Старая айя вздохнула: – Это ничего не значит. – Ты уверена? – Я говорю им, это хорошо, что у Хью есть друг. В коридоре послышался шум, а за ним – звук шагов. Гвен испуганно оглянулась. Навина щелкнула языком: – Это один из слуг, леди. Хью и Лиони снова запрыгали на кровати, и внимание Гвен рассеялось. Предостережение Верити не давало ей покоя. С того момента, как она привела в дом Лиони, жизнь ее разладилась. Пойманная в ловушку собственных страхов, она каждый раз вздрагивала, стоило ей услышать скрип половиц, и испуганно озиралась, ожидая худшего. Гвен до такой степени извела себя мыслями о возможных ужасных последствиях своего решения, что перестала отдавать себе ясный отчет в происходящем. Ей был нужен Лоуренс, чтобы вспомнить, кто она, но вместо этого они все сильнее отдалялись друг от друга. Гвен чувствовала, что распадается на части, боялась находиться рядом с мужем, чтобы случайно не выдать себя, и в то же время нуждалась в нем больше, чем когда-либо. Если Лоуренс был нежен с ней, она раздражалась и вела себя с ним резко; если был отчужден, беспокоилась, что Кристина снова завладела им. Вдруг раздался грохот. Гвен вскинула глаза и, увидев, что Лиони упала с кровати и лежит на полу, не издавая ни звука, вскочила со стула: – Ты толкнул ее, Хью? Мальчик густо покраснел и заплакал: – Нет, мама, это не я! Гвен подбежала к девочке, опустилась на пол и положила ее голову к себе на колени, а Хью слез с кровати и уселся на корточки рядом с ними. – Прости меня, Хью. Ты не виноват. Я перестала следить за вами. Она погладила Лиони по щеке и заглянула ей в глаза. Девочка моргнула, и по ее щеке покатилась одинокая слезинка. У Гвен едва не остановилось сердце. Она смотрела на свою дочь, не замечая цвета ее кожи и впервые думая о ней как о своей плоти и крови. В этот момент абсолютной ясности время словно замерло. Это была ее дочь, которой она не могла подарить любовь и которую отдала в чужие руки, как нежеланного щенка. Чувство вины за содеянное и понимание, что она никогда не сможет открыто признать девочку своей, надрывали ей сердце. Гвен издала сдавленный стон, борясь со слезами, потом обняла одной рукой Хью и прижала обоих детей к себе. Сердце дико стучало, и она в порыве любви поцеловала Лиони в обе щеки. Подняв глаза, Гвен улыбнулась Навине, но айя застыла в неподвижности, взгляд ее был прикован к двери, а рот приоткрыт. Гвен сидела на полу спиной к двери, все ее внимание было приковано к детям, и она не заметила, что кто-то вошел, теперь же услышала, как Лоуренс кашлянул. – Девочка упала, – торопливо проговорила Навина. Гвен подняла Лиони и осторожно положила ее на постель, чувство вины отбрасывало длинную тень: если Лоуренс видел падение, значит и остальное тоже не укрылось от его глаз. Он стоял молча и смотрел. Гвен пыталась вспомнить, сказала ли что-нибудь вслух или мысли носились только у нее в голове? Страх сковал ей язык, перехватил горло, она сглотнула и попробовала выдавить из себя что-нибудь вразумительное. Лоуренс откашлялся и обратился к Навине: – Позвони доктору Партриджу. Пусть он приедет. Он подошел посмотреть на девочку, и Хью взял его за руку: – Папа, она мой лучший друг. – Она просто упала. И ударилась, я думаю. Вот и все, – сказала Гвен, силясь не выдать страха. Что видел Лоуренс? Что он слышал? Ее кожа покрылась мурашками. Она потерла голову, потом шею и плечи. Это не помогло. Мурашки ползли и ползли. Ей захотелось кричать. – Партридж смотрел, что у нее с ногой? – испугав Гвен, спросил Лоуренс, и она кивнула. – И?.. Ей удалось обрести голос. – Он решил, что ничего страшного. Обещал еще раз приехать. Но откуда ты знаешь? Тебя тогда не было. – Макгрегор сказал. – Хотя выражение лица Лоуренса было вполне обычным, что-то промелькнуло в его глазах. Он пристально посмотрел на Гвен, и у нее напрягся живот. Прошло несколько мгновений, прежде чем он заговорил: – Ник сказал, ты, кажется, переживаешь из-за этого ребенка. Гвен сглотнула. С чего она решила, что Макгрегор не следит за ней? – Она такая милая, и мне жаль, что ей пришлось жить с чужими людьми в столь юном возрасте. – В ее возрасте я учился в пансионе в Англии. – И ты знаешь, что́ я об этом думаю. Некоторое время Лоуренс молча смотрел на нее. Она не представляла, что творится у него в голове. Если она его потеряет… Стояла напряженная тишина. Пытаясь успокоить нервы, Гвен сконцентрировалась на дыхании. – Хью скоро уедет, – наконец сказал Лоуренс. – И тогда мы решим, что делать с девочкой. Гвен отвернулась, чтобы муж не увидел ее слез. – Нужно подписать кое-какие документы. Они в столовой. Приходи туда после визита врача. И кстати, мы отправимся в Америку вскоре после Кристины. Она уехала сегодня. «Уехала. Она уехала». Час в ожидании доктора Гвен пила чай и раскладывала пасьянсы с Хью. Лиони спала, а когда проснулась, молчала и отказалась и от фруктов, и от воды. Сердце Гвен подскакивало всякий раз, стоило ей заслышать шаги в коридоре. Она боялась, что это вернулся Лоуренс. Когда Партридж наконец появился, Лиони совсем ослабела. Доктор поставил на пол свой чемоданчик. – Будет неплохо, Гвен, если айя уведет отсюда Хью. – Нет! – топнув ногой, завил мальчик. – Я хочу остаться. Она моя подруга, а не ваша или мамина. – У меня есть леденцы. Если ты будешь хорошим мальчиком и пойдешь с Навиной, я дам тебе один. – Они желтые? – Да, и розовые. – Только если Лиони тоже получит один, такого же цвета, как мой. – Полностью согласен, старик. – И вы обещаете не делать ей больно? – По рукам. – И можно нам потом пойти купаться? Ей нравится летать. – Летать? Хью кивнул: – Так она говорит о плавании. Навина увела мальчика играть в мяч, а доктор подвинул стул к кровати и внимательно осмотрел Лиони, осторожно ощупал ее и мягко посгибал ногу. Гвен стояла у него за спиной и, когда девочка встретилась с ней взглядом, улыбнулась. В глазах малышки она прочла зарождавшееся доверие. Это не укрылось от Партриджа. Он посмотрел на Лиони, а потом на Гвен. Она молилась про себя, чтобы он не заметил цвета глаз девочки – смесь карего с фиолетовым – и ее темных кудряшек, разметавшихся по подушке. – Вы ничего не хотите мне сказать, Гвен? – (Она задержала дыхание. Если бы он только знал, как ей хотелось облегчить душу после стольких лет молчания.) – Я имею в виду – о падении. Гвен выдохнула: – Она скатилась с кровати. Они прыгали. Это моя вина. Не стоило забывать, что она слабее Хью. Я отвлеклась. – Хорошо. Вероятно, это слабость, вызванная недостаточным питанием. Кормите ее посытнее, вот мой совет. – О, какое облегчение! И больше ничего? Ничего заразного? – Ничего. Только шок от падения. Месяц спустя Гвен в своей спальне паковала вещи Хью, отправлявшегося в школу. Она тщательно продумала, что он будет носить в свободное от занятий время, и подготовила одежду на любую погоду. Его форму привезли накануне из Нувара-Элии. По два комплекта всего, что было перечислено в списке, а он был длинный. Она была благодарна отцу за то, что он взял на себя расходы на обучение внука, хотя в глубине души ей вообще не хотелось, чтобы Хью уезжал. Мальчик угрюмо сидел на старой лошадке-качалке, которая теперь стояла в спальне Гвен. – Можно мне поехать с тобой на Дикий Запад? – Мы едем не на Дикий Запад, а в Нью-Йорк.