Пока Сахариха с Элеонорой прибирались на кухне, Жека нет-нет да зыркал на них обоих. То на голые ляжки, то на мягкие округлости под халатиками. Потом Светка собралась, накрасилась, и собралась выходить из дома, как вдруг вспомнила про такси. — Щас по телефону вызову машинку. Тачло вызвоню! — Такси что ли? — Нет. Рома нам давно свою даёт, другую, чёрную. С водителем. А… Ты не знаешь… Жека недоуменно посмотрел на Сахариху, не зная, что и сказать-то. Вот если станет она его женой, сможет ли он содержать её так, как она привыкла? Вопрос интересный. И Сахар-то… Неплохо поднялся за два года! Уже как барин какой-то живёт. Тачек пресс. Людей много, которые любую проблему утрясти могут. Недавно вот только с двумя качками в девятке рысачил по городу… Вся его бригада была… Пока выходили из подъезда, во двор въехала чёрная Волга. А за рулём сидел… Крот. — О! Так этот мужик у нас в кооперативе работает! — удивился Жека. — Только на вашей девятке. — Ну да… — застенчиво ответила Сахариха. — Девятина — хорошее тачло. Чур, я спереди! Жека засмеялся, и подтолкнул её к машине. Господи, чем бы дитя не тешилось! Жека ездил с директором, и знал, что самые крутые шишкари ездят сзади, а спереди лишь их обслуга. Вот и сейчас, он ехал сзади как царь-барон, развалясь на широченном заднем диване черной Волги. Скажи ему кто-нибудь ещё два года назад, когда он ходил в поносной искусственной шубе и ботинках «Прощай молодость», что всего через два года поедет на черной Волге с сестрой Сахара, с персональным водителем, а в кармане у него будет лежать штука на мелкие расходы, поверил бы он? Да он ещё весной, до практики на кондитерке, рассмеялся бы этому человеку в лицо. Буквально всего за полгода в нем развилась деловая хватка, как у акулы, которая как схватит, то своего уже не выпустит, и которая видит за километр, что и где можно урвать. Жека даже сейчас имел в уме три плана, как подняться вверх ещё больше, только получится ли… Охранный кооператив стал ему уже скучен. Пусть пока Славян или Митяй мутят там. Крот остановил Волгу почти у крытого рынка, у блока 2, где торговали мясом, и где он ещё этим летом видел Шамиля. Интересно, кто сейчас будет директором рынка? Зашли внутрь, а там как всегда — птицы летают, и под потолком чирикают, рубщики мясо рубят. На прилавках аппетитные куски лежат. Покупателей в этот раз заметно больше — на носу Новый год, и люди деньги не жалеют. — Вай, вай, какой маладой, какой у тыбя дэвушка красивый! — закричал грузин в кепке-аэродроме и грязно-красном переднике поверх кожанки. — Сматры какой мяс карош. Говядын, свынын! Во! Грузин тряс самыми смачными кусманами, и Жека подошёл к его прилавку. А куски-то и в самом деле хороши! — Сколько? — уверенно спросил Жека, показывая, что околпашить себя не даст. — Говядын шест, свынын пят за кылограм. За всё вмэст…. Эээ… Трисать четыр рубля. — Гонишь! — возразил Жека. — Руку убери с весов! — Щас пырывэшай! — нисколько не покраснев, сказал грузин, и поднял руку, показывая, что не придерживает весы. Пока грузин заново взвешивал, и на счётах отсчитывал мясо, Жека услышал невдалеке знакомый голос, и оглянулся. Сахар! Это был он! И шёл он здесь, как хозяин! Рядом с ним семенило два мужика в костюмах, и что-то ему тарабарили. Сахар в длинной норковой шубе с бобровым воротником, и огромной норковой кепке. За ним неспешно дефилируют два амбала в дублёнках, здоровенные, как квадраты. И рожи квадратные в том числе. Свято место пусто не бывает. Шамиля опрокинули — сразу появился новый хозяин на рынке, тут же вошедший в курс дела. Рынок был очень лакомым куском. Через него текли миллионы неконтролируемых никем и ничем денег. Кто посчитает, сколько тряс Шамиль за аренду с каждого из тысяч продавцов? Куда он их отправлял? Кому давал? На Кавказе стало неспокойно в последнее время… Кто посчитает, сколько будет трясти Сахар за аренду? Рынок разрастался. Строились кафе, шашлычные, магазины, уже в планах было построить рядом огромный оптовый вещевой рынок. Смерть Шамиля оказалась Сахару крайне выгодна. Так же как и Жеке. Шамиль оказался невыгоден никому — полез топтать чужую поляну, сахаровскую, наехал на кооператив «Удар», в котором у него был свой интерес, полез в другой город отжимать шахту. Чем и заслужил справедливый с точки зрения братвы конец. А… Может, это Сахар с помощью пацанов расправился с конкурентом, чтоб застолбить эту часть города? Жека подумал, что может быть и так. Для Сахара всё совпало удачно, как нельзя лучше. — Во! А чё это вы тут делаете? — недоуменно спросил Сахар, увидев Жеку со своей сестрой. — Мясо на Новый год покупаю, — спокойно ответил Жека. — А… Ну покупай, Соловей, покупай! — неизвестно чему заржал Сахар. — Хочешь, я тебе его даром отдам? Ха-ха-ха! Сахар махнул рукой, и пошел со своей кодлой дальше, в холодильник, в контору, где раньше квартировал Шамиль. — Слиш, парын! — испуганно сказал грузин, подавая Жеке пакет с мясом. — Я тебе бысплатна отдам его! Сдрейфил он, что Жека знает такого уважаемого человека, а тот знает его. Однако Жека отказался брать мясо бесплатно. Он чё, рэкетир какой-то сраный или бандит с большой дороги? Деньги у него есть. Сам заработал! — Не нужны мне твои деньги, брат. Я мужчина, и за всё всегда плачу сам. Сам живу, и другим жить даю, своё не отдам, но и чужого мне не надо, — с достоинством ответил Жека, и подал грузину четвертак. — Какой ты крутой! — восторженно прошептала Сахариха, повиснув у Жеки на руке. — Какой ты настоящий мужик! — Да! Я такой! — заржал Жека, и чуть не на себе потащил подружку во фруктовый отдел. Набрали мандаринов. Настоящих. Абхазских. С листиками. Стоили правда, мама не горюй, по 7 рублей за кило, но на что не пойдешь ради праздника. Потом забурились в кооперативный. Здесь уже набрали шоколада, и конфет, и всего, чего душе угодно. Потащились до машины как ишаки, аккуратно сложили всё в багажник. Сахариха сунула одну мандаринку и одну маленькую шоколадку Кроту. — Это вам, Николай. С наступающим! — Спасибо, Света! — Крот так искренне улыбнулся Сахарихе, что Жека даже удивился — думал, что водила только криво и ехидно ухмыляться умеет. Когда приехали на район, Жека хотел из багажника забрать только свои покупки, но Светка возмущённо заявила: — Эй, Женёк! Нееееет! Забирай всё! Мне не надо! У нас всё есть! — Как не надо? Зачем тогда покупала? — Это твои родственникам в подарок, от меня, на праздник, — ухмыльнулась Сахариха. — Ну ладно, давай, подплывай потом в вашу хибару! Пойдем на горку сходим! Дома конечно, рады не рады — целые сумки добра притащил. Вот это Новый год так Новый год! — Ты куда пошёл? Сел бы поел, — крикнула мать. — Я супу наварила! — Не, не хочу! А где Серёга? — Ушёл куда-то! Сказал, придёт поздно. Может, встретитесь. Жека оделся, и пошёл в кооператив. А там было видно, что идёт гульба. Гремит музыка. Слышно как визжит Сахариха. Она одна могла раскачать всю компанию. Домой не ходила вообще что-ли? Только зашёл на первый этаж, почувствовал, что на втором стены и пол трясутся. А там то ли гулянка, то ли дискотека. Дым столбом. На стенах и окнах гирлянды развешаны — девочки постарались. Магнитофон «Вега −235» надсажается, изрыгая «Комиссар». На столе Славяна бухло, коньяк, шампанское. Мандарины, конфеты шоколадные, наломанный шоколад «Бабаевский» и «Алёнка». Гулянка не хуже, чем в ресторане! Вся развеселая компания пляшет, как будто на дискотеке. Сахариха, понятное дело, в центре внимания, в турецком мохеровом свитере, и светлых пирамидах, вытанцовывает нечто энергичное. Но красиво. Пришли Митяй с Тонькой, Пуща. Все одеты простенько, в предчувствии катания на горке. Жека лишь один притащился не подумав, в кожанке и чистых джинсах, если не брать в расчет Сахариху — ей-то целость и ценность одежды вообще без разницы. Порвётся — купят ещё. На улице зябко, и Антонина с Пущей оделись в шерстяную лыжную форму и пуховики. Сейчас тоже что-то отплясывали, периодически взвизгивая. — Женькааа! — увидев Жеку, завизжала Сахариха, и побежала обниматься, словно не виделись буквально полчаса назад. — Давай, в круг! Танцуй, ну! Жека покривлялся немного в такт музыке, но так как он единственный трезвый среди пьющей компании, было ему неловко. Поэтому подошёл к столу Славяна, налил коньяка, выпил, зажевав долькой мандаринки. Достал сигареты. Славян тоже невозмутимо сидел за столом, словно и не выходил никуда, иногда дёргая головой в такт музыке. — А один-то живой, — спокойно сказал Жека. — Горный. — Кто сказал? — сразу стал серьезным Славян. — Светка. А ей Сахар. Большой кипишь говорит, среди блататы. Но самое главное, не поверишь… Жека рассказал Славяну, что Сахар сейчас директор рынка, и чувствует там себя сейчас вполне вольготно. Ходит хозяином. На другой половине города. Похоже, что и Вован, отец Фотича, и Веня Одессит, не против… Да и Добей, наверное, язык прикусил… — Вот тебе на. Вроде бы всех перебили. И где он щас? — В реанимации. В первой больнице. — Трудно добраться, — вздохнул Славян. — Да почему, — задумался Жека. — Трудно, но можно. — И как? Там в больнице хоть охраны и нет, так знаешь, сколько медичек? Хрен пройдешь. Надо по месту глянуть. Помню я там кое-чё… — Есть два способа, — невозмутимо сказал Жека. — Первый — самому туда попасть, в ту же реанимацию. И второй — купить белый халат и пройти внаглую. Как студенту-медику. — Ну, братан! — протянул Славян. — Это всё как-то на вялого. По разным причинам. — Почему на вялого? — не согласился Жека. — Если я на той горке свалюсь, и буду лежать типа без сознания, люди вызовут скорую, врачи отвезут в больницу. А там уже разобраться по ходу дела. — Вот именно, братан, что по ходу дела! — настаивал Славян. — Ты пока скорую дождешься, окочуришься там на снегу. Сам встанешь, и греться побежишь. Ну ты чё? Пока там на горке телефон найдут, да и на автоматах трубки все срезаны, как всегда. Пока врачи приедут. Не… Так не пойдёт. Фуфел галимый. И в больнице тебя непонятно куда ещё затарят. Может, в другое отделение. Или вообще в другую больницу увезут. А ходить тебе нельзя будет — ты ж больной. Любая бабка — санитарка увидит, и шум поднимет. — Ну… Ладно. Убазарил, — согласился Жека. — А чё нельзя мотнуться как студенту- врачу? — Да они знают там всех своих врачей как пять пальцев. Запалишься и всё. Тем более студент — не врач. Его тоже спросить могут, куда он чапает в поздний час по реанимации. — И чё делать? Может, плюнуть на него — пусть живёт? Может, он и в сознание — то не придет, и кирдыкнется завтра же, а мы тут базарим попусту. — Придёт — не придет, мы не знаем. Может и не прийти. А может, уже через неделю будет сестричек там за жопу мацать, и сдаст мусорам всё, что видел. Нет, брат… В таких делах на авось нет надежды. Выжил — надо мочить. — И как? Колись, чё у тебя. — А у меня всё просто. Я уже придумал на ходу. Оденешь спецуру, фофан рабочий. Возьмёшь газовый ключ, и пойдешь, типа сантехник. Всем насрать будет. А спросят — скажешь, что батареи там холодные. А они стопудово, все там холодные. И делай чё хочешь. Короче, завтра я смотыляюсь туда с Кротом, и посмотрю, где там чё. Если его с пулевыми привезли, значит в хирургическом лежит в реанимации. Приедешь завтра с технаря, и в кооператив. Всё нужное уже ждать будет. Так дела делают! — Ну так-то вроде идея здравая. Где только спецуру рабочую раздобыть?