– Чилийская медь? На губах Кристины появилась улыбка. Невеселая. – Акции почти обесценены. И сколько бы они ни стоили сегодня, завтра цена станет еще ниже. В этом можно не сомневаться. – Так продавай, – сказала Гвен. – Нельзя ничего продать. Я же сказала. Они обесценились. Лоуренс встал, сделал шаг в сторону и сцепил руки за спиной. Повисла неловкая пауза. Гвен хотела задать вопрос, но придержала язык, наблюдая за мужем. – Как такое могло случиться? – наконец проговорил он. – Как такое возможно? Ты говорила, с ростом производства электричества медь – беспроигрышное вложение. Ты говорила, электричество будут подводить к каждому дому и медь будет расти в цене выше всех наших ожиданий. – Все именно так и выглядело. Поверь мне. Это правда. – Но как же это случилось? – спросила Гвен. Кристина покачала головой: – Началось с небывалого урожая. Перенасыщение рынка. – Но разве это плохо? – удивилась Гвен. – Цены упали, фермеры не смогли вернуть долги поставщикам, рабочим и так далее. Они не получили обычной прибыли, и им пришлось брать наличные из банков, чтобы платить по счетам. Лоуренс хмурился: – Ты говоришь, что все кинулись в банк? – (Кристина кивнула.) – В твой банк? Она сцепила руки на коленях и встала: – Больше вкладчиков, чем мы рассчитывали, захотели снять наличные. Ни у одного банка нет таких средств на депозите. Денег не хватило, чтобы удовлетворить всех. – Я все равно не понимаю, – сказала Гвен и посмотрела на мужа. – Мы ведь не собираемся снимать деньги, верно, Лоуренс? – Не в том дело, – отозвался он. – Нет. Это эффект домино. Если нет наличных, процентные ставки взлетают. Начинаются банкротства. – И одна из отраслей, пострадавших больше всего, – это добыча меди? – спросил Лоуренс, и Кристина кивнула. – И ты говоришь, что бума в производстве электричества не произойдет? Американка подошла к нему и положила руки ему на плечи: – Я обещала тебе успех, потому что сама твердо верила. Это случится, я обещаю, но не сейчас. Только когда экономика поднимется. – Это может занять много месяцев, – сказал Лоуренс, глядя ей в глаза. Кристина на мгновение отвела взгляд, а потом подняла руку и погладила Лоуренса по щеке, да так и оставила на ней свою ладонь. – Мне так жаль, мой дорогой, дорогой человек. На это потребуются годы. Сколько лет, никто не может предугадать. – Так что мне делать? Кристина опустила руку и на шаг отступила от него: – Сидеть и ждать. Вот все, что ты можешь сделать. – Но я рассчитывал на эти доходы, чтобы вложить их в новую плантацию. Третью. Я уже подписал контракт. Гвен раздраженно сглотнула, видя Кристину и Лоуренса так близко друг к другу. Американка вздохнула и достала из сумочки бумажный носовой платок. – А ты? – спросила Гвен, подавляя гнев. – Что будет с тобой? Кристина промокнула глаза: – Я? Я выживу. Люди вроде меня всегда выкарабкиваются. Сейчас я вернусь в Штаты. Еще раз примите мои извинения. – Я провожу тебя до дверей, – сказала Гвен. – Это ни к чему, – отозвалась Кристина, разворачиваясь, чтобы уйти. Гвен глянула через плечо на мужа: – И тем не менее. Лоуренс сидел за маленьким карточным столиком, подперев голову руками. Гвен видела скрытую иронию этой сцены, только за ней маячили не несколько долларов, спущенных за игрой в покер. В холле Гвен распрямила плечи и открыла входную дверь, ее так и подмывало вытолкать американку взашей. Она сдержалась, но проговорила суровым тоном: – Отныне и впредь, Кристина, держись подальше от моего мужа. Понятно? Больше никаких финансовых советов, никаких светских встреч. – Ты меня предупреждаешь? – Думаю, ты поняла верно. Кристина негромко фыркнула и покачала головой: – Ты его действительно не понимаешь! На рассвете Гвен и Лоуренс вышли из дому. Гвен плотно завернулась в шерстяную шаль. После грозы дорожка была засыпана сломанными сучьями и ветками, оборванными головками цветов и листьями. Температура воздуха упала, влажность повысилась, но дожди еще не закончились. Гвен глянула вперед – они шли вверх по холму в сторону чайной фабрики. После шокирующего заявления Кристины супруги долго не ложились спать: Лоуренс мрачно пил бренди, а Гвен размышляла, что означала прощальная фраза Кристины. Как посмела эта женщина заявить, что она не понимает своего мужа, и что такое было известно о нем ей, Кристине, чего не знала о своем муже его жена? Они шли молча, тишина между ними все разрасталась. Гвен полной грудью вдохнула влажный воздух и, переполненная чувствами, возблагодарила Господа за то, что не открылась Лоуренсу. Новости, принесенные Кристиной, вкупе с правдой о Лиони доконали бы его. На середине подъема они остановились и посмотрели друг на друга, будто ища ответов, или если не ответов, то хотя бы проблеска чего-то, что могло бы помочь им найти выход из создавшегося положения. Лоуренс первым отвел взгляд. Гвен посмотрела на собирающиеся в небе тучи, и сердце у нее глухо застучало. – Я не знаю, чем все это обернется для нас, – сказал Лоуренс. Пуаза тянулась долго, и Гвен закусила губу, боясь высказать все свои опасения. Муж взял в ладони ее руки: – У тебя пальцы холодные. Она кивнула, и они прошли еще немного. Наверху остановились и повернулись лицом к открывшейся панораме. Гвен впитывала в себя лаймовую зелень влажных чайных кустов, любовалась фигурками сборщиц чая в вишневых, оранжевых и фиолетовых сари, ухоженным садом и их прекрасным воздушным домом. Все это было окружено такой заботой. Лоуренс объяснил ей, что, если не подстригать кусты, они превратятся в деревья. Гвен вгляделась в даль сквозь мерцавший от солнечных лучей, отраженных поверхностью воды, воздух и попыталась представить, как выглядели бы эти холмы, если бы посадки одичали. Лоуренс наклонился, сорвал несколько бархатцев и протянул ей. Гвен вдохнула запах цветов и подумала об их доме и совместной жизни. Как они плавали по озеру на лодке, как их одолевали мухи в жаркие месяцы, как мотыльки вились вокруг зажженных свечей. Жизнь, наполненная смехом. Она прислушалась к доносившимся из окон кухни звукам – кто-то играл на свирели. Деревья закачались от прохладного ветра под все сильнее хмурившимся небом. Супруги стояли молча. Когда выносить молчание стало уж совсем невмоготу, Гвен сглотнула ком в горле, и с ее языка сорвались слова, которых она вовсе не хотела говорить: – Кристина сказала, что я тебя не понимаю. Почему? – Не представляю. – Она говорила о твоей привязанности к ней или о плантации? Нам придется ее продать? – Кроме дружбы, меня ничто не связывает с Кристиной. – Лоуренс на секунду умолк, а потом заговорил снова, на этот раз с надрывом: – И продадим мы что-нибудь только через мой труп. – Мы не потеряем наш дом? – Нет. – Он вздохнул. – В любом случае где мы найдем покупателя? А даже если таковой отыщется, цена будет смехотворной. – Так что же нам делать? – Не в первый раз нас припирают к стенке. В тысяча девятисотом, когда спрос на чай был ниже объема произведенного товара, цена в Лондоне упала с чуть больше восьми пенсов за фунт до меньше семи. Некоторые плантаторы разорились. Мой отец нашел способ улучшить методы выращивания чая и сумел снизить затраты на производство. Но, кроме того, он нашел новые рынки сбыта. Одним была Россия, а другим – хочешь верь, хочешь нет – Китай. Через три года экспорт вырос. – Значит, нам снова нужно это сделать? – Не обязательно, – пожал плечами Лоуренс. – Мы можем урезать расходы, – предложила Гвен. – Затянуть пояса. – Само собой. Если можно сократить какие-то домашние траты, сделай это. Вероятно, урезание расходов на хозяйство станет не более чем каплей в море, даже если она будет строжайшим образом контролировать семейный бюджет, но раз это приобрело значение, Гвен решила оправдать доверие мужа. – Придется продать машину Верити, – сказал Лоуренс.