— Здесь сказано: предприятие по переработке сахарного тростника. Или было когда-то таким. «Бонита Щугар». Перестало работать несколько лет назад. Констанс поискала в Сети: — Тут есть кое-что. Да, вы правы. На предприятии использовались запрещенные химические составы для получения сахара. Вместо гидроокиси кальция применялась более дешевая гидроокись натрия. Штат закрыл предприятие в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году. На другом конце воцарилось молчание. Зато заговорил водитель: — Так, леди, мы приехали. Ваш дом. Она испуганно подняла голову. Они стояли на подъездной дорожке, а рядом снова высился Мортлах-хаус. Водитель повернул голову: — Леди? — Я выхожу, — сказала Констанс. Она вышла, захлопнула дверь, и машина рванула с места, выбросив из-под колес струйки песка. — Агент Колдмун? На этот раз в его голосе слышалось волнение. — Вы сказали, гидроокись натрия, верно? — Верно. — Я просмотрел список остаточных следов химических веществ, найденных в обрубках ног. Гидроокись натрия была обнаружена как в обрубках, так и в обуви. Констанс изучила спутниковое изображение на телефоне. Само предприятие казалось довольно старым, но при ближайшем рассмотрении она сумела разглядеть что-то похожее на недавно расчищенные участки возле здания и новую стену вокруг территории. — Это оно, — сказала она. — Туда их и отвезли. — Прямо в точку, — сказал Колдмун. Она услышала по телефону хлопок двери. — Где вы сейчас, агент Колдмун? — спросила она. — Сажусь в машину, взятую напрокат. — Забудьте про машину. Берите вертолет. — Это невозможно, его нужно заказывать заранее. Мой навигатор говорит, что я всего в полутора часах езды на машине. — Задействуйте ваши контакты в ФБР — пусть они дадут. — Слушайте, погода нелетная. А если я позвоню в ФБР, то знаете, что будет? Они все делают по правилам, включая отправку штурмовой группы моментального реагирования. Шесть часов для получения разрешения и планирования, шесть часов для оснащения и инструктажа, и только после этого они начнут действовать. За это время моего напарника наверняка убьют. — Вашего напарника? Моего опекуна! Так что мы сделаем это вместе, и немедленно. — Мы? В этом сценарии нет никакого «мы». — Но должно быть. Если вы пойдете один, то вас ждет поражение. Колдмун сделал глубокий вдох: — Вы с ума сошли. Вы — хотите идти со мной? — Конечно. — Этого не будет. Неужели вам нужно объяснять причины? Во-первых, вы в пяти часах езды на машине. Во-вторых, надвигается серьезная гроза и все полеты запрещены. В-третьих, вы гражданское лицо и не можете участвовать в подобной операции. Констанс почувствовала, как в ней закипает ярость: — Безумие идти на такое дело в одиночестве! Вы должны дождаться меня. Если вы отказываетесь обеспечить мне транспорт, то я займусь этим сама… — Категорическое нет. А теперь — inila yaki ye[70]. Конец разговора. Внезапно Констанс почувствовала, что все ее эмоции — ярость, тревога, самообвинения — собрались воедино, раскаленные добела и направленные на этот свирепый голос в телефонной трубке. — Если вы отправитесь туда без меня… вы так или иначе пожалеете об этом… жестоко пожалеете. Ей ответила тишина. А потом раздался громкий щелчок — разговор закончился. Констанс посмотрела на замолкший телефон. Ей нужно оказаться там. Сейчас же. Но водитель такси давно уехал и не вернется к ней. На машине добираться туда не меньше пяти часов, а аэропорты закрыты. Но Пендергаст находится там, в плену, и его жизнь в опасности. Наверняка есть какой-то способ добраться туда. Непременно есть. Констанс ждала на темной подъездной дорожке, когда остынет ее раскаленная ярость. Но ярость не уходила. Она сделала глубокий вдох. Выдохнула. Еще раз набрала в грудь воздуха. А потом — неожиданно — подняла лицо к ночному небу и испустила жуткий, неземной, нескончаемый крик чистого дикого отчаяния. 51 Шеф полиции Перельман проехал мимо островка Бак-Ки, полузатонувшего и совершенно непривлекательного. Он собирался провести последние девяносто минут в своем кабинете, теплом и сухом, пытаясь освоить брейк Дока Уотсона[71] из записи «Way Downtown» семьдесят второго года. Но его вызвали из дома и отправили под дождь, потому что какой-то свихнувшийся турист решил, что эта погода будет идеальной, чтобы искупаться в Редфиш-пасс. К тому времени, когда спешно собранная спасательная команда обнаружила юнца, вытащила его на берег, откачала соленую воду из его легких и закончила объяснять ему разницу между однозначным и двузначным ай-кью, Перельману уже расхотелось играть на гитаре или делать что-нибудь еще — он мечтал только вернуться домой, обсохнуть и забраться в кровать. Тропические грозы были фактом барьерных островов, с которым следовало смириться, и Перельман привык к ним. Но в последнее время дополнительные часы участия в оперативной группе и связанные с ней бюрократические обязанности вымотали его. А выходка этого маленького придурка переполнила чашу. Он проехал по мосту Блайнд-пасс на остров Каптива и продолжил движение по Санибел-Каптива-роуд. По пути из дома он слышал какие-то разговоры в полицейской рации: сообщалось о сгоревшей машине, стрельбе и убийстве близ Эстеро-Бей, то есть вне его юрисдикции. К этому времени все необходимые следственные действия были, вероятно, уже проделаны. Однако, пока Перельман возвращался на Каптиву, на полицейской волне все еще шли какие-то переговоры. И вдруг он услышал: «…Тело на заднем сиденье машины опознано, это Уоллес Лэм из Джексонвилла…» Лэм. Он вспомнил, что так звали постдока, помощника той крутой ученой дамы-океанографа, с которой работал Пендергаст. А машина, о которой сообщал диспетчер, была «рейнджровер». Господи, ведь именно такую Пендергаст взял в аренду. Почему они, черт возьми, не называют номер? Но на этот вопрос почти немедленно был получен ответ: задняя часть автомобиля обгорела, номер прочесть невозможно, никаких документов в салоне нет. Перельман прижался к обочине, чтобы в три захода сделать разворот и помчаться на место преступления. Но когда он сдавал назад, до него сквозь дождь донесся безошибочно узнаваемый звук: визжащий рев лодочного двигателя, работающего на оборотах за красной чертой, а следом громкий удар. Пауза, и все повторилось: бешеный рев лодочного двигателя, а потом удар. Он нажал на тормоза и уставился в темноту. Звук доносился с маленькой общественной пристани за дорогой, где стоял его катер. Это что еще за новости? Перельман нажал на газ, но, вместо того чтобы ехать к мосту, развернулся с заносом и направился по песчаной дорожке к пристани. Не гася фары, он выпрыгнул из машины. В их свете он увидел нечто удивительное. Визжащие двигатели, как он того и опасался, оказались двигателями его катера. Вода вокруг бурлила так интенсивно, что казалась чуть ли не мыльной пеной. За штурвалом стояла одинокая фигура, опознать которую за пеленой дождя было невозможно. На глазах у Перельмана фигура перевела вперед оба рычага управления скоростью. Но корма все еще оставалась причалена к пристани, а потому катер только дернулся вперед на полдюжины футов, резко остановился, выбрав длину причального каната, и ударился бортом о сваи пристани, которая содрогнулась от удара. Фигура, не поворачиваясь, с яростью перевела рычаги на задний ход и повторила процесс, вследствие чего катер ударился о пристань кормой. Носовой швартов уже отсоединился и трепыхался в воде. Катер, удерживаемый кормовым швартовом, бился, как бешеный мустанг в клетке. Перельман со смесью ужаса и ярости смотрел, как его прекрасный — пусть и недоделанный — катер разбивают к чертовой матери. Он пронесся по пристани, спрыгнул на палубу, ухватил рычаги газа и, оттолкнув в сторону неизвестного человека, перевел рычаги в нейтраль и выровнял штурвал. — Эй! — крикнул он. — Что, черт побери, вы тут… — и резко оборвал себя. Перед ним, промокшая и измазанная до такой степени, что ручейки воды и грязи стекали по ее одежде и коже, стояла подопечная Пендергаста, Констанс Грин. Туалеты от-кутюр, которые она так небрежно носила прежде, сменились практичной и удобной одеждой, насквозь мокрой и покрытой грязью; с растрепанных волос капала вода. Только фиалковые глаза и беспокойное выражение лица — смесь отстраненности и ярости — убедили Перельмана, что перед ним та самая молодая женщина, которая несколько дней назад вышла из лимузина, напомнив ему забытую актрису Олив Томас. — Шеф Перельман. — Она кивнула. — Добрый вечер. Он не ожидал такого спокойного приветствия. — Что вы тут вытворяете с моим катером? — сердито спросил он. — Я рада, что вы пришли. Мне нужно, чтобы вы доставили меня в одно место. Похоже, я не умею толком управлять этой штукой. Хотя они обменялись всего парой коротких фраз, их разговор принял такой фантастический оборот, что Перельман почувствовал, как гнев оставляет его. — О чем вы говорите? — Алоизия похитили. — Алоизий — это кто? — Агент Пендергаст. Сообщения на полицейской волне. Что ж, теперь он начал понимать.