Гвен выпятила губы, но оставила свое мнение при себе. – Так что там в журнале? – Если бы я знал. Кажется, сплошной мусор. Бесконечная реклама крема для обуви, мыльного порошка и прочего вперемежку с кое-какими статейками. – Ты думаешь, она стала владелицей журнала? – Не похоже. Она пишет только, что у нее есть идея, которая принесет нам состояние. – Но что интересного для нас в этом журнале? Лоуренс отбросил его в сторону и собрался уходить. Гвен спросила, можно ли ей взять «даймлер», чтобы съездить в Хаттон. С тканями она разобралась. Теперь ей были нужны пуговицы и нитки. Лоуренс остановился у двери, взявшись за ручку, и молчал, выставив вперед подбородок. – Так можно? – повторила вопрос Гвен. Он еще немного помедлил. – Вообще-то, я еще не оплатил счет из гаража. – Почему? Лоуренс слегка покраснел и отвел глаза: – Я не хотел говорить. Мы немного превысили бюджет в прошлом месяце, и все наличные ушли на зарплату рабочим. Скоро все наладится. После очередного аукциона. – О, Лоуренс! Он коротко кивнул и, уже собравшись выйти из комнаты, быстро обернулся и продолжил: – Совсем забыл: Кристина еще написала, что скоро приедет обсудить с нами свою идею. Она спрашивает, можно ли ей остановиться у нас на пару дней. Лоуренс тихо прикрыл за собою дверь, и Гвен осталась одна. В полном ужасе. Она и без того уже была на пределе, пытаясь устроить Лиони в доме и не вызвать подозрений, а теперь еще к ним едет Кристина. Выдержит ли она, если Лоуренс опять поддастся чарам американки? Несмотря на все его уверения, что между ними ничего нет, Гвен с опаской относилась к Кристине, и подозрения, что та до сих пор вынашивает планы в отношении Лоуренса, только усиливали испытываемое ею напряжение. Прислонившись к стене, Гвен закрыла глаза. По закону подлости к вечеру Навина слегла в лихорадке, и Гвен, совсем павшей духом, пришлось самой заботиться о Лиони. Сперва дело не клеилось. Силясь держать эмоции под контролем, Гвен была резка и не церемонилась. Девочка упиралась, плакала и не желала отходить от постели айи. После того как Навина погладила ее по руке и пошептала что-то ей на ухо, Лиони наконец сдалась и пошла вслед за Гвен по коридору. Неизвестно, какие слова подобрала старая сингалка, но девочка, инстинктивно уловив в них сочувственные нотки, успокоилась. Придя в спальню, Гвен перебрала вещи Лиони. Одежда была вся на ней, плюс к этому ножной браслет из бусин, просторная майка и кусок обтрепанной ткани. Гвен отвела девочку в ванную. Хотя Навина выкупала ее, Гвен хотела сама хорошенько вымыть дочку, прежде чем знакомить ее с Хью. Смущаясь и мешкая, она перебирала полотенца и переставляла с места на место мыльницы, потом, не желая, чтобы Лиони заражалась ее нервозностью, собралась. Она думала, девочка заартачится, но когда ванна наполнилась до половины, Лиони запрыгнула в нее, не раздевшись. Одежда прилипла к телу, и малышка выглядела совсем худенькой, с хрупкой шейкой и длинными кудрявыми, кое-где спутанными волосами. Гвен вздохнула, все еще не зная, как себя вести. Когда она налила немного шампуня на волосы дочери и потерла их пальцами, чтобы появилась пена, то почувствовала, что вот-вот расплачется. Но девочка захихикала, и у Гвен немного отлегло от сердца. После купания Лиони с трудом сняла с себя одежду. Гвен дала ей большое белое полотенце, а сама ушла в детскую, чтобы найти какую-нибудь старую рубашку Хью. Навина, бедняжка, крепко спала и выглядела очень бледной. В таком возрасте нелегко переносить подобные испытания. Виновато взглянув на старую айю, Гвен услышала крик и кинулась обратно в свою спальню. Красная как рак Верити трясущимся пальцем тыкала в Лиони, держа в другой руке полотенце. Гвен пронзил страх. – Она пыталась украсть полотенце, – заявила Верити. Голая девочка стояла у кровати, прижав руки к груди, и испуганно таращила глазенки; с ее волос на пол капала вода. У Гвен от мучительной тоски сжалось сердце; она расправила плечи и так разозлилась, что едва сдержала порыв ударить Верити. – Ничего она не украла. Я купала ее в ванне. Отдай полотенце. Верити не отдавала. – Что?! Оставив Хью снаружи одного? – С Хью все в порядке, – сказала Гвен, отмахиваясь от упрека золовки, подошла к ней и выхватила у нее полотенце, потом присела на корточки и завернула в него Лиони. – Ты с ума сошла? Она не может находиться в твоей комнате, Гвен. В ней же кишмя кишит. – Что ты имеешь в виду? – Вшей, Гвен. Насекомых. – Она чистая. Я ее вымыла. – Ты говорила, она здесь, чтобы помогать Навине. Она служанка. Ты не можешь обращаться с ней так, будто она нам ровня. – Я ничего такого и не делаю! – рявкнула Гвен и встала. – И знаешь что, Верити, раз уж это теперь мой дом, а не твой, я была бы тебе очень признательна, если бы ты не вмешивалась в мои дела. Навина больна. Эта девочка одна на всем белом свете. Я просто делаю доброе дело, и если тебе этого никак не усвоить, то чем скорее ты вернешься к своему мужу, тем лучше. – Верити побагровела и осклабилась, но некоторое время молчала; Гвен снова присела, чтобы вытереть девочку, и глянула поверх ее плеча. – Почему ты все еще здесь? – Ты не понимаешь, – сказала Верити так тихо, что Гвен ее едва расслышала. – Я не могу вернуться. – Что? Верити покачала головой и выскочила из комнаты. Гвен подавила гнев. Момент для появления Лиони в доме выдался самый неподходящий. Обстановка накалялась. Именно в то время, когда ей так нужны покой и тишина, чтобы без свидетелей поближе познакомиться со своей дочерью, ей начнут задавать вопросы, придется кого-то кормить, развлекать и рассказывать, как дела. Меньше всего ей хотелось сейчас терпеть общество Верити, не спускающей с нее глаз, и Кристины, которая спит и видит, как бы заманить в свои сети Лоуренса. Гвен попыталась изобразить уверенность, хотя внутри у нее все клокотало, и взяла Лиони за руку. Ей по-прежнему было неловко из-за цвета кожи девочки, но ее чувства не в счет, главное сейчас – устроить малышку в доме и не выдать себя. Слишком многое стояло на кону. По дому разносились звуки ударов мяча о наружную стену – это Хью развлекался. Он, вероятно, услышал ее шаги, потому что, когда Гвен вывернула из-за угла дома, он уже перестал бросать мяч и смотрел на нее, уперев одну руку в бедро. В этой позе он был точной копией отца, и сердце у Гвен подскочило. – Это Лиони, – пересекая террасу, сказала она, стараясь, чтобы слова ее прозвучали совершенно естественно. – Она родственница Навины, будет жить здесь и помогать ей. – Почему она так смешно идет? – Она хромает, и все. Думаю, у нее что-то с ногой. У самого Хью ноги были крепкие, на шортах пятна от травы. Он любил скатываться вниз по шедшей слегка под уклон террасе и останавливаться у самого края газона. Хью широко улыбнулся редкозубым ртом, и Гвен улыбнулась в ответ, умилившись его здоровому румянцу и полоске грязи на крепком носу. В сравнении с ним стоявшая чуть поодаль Лиони выглядела такой хрупкой. – Она умеет играть в мяч? Гвен снова улыбнулась, притянула сына к себе и обняла его: – Ну, вообще-то, она здесь не для того, чтобы играть с тобой, Хью. Он насупился: – Почему нет? Она не знает как? Я могу ее научить. – Может быть, не сегодня. Но завтра она пойдет с тобой купаться. Она плавает как рыба. – Откуда ты знаешь? Гвен постучала себя пальцем по носу: – Просто я сверхъестественное существо, которое знает и видит все. – Не говори глупостей, мама! – засмеялся Хью. – Это Иисус. – Знаешь, у меня есть отличная идея. Почему бы тебе не вернуться в дом и не поучить Лиони английскому? Займешься этим или тебе сейчас не сидится на месте? – О да, мамочка, пожалуйста, я займусь, потому что еще не насиделся. Гвен засмеялась этой дежурной шутке и снова наскоро обняла Хью, но Лиони не присоединилась к веселью. Она молчала, глядя на них исподлобья. «О боже! – вздохнула про себя Гвен. – Это будет нелегко. Надеюсь, она не подумала, что мы смеемся над ней». Несмотря на все свои опасения, Гвен была вынуждена признать, что изголодалась по дочери. Она непрестанно следила за ней, но разница между тем, кем была эта девочка и кем должна была быть, казалась непреодолимой. Болезненно переживала Гвен и то, что ее чувства к Лиони были несоизмеримы с любовью к Хью. Хотя когда она дала им волю и захотела приласкать девочку, то не знала, как это сделать. Ей нужно было понять, как чувствует себя Лиони в новом доме и что она думает о случившемся с ней, но прежде всего – сделать так, чтобы девочка освоилась и перестала дичиться. Гвен потерла саднящие глаза ладонями. Какая мука – вспоминать, что она бросила свою дочь беспомощным младенцем! Однако теперь нужно наверстывать упущенное. Больше всего Лиони сейчас нуждалась в материнской любви. Навине стало лучше. Гвен томилась в своей комнате в плену у противоречивых чувств и страха, что может выдать себя, если ее слишком часто будут видеть рядом с дочерью. Время тянулось медленно, каждый раз, взглядывая на часы, Гвен удивлялась, что птицы все еще щебечут. Неужели теперь она будет постоянно жить, затаив дыхание и беспрестанно оглядываясь через плечо? Но сколько бы Гвен ни сидела взаперти, ее не покидало чувство, что она час от часу приближается к случайности, которая положит конец всему. Услышав голос Хью, Гвен подошла к окну. Мальчик нашел где-то обтрепанную скакалку и пытался научить Лиони прыгать через нее. Каждая попытка девочки заканчивалась тем, что она путалась в веревке. По-видимому, это ее не расстраивало – она хихикала, когда Хью осторожно вызволял ее из пут. У Гвен разрывалось сердце от мысли, что Хью играет со своей сестрой, не зная этого, и так счастлив. Во двор вышла Навина, но Гвен не прервала наблюдений, только сделала шаг назад от окна, чтобы оставаться невидимой. Несмотря на протесты Хью, айя увела девочку, и вскоре в детской послышались голоса. Гвен немного подождала, а потом прошла туда и увидела, как старая сингалка учит Лиони складывать одежду. Она немного постояла, не причастная к действу. Лиони запела что-то на сингальском, а Навина стала тихонько ей подпевать, мурлыча себе под нос. – Что это было? – спросила Гвен, когда они закончили. – Детская песенка, но, леди, ребенок очень быстро устает и к тому же кашляет. – Дай ей микстуру. Вероятно, она просто привыкает к переменам в жизни.