— Я говорю не о выходе за кольцо, а о том, чтобы вообще уйти из Москвы. Батя несколько мгновений пялился на Кобальта, пытаясь понять шутит ли тот. — И куда мы пойдем? — усмехнулся он. — Может в Оазис? Где океан чистой воды, плодородные земли и птички поют. Ты что проповедей Агронома наслушался? Кобальт ткнул пальцем в карту. Батя подошел, взял со стола очки, пригляделся. — Ледник Безенги, самый большой на Кавказе, — пояснил сталкер. — Ему несколько тысяч лет, толщина льда две сотни метров. Верхний слой намерз темной водой, но ниже до сих пор чистая. Батя снял очки и разочарованно вздохнул. — Я все рассчитал, — Кобальт схватил чистый лист бумаги со стола, начал писать. — Сто шесть человек, по два литра в день, умножаем. Три водовозки хватит, машины достанем, знаю где. Людей погрузим на автобусы, вперед пустим бульдозер, чтобы дорогу разгребал. — Кобальт… — С находкой Фонаря нам провизии на несколько месяцев хватит, — продолжал сталкер. — Обживемся, будем выращивать овощи и пшеницу… Батя положил ладонь на руку сталкера. Сердце у Кобальта колотилось, на глаза упала дымка. — Дима, успокойся. Послушай меня. — Пять — шесть дней в пути. Мы доберемся. Мы сможем…, — тараторил Кобальт уже вполголоса. — Ледник не растаял. В нем есть чистая вода. — Это не имеет значения. — Почему? — Потому что мы никогда туда не доберемся! — Батя повысил голос. — Даже до МКАДа не доедем, а знаешь почему? Голодные броненосцы, рогатые, узкорылые, хвостатые и бог знает какие еще твари живут за кольцом. Сто человек через два часа превратятся в сто трупов, и ради чего? Далекой мечты? — Это не мечта… — Послушай, я понимаю, почему ты хочешь отправиться туда. Будь я на твоем месте, думал бы о том же. Но эти люди не готовы умирать. — Никто не умрет. Я не позволю. Батя кивнул. — Знаешь, кто также говорил мне? Мой старый друг Боря Котов, отец Фонаря. Офицер, настоящий профессионал. Я предупреждал его, что с такой силой не справится даже ему, но он не послушал. Котов охранял группу ученых на ВДНХ. Последние остатки научного света страны: физики, химики, биологи, генетики поставили себе цель — отыскать способ очистить темную воду. Работа шла бурно, каждую неделю приходили новости об экспериментальных исследованиях, сначала на чудом выживших мышах, затем и на добровольцах. Кобальт даже приезжал туда, желая лично стать свидетелем триумфа человека над заразой. Однако прорыва так и не произошло — через несколько месяцев, абсолютно неожиданно для всех, пришло экстренное сообщение о нападении на ВДНХ тварей. Никто из Садового не успел прийти на помощь. Больше на связь группа никогда не выходила. — С этой силой нам не справиться, — успокаивающим тоном сказал Батя. — Единственный способ выжить — оставаться внутри кольца, укреплять оборону Мида, развивать отношения с общинами, работать. Кобальт нервно покачал головой, не желая соглашаться с этим. — Иди к жене, отдохни, — Батя по — отечески приобнял его за плечо. — Позволь мне взять ответственность на себя за это решение. Кобальт в унынии зашагал к выходу. Батя окликнул его у двери. — Сталкеры — за кольцо. Я обещаю подумать. * * * Откуда не возьмись в коридоре выскочил Фонарь и силой утянул Кобальта за угол. — У меня сейчас нет желания болтать, — попытался отбрехаться от него сталкер. — Там это…, — Фонарь еще раз огляделся по сторонам. — Кое-что случилось… В убежище. Мы с Барни случайно на него набрели. Хотя я уже не уверен, что это было случайно. Ладно, неважно. Гермодверь была открыта, а там на нас… В общем, убежище было обитаемое. Фонарь замолчал, подбирая дальнейшие слова и ожидая реакции сталкера. — И что? Фонарь надул щеки и с виной в голосе заговорил: — Мужик налетел на меня с монтировкой, я отреагировал как смог. Не подставлять же башку под железку, правда? Все так быстро произошло, один удар и все… Так бы любой поступил на моем месте. — Убил? Фонарь уронил тяжелый подбородок на грудь, словно провинившийся в воровстве конфет ребенок. — Метил ему в плечо, он дернулся — попал в сердце. Кобальт не мог собрать мысли в кучу. Слишком много событий для одного дня. Дружинники, летучая тварь, Батя, Витька и теперь этот еще… — А мне зачем все это говоришь? — спросил он. — Иди, Бате докладывай. — Ты знаешь правило: если убежище жилое — не трогаем. А мы еще и человека убили. Батя будет в ярости. — Скажи, это была самооборона. Сейчас уже ничего не поделаешь. Улов хороший, нормально заработаем на продаже. Так что забудь и наслаждайся. Кобальт собрался уйти, но Фонарь, сделав шаг в сторону, перекрыл ему дорогу, нервно покусывая распухшую нижнюю губу. — Это еще не все. Они поднялись на третий этаж, в школу. На часах уже десять вечера, поэтому кроме напарника Фонаря — узколобого, но надежного, как скала, простака Барни, здесь никого не было. — Вот, — Фонарь указал на сидевшего за столом с игрушками мальчишку лет десяти. Поймав на себе смущенный взгляд Кобальта, Барни неуверенно пожал плечами и пробубнил: — Не могли же мы его там оставить. Мальчик внимательно посмотрел на Кобальта, на его лице не отражалось ни толики страха — скорее живой недюжинный интерес. — Здравствуйте, я Локус Алмазов, — мальчик непринужденно улыбнулся. — А вы? — Привет. Дмитр… то есть Кобальт. Что это на него нашло? Растерянность при виде обычного мальчишки? — Очень приятно познакомится, Кобальт. Вы тоже сталкер, это здорово. Мне нравятся сталкеры. Смотрите, я вас нарисовал. — Он того, походу, — шепнул на ухо Фонарь. — Отсталый. Это и понятно, всю жизнь в убежище прожил. — Ясно, — Кобальт вздохнул. — Кто — нибудь еще знает? — Никому не говорили, — в унисон ответили сталкеры. — Что нам делать — то? — спросил следом Барни. — Я уже полдня тут с ним сижу. Жрать хочу. — А я причем? — возмутился Кобальт. — Вы наворотили, а я теперь должен разгребать? — У тебя жена школой заведует и детишек по семьям распределяет. Может, возьмет его кто? — предложил Фонарь. — Ты и ее решил впутать? — Коб, ну помоги, христом богом прошу, — взмолился Фонарь. — Накосячили мы. Кобальт оглядел двух растерянных коллег, напоминавших нашкодивших малышей. И почему, когда что — то происходит, они идут к нему, а не к Бате, кто и должен решать эти проблемы? Хотел бы Кобальт копаться в чужом дерьме, занял бы должность заместителя, но ему этого не нужно — своего столько, что век не разгрести. Надоело… Пусть они все к чертям от него отстанут! — Ладно, блин, — Кобальт покосился на мальчишку. Взгляд у того был нездоровый, какой — то излишне доброжелательный и легкомысленный. А у него, между прочим, отца убили, и мальчик не мог этого не знать. Кобальту доводилось видеть людей, просидевших многие годы под землей, и первая их реакция после выхода на поверхность сильно далека от той, что он видит сейчас, — он утянул Фонаря в соседнюю комнату, где располагался склад с игрушками. — Нельзя его к другим детям. Как его отец воспитывал — непонятно. Может пацан вообще не приспособлен к жизни с другими детьми. Его надо изолировать пока и поискать родственников. — Профессор Игнатов, — громко сказал мальчик. — Кто это? — спросил Барни. — Твой родственник? — Мне надо к нему. Он меня ждет. Кобальт обратился к Фонарю вполголоса: