В лифте Митя обнял ее и сказал: – Мадам – человек специфический, и это мягко говоря. Вообще-то она Бармалейша будь здоров! Но ты не тушуйся. А то точно сожрет. Он рассмеялся и чмокнул Киру в нос. Она жалобно улыбнулась. Мадам открыла дверь и долгим оценивающим взглядом посмотрела на Киру. – В общем, так, мам. Это Кира, моя жена. Прошу любить и жаловать. Мадам молчала. Было видно, что «жаловать» и тем более любить она вовсе не собирается. – Почему сюда? – спросила Мадам. – А куда? – удивился Митя. – Кира не москвичка, живет в общежитии. – Ну, в этом я не сомневаюсь. – Мадам развернулась и пошла в свою комнату. Кира растерянно стояла на пороге. Митя рассмеялся: – Ну вот, я так и знал – испугалась! Он взял ее за руку, и они зашли в квартиру. Кире тогда было семнадцать. Студентка-первокурсница. Мама и папа в Калуге. С Митей она познакомилась на улице – обычное дело. Встречались три месяца. Мотались по улицам, целовались в подъездах. В общежитии было строго – никаких гостей, тем более мужского пола. Им казалось, что друг без друга они не проживут и дня. Выход один – пожениться, чтобы каждый день вместе, каждую ночь. И конечно же, на всю жизнь. Кто бы сомневался? На следующий день Мадам отчеканила: – О прописке не мечтай. Я не идиотка. – А мне и не надо, – тихо ответила Кира. – Ну, расскажи, – усмехнулась Мадам. В общем, зажили. У них своя полка в холодильнике. Жили на две стипендии. В воскресенье Кира делала уборку – пылесосила, мыла кафель, плиту. Мадам выходила из своей комнаты и указательным пальцем проводила по поверхности мебели, проверяла на чистоту. Вечерами, по счастью, дома бывала редко – театр, подружки. Хуже всего было в выходные по утрам, когда все сталкивались на кухне. Кира предлагала Мадам омлет, а та демонстративно разбивала на сковородке два яйца и жарила на соседней конфорке. Кира уходила в комнату и плакала. Митя утешал, смеялся и просил не обращать внимания. Через полгода Кира поняла, что забеременела. Взяла в поликлинике справку – очень тошнило и кружилась голова. Полусидела-полулежала на высоких подушках. Открывала глаза, и на нее начинал падать потолок. Рядом с кроватью стоял большой эмалированный таз. Мити дома не было. Мадам без стука вошла в комнату, села на стул напротив кровати. Обе молчали. Потом Мадам сказала: – Это невозможно. – Что? – спросила Кира. Мадам кивнула на ее живот. – Беги, пока не поздно, на аборт. – Вы что, с ума сошли? – задохнулась Кира. Та медленно покачала головой: – Отец у Митьки был шизофреник. Там по всему роду идет эта болезнь. Через третье поколение. Страшные судьбы. Всю жизнь по психушкам. Его родная сестра повесилась. Брат прыгнул с моста. В шестнадцать лет. Он сам, Митин отец, всю жизнь на препаратах. Тяжелейших. Месяцами не вставал с кровати. – Она замолчала и тяжело вздохнула. – Ты этого хочешь? Ошарашенная Кира медленно покачала головой. – Тогда беги. Беги, пока время есть. Через третье поколение, понимаешь? Кира кивнула. – Я могла бы от тебя это скрыть, но у меня есть совесть. Митьке ничего не говори – ему будет стыдно от того, что ты все знаешь про его отца. Придумай что-нибудь, ну, что еще рано, успеете или по показаниям. В общем, решай сама. Моя совесть чиста. И вздохнув, Мадам вышла из комнаты. Кира сидела на кровати, обхватив колени руками. Это все было невозможно. Страшно. Дико. Ужасно. Она вспомнила соседскую девочку в Калуге – слабоумную, с трясущимися ручками и струйкой слюны на подбородке. Девочка не понимала слов и смотрела на людей пустыми, немигающими глазами. Через неделю Кира сделала аборт. Митя среагировал как-то удивительно спокойно: – Рано, говоришь? Ну что, наверное, ты права, малыш. Все еще у нас с тобой будет. Но – странно – отношения их после этого стали постепенно ухудшаться. Сначала остыла страсть – их уже так не бросало друг к другу, потом начались придирки, ссоры, а потом и скандалы. Так проскрипели еще два года. Потом Кира ушла. В общежитие она не вернулась – сняла вместе с подружкой Ленкой комнату в коммуналке. Помогали родители. Митю она долго не могла забыть, но жизнь, как водится, брала свое. Кира окончила институт и пошла на работу. Через два года вышла замуж, теперь уже официально – с загсом, рестораном, белым платьем и пластмассовым пупсом на машине. Но семейная жизнь не заладилась – Кирин муж очень хотел детей. Ничего не получалось – три выкидыша за три года. Бесконечные больницы и врачи, уколы и таблетки, тревоги и страхи. В результате развелись. Муж быстро женился, и у него родились двойняшки – мальчик и девочка. Он позвонил Кире и сообщил радостную весть. Она ответила «Сволочь!» и горько расплакалась. Потом Кира купила однокомнатный кооператив – спасибо родителям. Перешла на другую работу, стала неплохо зарабатывать. Сошлась с мужчиной по имени Борис. У него была семья, и Кире он ничего не обещал. Но ее все устраивало. Она привыкла к своему одиночеству и даже уже находила в нем прелесть и удовольствие. Однажды в автосервисе (что-то случилось с машиной) она встретила Митю. Тот очень изменился – пополнел, полысел. Он очень обрадовался встрече, уговорил зайти в соседнее кафе. За кофе он рассказывал, что успел два раза жениться, родить в одном браке дочь, в другом – сына, но как-то не сложилось, и он вернулся к Мадам. – Как она? – тихо спросила Кира. – Да все так же, – хохотнул он. – Строит меня и живет в свое удовольствие. Внуки ей до фонаря. Я тоже. Все как обычно. – А дети твои, как дети? – спросила Кира. – А что дети? – удивился он. – Нормальные дети. Дочка в музыкалку ходит, вроде у нее способности. А сын со своей матерью в Германии – про него я мало что знаю. – Они здоровы? – спросила Кира. Он удивился и пожал плечами. – Да все нормально, Кир, как все дети. Ну, ветрянка, краснуха, сопли. А так все обычно вроде. Кира кивнула: – Слава богу, Мить, слава богу. Потом Митя рассказал, что собирается в Америку. Появилась девушка, ну, не девушка, конечно, женщина. Американка. Зовут Келли. В общем, скорее всего, они поженятся, и он уедет с ней в Америку. – А мать, мать ты заберешь с собой? – спросила Кира. – Я же не самоубийца! – рассмеялся Митя. – Ну, и вообще, у нее своя жизнь. Никто ей не нужен. – А потом как-то грустно добавил: – Жаль, Кирюх, что у нас с тобой не срослось, правда жаль. Молодые были, зеленые. Ни черта в этой жизни не смыслили. А может, если бы ты родила тогда, может быть, и ничего, сложилось, а? Кира кивнула: – Может быть. Потом они обменялись телефонами, и Митя чмокнул ее в щеку, по-братски. Он позвонил примерно через полгода и обратился с деликатной просьбой. Объяснил, что оставляет энную сумму для поддержки Мадам, но все деньги отдать ей нельзя – обязательно вложит в какую-нибудь пирамиду, впутается в аферу или просто спустит все в одночасье. Словом, просил он, нужно привозить ей в месяц понемногу, чтобы на жизнь хватало. Тогда душа у него будет спокойна. – Не хочется обременять тебя, Кирюш. Но больше мне доверить это некому. – А твои жены, друзья, наконец? – удивилась Кира. – Друзьям не доверю, с моими бабами у Мадам как-то не сложилось. А с матерью дочки, Карины, они вообще лютые враги. – И что-то еще опять про доверие и надежность ее, Киры. – Подумай сам, Мить, – сказала Кира. – Зачем мне все это надо? Думать об этом, помнить, ездить к ней, терять время? – Все так, – согласился он. – Это наглость, конечно, с моей стороны. И все же он уговорил ее. Умудрился. Кира согласилась. Так в ее жизни опять появилась Мадам. Она здорово сдала, но по-прежнему была величава и надменна. Крупная, с седой косой, закрученной на затылке, с темной полоской усиков над верхней губой. С непременной сигаретой в углу рта. Только в глазах появился страх – страх одиночества.