые, похоже, вообще не представляли, что им нужно делать, — просто стояли, нахмурив брови, и пытались делать вид, будто заняты. Но в этой группе беспорядочно толкущихся людей выделялась, словно больной палец, одна фигура — высокий бледный человек в белом льняном костюме, крахмальной белой рубашке и черном галстуке. У него было точеное лицо и глаза, сверкающие, как полированные десятицентовики. В то время как сам человек был неподвижен, словно греческая статуя, его глаза беспокойно обшаривали помещение, впитывая все. Кроссли повернулась к своему помощнику Полу Рамо. — Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим, — сказала она. — Что начнем? — спросил он. Техник Пол напоминал громадного плюшевого медвежонка, еле втиснувшегося в свой халат, с бородой как у викинга. Он был трудягой, всегда готовым угодить, но, увы, не самой яркой лампочкой в комнате. — Возьми одну и принеси на первый стол. Будем делать иссечение. — Сейчас? — Нет, после дождичка в четверг. — Ой, конечно, извините. Схватив щипцы, Пол опасливо поднял обрубок, положил его в контейнер и отнес к одному из небольших столов у стены. Когда Кроссли взяла обрубок и положила на стол, Рамо включил видеорегистратор и проверил его. — Инструменты. Рамо положил на тележку хирургические инструменты и покатил ее к столику. Кроссли натянула маску и выбрала маленький пинцет. — Прошу прощения, — раздался у нее за спиной голос, гладкий, как атлас. Она повернулась и увидела бледного человека. — Да? — Я бы хотел наблюдать, если вы не возражаете.