Она оглянулась и обвела взглядом комнату. К глянцевитому черному, серебристому и оттенкам зеленого пришлось привыкать, но ей понравились геометрические формы и угловатые линии. Бо́льшую часть одной стены занимала картина. Гвен не была уверена, как интерпретировать жирные черные мазки на кремовом фоне, которые, очевидно, не изображали ничего конкретного, но это произведение искусства заставило ее вспомнить Сави Равасингхе. Кристина предлагала как-нибудь заглянуть на его последнюю выставку в Гринвич-Виллидже, но Гвен не хотелось этого делать. Там была представлена серия его работ с изображениями простых жителей Цейлона, занятых повседневным трудом, а не обычные портреты богатых красавиц. Именно на этой выставке Кристина углядела картину, подходящую для презентации чайного бренда «Хупер». Но Гвен все равно решила не ходить, сославшись на головную боль, и рассчитывала, что Лоуренс останется с ней. Избавившись от постоянного напряжения, к которому она привыкла дома, Гвен испытывала неудержимый восторг. «Будь молода и прекрасна!» – неслось из радиоприемника. Песня отвечала ее настроению: Нью-Йорк – самое подходящее место для этого. Лоуренс уже ушел на встречу с Кристиной, и Гвен стала прикидывать, чем бы ей заняться. Чтобы отвлечь себя от мыслей о том, что Лоуренс проводит время наедине с банкиршей, она взяла глянцевый номер журнала «Вог» и пробежала глазами изображения новых модных платьев, потом накинула жакет, подхватила сумочку и отправилась гулять. Лоуренс обещал вернуться к двенадцати, так что у нее оставалось еще часа два свободного времени. Выйдя на улицу, Гвен взглянула на здание их отеля. Кристина забронировала для них номер в «Савой-Плазе», потому что эта гостиница была оживленнее, чем ее старшая сестра по другую сторону Пятой авеню, и по ночам тут можно было слушать музыку в баре. Вчера вечером они приехали такие усталые, что не хотели ничего. Гвен немного оробела от вида здания: ряд арочных окон на первом этаже, островерхая крыша в тюдоровском стиле с двумя трубами и мощная конструкция всего дома резко контрастировали с постройками на Цейлоне, которые в сравнении с ним казались изящными и элегантными. Было шумно, автомобили гудели, лавируя между троллейбусами, двухэтажными автобусами с бензиновыми двигателями и более современными на вид одноэтажными. Гвен заметила на той части дороги, которую Кристина называла тротуаром, знак, напоминавший гигантский леденец на палочке, и, приглядевшись, поняла, что это автобусная остановка. Она присоединилась к толпе мужчин в мягких фетровых шляпах и попыталась шагать так же спокойно и беспечно, как они, на ходу раздумывая, куда бы направиться. Такси безопаснее, решила Гвен. Автобус мог завезти ее куда угодно. Но потом, не успев еще махнуть рукой и остановить таксомотор, она заметила кремовый автобус со стеклянной крышей и рекламной надписью на боку: «Тур по достопримечательностям Манхэттена». Не колеблясь ни секунды, Гвен встала в очередь за билетом. Устроившись на удобном месте, она смотрела на мелькавшие за окном улицы и подслушивала разговор сидевшей впереди пары. Мужчина рассказывал об адвокате, который попал под суд за то, что накопил золота на двести тысяч долларов. Куда мир катится! Его спутница – жена, как решила Гвен, – бормотала в нужных местах: «Да, дорогой», но было ясно, что ее заворожил вид за окном так же, как и Гвен, и до жалоб мужа ей нет никакого дела. Тем не менее упоминание о золоте навело Гвен на мысли о причинах, которые привели их с Лоуренсом в Нью-Йорк. Как бы ей ни хотелось воображать, что они с мужем совершают туристическую поездку, это было не так. Сегодня он пошел на встречу с Кристиной в банк, а завтра они втроем отправятся в рекламное агентство, после чего посетят юридическую контору. Вечером им была обещана череда развлечений. От одной мысли об этом у Гвен дух захватывало. Лоуренс очень хотел заглянуть в джаз-клуб, а Гвен предпочла бы какое-нибудь шоу. Автобус проехал мимо рекламных щитов мюзикла «Сорок вторая улица» и театра «Стрэнд». «Надо купить билет», – подумала Гвен. Это было не единственным расхождением во мнениях. Лоуренс и Кристина постоянно препирались по поводу того, какое рекламное агентство лучше подходит, и временами даже напоминали старую супружескую пару. Наконец спор свелся к выбору между агентством Джеймса Уолтера Томпсона и «Мейсфилд, Мур и Клементс» на Мэдисон-авеню. Агентство Томпсона изобрело для одного из своих клиентов сэндвич-гриль с сыром, и это невероятно впечатлило Кристину, тогда как «Мейсфилд, Мур и Клементс», по слухам, планировало запустить первое в истории коммерческое радиошоу, и это было еще лучше. Привыкшая к неспешному ритму жизни на Цейлоне, Гвен не успевала соображать. Любуясь сменявшимися перед глазами улицами и зданиями, Гвен, однако, была настолько погружена в свои мысли, что удивилась, когда тур вдруг закончился и она снова оказалась где-то рядом с парком. Выйдя из автобуса, она увидела Лоуренса, который вел Кристину к входу в отель, поддерживая ее за локоток. Менее нуждавшуюся в поддержке женщину Гвен с трудом могла себе представить. – Лоуренс! – крикнула она и, решив не обижаться, проглотила раздражение. Уличный шум заглушил ее голос, и муж не обернулся. Через несколько мгновений она нагнала их и, слегка запыхавшись, спросила: – Как все прошло? Лоуренс улыбнулся и поцеловал ее в щеку: – Мы составили генеральный план. – И завтра к десяти утра идем в рекламное агентство, – добавила Кристина, беря под руки их обоих, как будто все в полном порядке. – Не пообедать ли нам сейчас? Нас с Гвен ждет изнуряющий поход за покупками, Лоуренс, а тебя – новый костюм. К вечеру Гвен вернулась из закупочного тура по «Сакс» и «Дому Хейвса». За окном темнело, на улице зажглось электрическое освещение, и высящиеся вокруг здания украсились орнаментом из крошечных желтых прямоугольников. Лоуренс расслабленно сидел в гостиной их номера в одном из двух квадратных кожаных кресел и курил трубку. Посыльный внес сумки Гвен и поставил их у двери. Дав ему чаевые, Гвен устроилась в кресле напротив мужа и блаженно вытянула усталые ноги. Никогда в жизни она еще так не уставала от хождения по магазинам, но в результате обзавелась тремя восхитительными нарядами, так что теперь не будет отставать от моды. Честно говоря, ей понравилось. У нее теперь было вечернее платье – нежно-бежевое, с фиолетовой полосой у выреза и рукавами как крылья бабочки, отлично скроенные блузка с юбкой цвета зеленого горошка и деловой костюм. Все вещи были длиной до середины икры и плотно облегали грудь. Кристина настояла на покупке перчаток и шляпы к костюму. Шляпа была с жесткими полями, и это лучше подходило к лицу Гвен, чем ее прежние головные уборы, напоминавшие формой колокольчики. Она радовалась, что взяла с собой боа из лисьего меха, оно придаст шика готовой покупной одежде. – Лоуренс, ты заметил, что среди коридорных и лифтеров почти нет белых? – Она потерла лодыжки и ненадолго замолчала. – Некоторые из них совсем черные, а другие карамельного цвета. – Не могу сказать, что заметил, – отозвался из-за газеты Лоуренс. – Полагаю, некоторые из них вполне могут быть потомками белых рабовладельцев. – Это было обычным делом? – (Лоуренс кивнул, не отрываясь от чтения.) – Ты читаешь про адвоката, которого осудили за накопленное золото? – Да, и тут есть интересная статья об этом Гитлере в Германии. Там у них гигантская инфляция. Он, вероятно, сумеет с ней справиться. – Ты и правда так думаешь? Я слышала, он во всем винит еврейских банкиров. – Может, ты и права. Откуда ты все это узнала? – Да так, слушала всякие разговоры краем уха. – Наступила недолгая пауза, Лоуренс читал, а Гвен выжидала подходящего момента. – Позвонить, чтобы нам принесли чая? – спросила она. Он не ответил, и Гвен позвонила, потом зажмурилась, решая, как бы ей заговорить о том, что ее больше всего занимало. – Лоуренс, я тут подумала… – О боже, – сказал он и улыбнулся ей, потом свернул газету и отложил ее в сторону. – Раз я буду руководителем новой компании, пусть и только номинально, тебе понадобится, чтобы я подписывала документы, верно? – (Он кивнул.) – Я подпишу все, что ты скажешь, конечно подпишу. – Я в этом не сомневался. – И я буду всеми силами поддерживать это начинание, но при одном условии. – Брови Лоуренса подскочили вверх, но он ничего не сказал, и Гвен продолжила: – Если мы заработаем много денег… – Не если, а когда! – По словам Кристины – да. – Думаю, она права. – Ну так вот, если мы преуспеем, мне бы хотелось улучшить условия жизни наших рабочих. Пусть, к примеру, детям будет легче получить медицинскую помощь. – Это все? Гвен набрала в грудь воздуха: – Нет. Еще я хочу улучшить их жилищные условия. – Хорошо, – сказал Лоуренс. – Хотя я считаю, что уже многое улучшил по сравнению с временами моего отца. Теперь об этом страшно и подумать, но, знаешь, тогда было принято во время охоты на крокодилов использовать в качестве приманки пухленького темнокожего ребенка. – (Рука Гвен подлетела ко рту.) – Охотники сторговывались о цене за ребенка, потом привязывали его или ее к дереву, чтобы выманить крокодила из воды. – Я тебе не верю. – Боюсь, это правда. Крокодил кидался к ребенку, а охотник, сидевший в засаде, стрелял в него и убивал. Ребенка отвязывали, и все оставались довольны. – А если бы охотник промахнулся? – Ну, тогда крокодил славно бы пообедал. Возмутительно, да? Гвен опустила глаза и покачала головой, не в силах поверить в услышанное. Лоуренс вздохнул и снова взялся за газету, но не развернул ее. Гвен сделала медленный вдох: – Я считаю, что устраивать школу, когда не решены проблемы с медицинской помощью и жильем, – это бессмысленная трата времени. Мы должны улучшить и то, и другое, и третье, только тогда что-то реально изменится в их жизни. Представь, каково это – жить в такой нищете. Лоуренс немного подумал. – Мой отец считал, они счастливы тем, что имеют работу и о них заботятся. – Он считал так, потому что хотел в это верить. – Отчего ты заговорила об этом именно сейчас? – Оттого, что мы побыли здесь. Мне захотелось сделать что-то для наших людей, вот и все. Лоуренс раскрыл газету и резким движением расправил ее, хлопнув листами. – В принципе я не возражаю, – сказал он. – Но на это потребуются капитальные вложения, так что мы займемся этим, только если прибыль позволит. А теперь, дорогая, можно я почитаю газету? – Это в ней будет наша реклама? – Завтра узнаем. – Ужасно захватывающе, правда? – сказала Гвен и откинулась на спинку кресла. Она взяла в руки какой-то журнал, быстро перелистала его и, наткнувшись на одну любопытную статейку, засунула журнал под мышку. Такое нужно читать в одиночестве. В ванной она сделала это, кусая ноготь на большом пальце, а потом открыла тумбочку, вынула маникюрные ножницы и аккуратно вырезала заметку, после чего бросила журнал в мусорную корзину. В конторе фирмы «Мейсфилд, Мур и Клементс» Лоуренса, Кристину и Гвен проводили в зал для совещаний с рядом окон, глядевших на деловую улицу. Уильям Мур был в агентстве креативным директором. Он с улыбкой кивнул гостям, одновременно указывая на несколько дизайнерских разработок, приколотых к доскам на двух больших мольбертах. Пока происходило знакомство и обмен приветствиями, Гвен изучала трансформацию, которой подверглась картина Сави Равасингхе. Она приучила себя не выдавать сложных эмоций, возникавших у нее при упоминании имени художника, но не реагировать на его работы было сложнее. Картина и раньше была превосходна, но теперь, когда ее краски сделались ярче, она засияла и образ женщины в красном сари на фоне яркой зелени налился жизненной силой. – Трудно будет такое не заметить, – с широкой улыбкой заявил мистер Мур, ослепляя их устрашающе белым оскалом. – Это прекрасно, – согласилась Гвен. – Ну, нам нужно поблагодарить Кристину за эту великолепную идею. Художник уже видел эскиз и, кстати говоря, тоже доволен. – Значит, так будет выглядеть упаковка с чаем. А что насчет рекламной кампании? – спросил Лоуренс, выдвигая стул из-под большого овального стола. Они все расселись, и Мур дал им лист с планом. Девушка принесла кофе и булочки. – Это список журналов и газет, на которые мы нацеливаемся. Радиостанции тоже включены. Мы начнем с нового года. – Впечатляет, – кивнул Лоуренс. Мур поднялся и перевернул по листу на каждом мольберте, чтобы показать клиентам эскизы рекламных щитов и крупных рекламных объявлений в журналах. Улыбка не сходила с его лица. – Идея состоит в том, чтобы растиражировать этот образ повсюду. Мы хотим глубоко внедрить его в умы американцев, и цвет – это пока самое лучшее, что должно ассоциироваться с чаем Хупера. Цвет сари женщины, цвет чайных кустов и так далее, хотя и в оттенках сепии это тоже хорошо смотрится. – А конкретная дата запуска кампании? – спросила Кристина, закуривая сигарету. – В начале нового года. Я только хочу уточнить все детали. Мы намерены сделать упор на провенансе. – На чем, простите? Он повернулся к Кристине: – На происхождении – откуда наш продукт. В данном случае это чистый цейлонский чай с богатым ароматом.