Глава 23. Сгоревший подростковый клуб и кооператив "Удар" Воскресенье провели как положено советским молодым людям, комсомольцам и хорошистам учёбы. Гуляли по городу, покупали ванильное мороженое по двадцать копеек, пили газировку из автоматов, сидели на лавочке в сквере, курили, смеялись от всякой ерунды. И даже матом не говорили, и одеты были все культурно, по модному, в джинсу и кожу, а не как совки, в шерсть и балонь. Сахарихе брат купил байкерскую кожаную куртку-косуху, сделанную в Америке. Сахариха гордо показывала этикетку «Made in USА», сколько стоит, предусмотрительно промолчала, намекнув, что ДОРОГО. А ещё у неё были редкие чёрные джинсы, да ещё не модные тогда мешковатые пирамиды, а обтягивающего фасона стрейч. Её стройные красивые ноги видать было за километр. Белокурые волосы стянуты налобным платком, от глаз идут длинные чёрные стрелки, на руках перчатки без кончиков пальцев — митенки. Облик у ней был очень дорогой. Настолько дорогой и стильный, что казалось, в народы вышла какая-то рок-звезда, причём даже не советская, а заграничная. Пока Сахариха гордо шествовала, вышагивая по асфальту в высоких чёрных Адидасах, на неё казалось, весь город уставился. Пуща тоже обзавелась кожей, попроще, турецкой, но зато крутого малинового цвета, из очень тонкого нубука, почти как ткань. В музыке она тащилась по набиравшему уже силу хип-хопу и техно, в звукозаписях записывала только зарубежку, причём выспрашивала самые современные стили. Эпоха диско заканчивалась. — Надо жить в 90-х, а не 80-х, — смеялась она, пританцовывая нечто вида брейк-данса, только поживее. Таких зажигательных тёлок одна на миллион. Славян сильно привязался к ней, и уже не представлял как таскаться по району в одиночестве. Пришёл со своей подружкой и Митяй. И была она под стать ему — что называется, нашёл под себя. Звали её Антонина, и была она из алтайской женской рэгбийной команды «Коммунальщик», созданной в 1989 году, год назад. До этого занималась в Н-е хоккеем на траве, но захотела более силового спорта, и переехала туда. Была она девушка сильная, рослая, и самостоятельная. И старше Митяя на пару лет. Несмотря на крупное телосложение, имела накачанную спортивную женскую фигуру с крупными грудями и миловидное лицо. — Тоня, — по-мужски крепко поздоровалась она со всеми, в том числе и с девочками. — Ты всегда за руку здороваешься? — неодобрительно спросила Сахариха, старавшаяся вообще лишний раз не дотрагиваться ни до чего. — Спортивная привычка, — небрежно бросила Тоня. — У нас так принято. Это знак дружбы и доверия. Сахариха хотела в ответ бросить что-то язвительное, но не нашлась, что сказать, да и Жека слегка пихнул, зная, какая Сахариха язва. Пошарились по парку, пока было время, сходили на Вечный огонь. Постояли, молча посмотрели, пошли дальше. Хоть и гуляли по центру, никто из шпаны на гоп-стоп взять не рискнул — уже было видно, что парни эти и девушки непростые. Уважаемые. По одежде, по уверенному поведению, по разговору. Проходили мимо колбасного магазина, и Митяй толкнул Жеку локтем — у входа на картонке, рядом с мусорной урной сидел слепой Намас — врачам пришлось удалить повреждённые глаза. Бывшая гроза района выглядел жалким и опустившимся, протягивая руку с зажатой баночкой от майонеза за подаянием. Неисправляемый ничем след оставил на нём ночной наезд на Жеку. — Идите! Я догоню! — бросил Жека друганам, подошёл к Намасу, и бросил в баночку мятый жёлтый рубль. — Ну что, сука, помнишь меня? Намас дёрнулся, как будто вспомнил что-то, и попробовал закричать, но не смог — зубы его были выбиты нынешними собутыльниками, и вместо крика вышло что-то тихо-шепелявое. Скатился он быстро. За полгода. — Видал? — ухмыльнулся Митяй. — Чё ты ему? — Рубль кинул. На пропитание. Дошли до кинотеатра, немного постояли, купили билеты, и как примерные молодые люди пошли, посидели в кафетерии, пробуя заварные пирожные и кексы. Потом посмотрели боевик «Фанат-2», немного погуляли по вечернему городу, и как примерные советские молодые люди разошлись по домам ещё до 10 часов вечера. Рабочее утро Жеки началось с посещения директорского кабинета. Он конечно, ожидал чего-то подобного, ведь по сути, решил свою проблему в стиле мафии, прибегнув к помощи Сахара. — Это конечно приватный разговор, — предупредил директор, от неудобности момента смотря в сторону, на портрет Горбачёва. — Но я должен спросить, откуда ты знаешь Романа Александровича? И какие у вас… взаимоотношения, скажем так… Директор струхнул, что Жека может обладать большим весом в группировке Сахара, и желал узнать, что ему ждать от своего слесаря по рмонту пищевого оборудования. Ведь он оказался совсем не простым, каким казался на первый взгляд. — Да какие взаимоотношения… обычные, — пожал плечами Жека. — Соседи по дому, по району. Ну… Ещё я с сестрой его дружу. Жека решил не врать. Пусть как будет, так будет. Врать, что они друзья с Сахаром, не стоило — директор за картами может спросить, кто этот странный паренёк на фабрике с такими высокими знакомствами. — Ааа… — с непонятным выражением протянул директор. То ли облегчение, то ли разочарование. — Что же ты ко мне не обратился? Если Петрович будет отказывать в чём-то, обращайся ко мне! Петрович настоящий человек. Коммунист. Поднялся из низов, из рабочих. Ценнейший сотрудник. Директор так расхваливал Петровича, как будто думал, что ему грозит какая-то опасность. Но Жеке было плевать на этого службиста. Пусть поживёт пока… В ночь с понедельника на вторник в микрорайоне речки произошло чудовищное происшествие. Случилось возгорание в клубе кикбоксинга «Удар». Пожар перекинулся на детскую библиотеку, и детско-подростковый клуб «Ровесник». Подозрение пало на поджог, но также не отметалась версия и неисправности электропроводки. Жека на следующий день сходил, чтобы оценить масштабы повреждений, но не нашёл ничего такого, что можно было бы не отремонтировать. Убрать сгоревший хлам, заменить полы, ободрать стены, заменить проводку, и по новой заштукатурить, и всё будет как новенькое. — Всё, пацаны, надо кооператив открывать, пока хибару никто не отхватил, — решительно сказал Жека. — Надо с Сахаром побазарить. Пусть подсобит. — Ох, как не хочу я связываться с ним… — тяжело вздохнул Славян. — Каждый раз унижаться ходить… — Давайте сами, без него попробуем, — согласился Жека. — Идите завтра с Митяем в горисполком. Пишите заявление. Я не смогу с вами, меня и так Сахар на работе на полнедели отмазал. — Не, Жека, я тоже к Сахару чё-то не хочу, прав Славян, — сказал Митяй. — Если надо сходить, я схожу. Чё брать-то туда? — Устав нужен вроде бы, а так-то я не знаю, — пожал плечами Жека. — Берите паспорта, там посмотрите по месту. Деньги-то есть у вас? — Зачем? — Взятки давать, деревня, — ухмыльнулся Славян. — Не ссы, Жекич. Мы прочухаем что там и как. У меня штука осталась от тех, что мы неделю назад брали. — Я вечером тебе ещё штуку принесу, — заявил Жека. — Надо ковать железо пока горячо. Ладно… Пойду я. Давайте, пока. Завтра сюда же подгребайте. И да… Жека остановился, глядя на корешей. — На меня не делайте документы. Я в стороне буду. Проблемы решать. Мне в кооперативе быть НЕ ЗАЧЕМ. В городе тем временем всё более учащались забастовки шахтёров, металлургов, да и вообще производственных предприятий. В первую очередь из-за низких зарплат, плохих социальных условий, отсутствия товаров первой необходимости. Денег в казне не было ни на что, не говоря уж на восстановление подросткового клуба и детской библиотеки. Жека примерно представлял это, читая газеты и смотря новостные программы по телевизору, или аналитические, типа «Взгляда». Оставалось только дать денег нужным людям. — Там у них народу мама не горюй, но я бабе одной стоху сунул, она провела без очереди, — хвалился Славян. — Ещё стоху дал, она заяву написала, и все документы напечатала. Потом пошли к одному мужику, он всё подписал. Этому кенту пришлось больше всех давать, штукарь сунул ему. Хорошо хоть конвертов заранее набрали. И вот. Держи! Производственно-потребительский кооператив «Удар». Председатель Митяй, я в правлении. Всё легко и просто. Жека взял чёрную кожаную папку с документами, полистал их. Что сказать? Нечего. — Пришлось в сберкассе ещё расчётный счёт открывать, — заржал Митяй. — На моё имя. Хахаха! — Печать сказали сделать самим, по этим документам, — продолжил Славян. — Но этим я сам займусь. Теперь осталось только помещение отжать. А с ним вот… — Чё с ним не так? — удивлённо спросил Жека. — Эту конторку завод на баланс принял, так же как и дома во всём районе, как только построили. Завод же строил. В горисполкоме сказали в их строительное управление идти. Но мне кажется… Славян помолчал, и продолжил. — Мне кажется, проще вообще это здание выкупить. Из заводской собственности в коллективную. Нашего кооператива. Короче, Жека, надо ещё штуку. Придётся и там совать кому попало. — Как в коллективную? Там ЖЭК ещё же. Он-то куда денется? — А ему мы, братан, в аренду будем его же халупу сдавать, — рассмеялся Славян. — Я чё-то сейчас только это допёр, когда сюда шёл. Реально мутануть можно по крупняку. Только нужны БАБКИ. — Ты займёшься? — спросил Жека. — С Митяем сходим, — ответил Славян. — Но надо ещё пару косарей. Братан, иначе никак. — Бери. На дело не жалко. Завтра расскажете что там у вас. Сходите с Митяем. Документы-то себе оставишь? — Себе. Мамке на бумажки плевать. На следующий день Славян на пятак пришёл совсем недовольный. Митяй тоже был сумрачен, даже не придуривался, как обычно. — Чмо поганое попалось! — Славян со злостью плюнул в сторону. — Чё случилось? — осторожно спросил Жека. — Проблемы? — Да там дело на одном старике застопорилось. Начальник строительного управления ни в какую бумаги не хочет подписывать. Я хотел в аренду с выкупом толкнуть этот ЖЭК. Там всё здание в пару-тройку косарей обошлось бы по остаточной. Мы сразу бы их заплатили на счёт завода, и всё, здание наше. Так нет… Упёрся, пердун старый. Это государственная собственность! Это народное достояние! Это принадлежит народу Сисисиэр! Мы его отремонтируем! В течении пятилетки. У этого старого гандона портрёт Ленина на стене, а не Горбача, и значок компартии на пинжаке. Я даже деньги совать этому чёрту не стал, сразу мусорам сдаст. Тьфу! А заместитель у него нормальный мужик. В пиджачке такой, при галстуке, причёсочка, глазки бегают. С этим кентом стопудово добазариться можно было бы. Эта сука по виду, за штуку мать родную продаст. — Продаст, говоришь… — задумчиво сказал Жека. — Митяй! — Ау! — откликнулся тот. — Я на мокруху не пойду, сразу говорю! — Тебе кто-то говорит про мокруху? — коварно улыбнулся Жека. Недоволен он был корешем. — Завтра иди после шараги и проследи, где этот чёрт живёт. Как подобраться можно. Тебя никто не видел в этой конторе? — Не, не, Жека! Я в вестибюле сидел. Чё там вдвоём делать-то? Я базарить всё равно не умею. Славян один ходил. — До скольки он работает? — До 5. Я его чуть не до конца дня избазаривал — ни в какую, — пожал плечами Славян. — Потом стояли в сквере, курили, и этот хрен мимо проплыл. В шляпке, с портфельчиком, гнида. Митяй видел его. — Схожу, посмотрю за дедом, — пожал плечами Митяй. — Где живёт, как ходит, то да сё… — Я завтра после работы подойду туда, — Жека задумался. — В 4 могу свинтить, если механик отпустит, а полпятого вообще железно. Туда доберусь, сяду на скамеечке вдалеке. К тебе подходить не буду. Пойду следом. Если дед присядет где, или в магазин зайдёт, если я не увижу, стой на виду. Если сразу на свою хату пойдёт, проследишь, где живёт. Скажешь потом где. Жека так спокойно и уверенно говорил, что Митяй сначала даже с каким-то испугом смотрел на него. Потом глянул на Славяна, но и в его холодных бесчувственных глазах не увидел ничего. Только злость и желание быстрей решить трудное дело. Впрочем… Каким оно было трудным? Убить, забить старого человека, который честно выполняет свой долг? Не даёт украсть государственную собственность? Отдать заводское здание в адрес какого-то мутного кооператива-однодневки? Тысячи мыслей пронеслись в голове Митяя, и он ещё раз убедился, что пацаны свернули совсем не туда. Но поделать уже ничего не мог. Он читал в глазах Жеки и Славяна опасность. И вынужден был подчиниться. — Ладно. Так и сделаю. Ну… Мне пора, — Митяй как-то тяжко встал с лавки, пожал всем руки, и пошёл домой. — Чё-то Митяй какой-то мутный стал, — заметил Славян. — Как бы не сдал нас корешок. — Не сдаст! — уверил Жека. — Он пацан правильный. Но ещё так и не понял, что нахер никому не нужен в этой стране. Когда прочухает, куда всё идёт, что не пободаешься сейчас, то останешься с пустыми обосранными штанами, будет уже поздно. И те же, за кого он сейчас топит, жалеет их, они же потом об него будут ноги вытирать, и харкать в рожу.