С тех пор Фрося никогда ничего не спрашивала у бабушки, но каждую свободную минуту проводила на могилке родителей. Поправила крест, как смогла, прибралась, посадила лесные цветы. Старуха больше на кладбище не показывалась. Ни разу. Вскоре она захворала, а потом и вовсе слегла. Поначалу все больше ругалась, винила в болезни Фросю. «Лучше было тебя, крысеныша, утопить, чем так бездарно лишиться жизни…» – зло шипела она с печи. Потом забредила и чем дальше, тем хуже, а когда слова все закончились, захрипела голой ненавистью – так, что и подойти лишний раз было страшно. Особенно ночью… Особенно, когда в окошко заглядывало бледное лицо луны. «Неужели она и правда когда-то дала жизнь моему отцу? – с грустью думала Фрося, с головой прячась под одеяло от холодной страшной ночи и от своей единственной родственницы. – А вдруг папа был таким же?.. Чужим, злым, черствым… Нет! Не может быть! Он был хорошим! Очень хорошим!!!» – Сердце девочки сразу вступилось за человека, которого любило, несмотря на давнюю разлуку и плотный, черный занавес забвения. Огромное любящее сердце Фроси согревало ее маленький мир, едва сокрытый от посторонних глаз тонкой человеческой оболочкой. Схватка с медведем Игнат жил на хуторе у самого леса. В небольшой избе, возле которой заканчивалась деревенская дорога. Он не растил огород и не засеивал поля, весь участок возле дома зарос полевыми душистыми травами, вместо сада шелестели осины и клены. В этой запущенности было что-то дикое, буйное, свободное. Фрося любила бывать в гостях у дяди Игната, пить чай с диким медом, слушать длинные сказочные истории, которые он рассказывал умело и с удовольствием. Игнату нравилось, что возле него всегда вьется деревенская детвора, и никогда не жалел для ребят ни времени, ни чаю. Единственное, что всегда пугало – это голова медведя, насаженная на высокий кол, вкопанный возле крыльца его дома. Фросе было так страшно на нее смотреть, что даже руки начинали дрожать и отниматься. Это была здоровенная голова, покрытая рубцами и струпьями. Шерсть висела клоками, пасть была ощерена, по зубам ползали мелкие жучки и черви. Один глаз у медведя был выбит и зарос корявым уродливым шрамом, место второго занимал мутный стеклянный шар. Игнат тоже был пришлым, как и Фросины родители. Откуда он пришел – не знал никто, даже он сам. Голова медведя была единственной вехой его прошлого, поэтому он хранил и берег ее. Тем более это была славная веха. …Медведь-людоед много месяцев держал всех в страхе. Он подкарауливал людей, терпеливо выжидая добычу. Темными ночами приходил в деревню, бродил по улицам, кидался на заборы, убивал собак. С первыми лучами солнца он, хромая, возвращался в чащу. Но страх у людей не проходил. Казалось, в любую минуту медведь может появиться снова. Он вселял в деревенских жителей такой ужас, что никто не решался выйти с ним на бой. Медведя-убийцу не брали пули, он не боялся огня. Казалось, что это не зверь, а настоящее проклятие. Люди не смели и близко подойти к лесу. Никто не ходил за ягодами и грибами, не заготавливал дров и сена на зиму. При этом все понимали, что впереди смерть – чудовищно быстрая от лап медведя или долгая и мучительная в цепких когтях голода и лютых морозов. И тогда трое деревенских мальчишек решили всех спасти. Их ослепила жажда подвига. Ребятам казалось, что они хорошо подготовились к смертельно опасной встрече. В их арсенале была и отрава, завернутая в куски мяса, и самодельные бомбы, и сложный план действий, который они держали в тайне. Ночью накануне их похода медведь-людоед буйствовал в деревне, сломал клеть, задрал коз, пытался вломиться в дом. Мальчишки пошли в лес днем, когда ярко светило солнце и сосны плавились от августовского зноя. Ребята понадеялись, что им удастся обнаружить логово медведя, оставшись незамеченными, подбросить «гостинцы» и сразу вернуться домой. Они осторожно пробирались между деревьями, пытаясь найти следы людоеда и приметы его жилья. Шаг за шагом мальчики погружались все глубже в сумеречную чащу, где даже днем было темно, как ночью. Никто и не заметил, что медведь бесшумно следует за ними, провожая их к своему логову. Единственный глаз сверкал от предвкушения: скоро, скоро ненависть его должна была насытиться. Хотя бы на время… – Это он! – истошно завопил Макар, самый младший в компании. – Медведь! Бежим! – На дерево! – скомандовал Славка и стал подсаживать Макара, помогая взобраться на старую березу, возле которой они оказались. Лазить по деревьям для мальчишек было не в новинку. Они ловко вскарабкались по корявому ветвистому стволу, оказавшись высоко над землей. Их подгонял страх, жарко дыша в спину. Серега, самый старший из ребят, не раскис и не растерялся, а стал торопливо выкидывать из котомки куски отравленного мяса. Но медведь лишь повел носом и подскочил к дереву. Ему были не нужны подачки! Наслаждаясь ужасом мальчишек, он медленно сдирал огромными когтями березовую кору, рычал и мотал из стороны в сторону исполосованной шрамами головой. – Он сейчас эту березу с корнем вырвет! – закричал Макар, вцепившись в ствол руками и ногами. – А мы ему вот так! – И так!.. Славка и Серега бросали в медведя самодельные бомбы. Одна за другой они взрывались рядом с убийцей, но не пугали, а лишь подзадоривали его. Медведь яростно ревел и бесился, из пасти хлопьями падала розовая пена. Не желая сдаваться, он обхватил дерево и начал подниматься. – Братцы, конец нам! – охнул Славка. – Меня мамка дома ждет, – заплакал Макар. – Она сказала, чтобы я недолго сегодня… чтобы возвращался скорее… Дерево дрожало и трещало под весом медведя. Зверь приближался. Береза оказалась не спасением, а ловушкой. – Так, все! Прыгайте и сразу бегите! А я попытаюсь его задержать. Прыгаем на счет три! – выкрикнул Сергей. – Три! Ребята спрыгнули, но тут же, не сделав ни шагу, увязли. Они старались выбраться из зыбкого мха, суетились, теряли время… Медведь спускался не спеша, ему не нужно было торопиться. Кора из-под его когтей лоскутами летела во все стороны. – Скорее! Не успеете! – отчаянно кричал Серега, помогая товарищам, бросаясь то к одному, то к другому. Он уже понимал, что поздно, время упущено. Теперь никто не успеет спастись… Перед глазами все померкло от ужаса, будто на землю вдруг упала ночь – тяжелая, дурманящая и скользкая. Жизнь уже растворялась в этом мраке. Казалось, ребята уже чувствовали настоящую боль, хотя зверь медлил и не наносил ударов, упиваясь их страхом. В самое последнее мгновение, которое у них оставалось, мальчики увидели рядом с собой взрослого мужчину. Он появился внезапно, будто вышел из-под земли. – Бегите домой, птенчики, – спокойно сказал он, не глядя на ребят. Его внимание было приковано к медведю, мужчина уже примеривался к нему, рассчитывал силы, готовился к нападению. В руках у него не было ни ножа, ни топора. Мальчишки отбежали в сторону, забились в валежник и, захлебываясь, вдыхали свежий пронзительно ароматный лесной дух. Это был воздух, выкупленный для них незнакомым человеком. …Огромный зверь, распаленный ненавистью, раз за разом набрасывался на мужчину. Человек не сводил с него напряженного взгляда, угадывал удары и уклонялся, отступая, уводя медведя от детей, выигрывая для них время жизни. Каждая минута этой схватки, казалось, длилась целый год. Буквально на глазах у ребят мужчина стал седым. Удар… Еще удар… Человек повержен. Лежит на земле. Седина его окрасилась кровью и заполыхала среди серебристых мхов. Запрокинув голову, медведь издал торжествующий рык. Теперь ему ничего не стоило прикончить добычу. – Нельзя! Так нельзя! – Сергей с криком выбежал из укрытия, перед глазами все потемнело от внезапной решимости умереть, но спасти других. Зверь перевел на мальчика пьяный мутный взгляд, решая его судьбу. Это продолжалось лишь долю секунды, но человек успел ею воспользоваться. Рывок, когда все силы брошены вперед… Мужчина вскочил на ноги, обхватил медведя за шею и задушил его. В тот день время, как во сне, то растягивалось до бесконечности, то мгновенно складывалось, как пружина, скрывая, сплющивая события. Никто из ребят не успел понять, как это произошло. У всех в памяти запечатлелась картина: медведь в агонии ползет к логову, вырывая когтями куски мха, а человек сидит на земле, обхватив руками окровавленную голову… Когда мальчишки помогали спасителю подняться на ноги, то впервые рассмотрели его мертвенно-бледное лицо с горящими карими глазами. – Не бойтесь, все позади… – рассмеялся он, оскалив ровные крепкие зубы, и потерял сознание. Мальчики соорудили носилки из еловых лап и притащили мужчину в деревню. С тех пор он остался жить среди них, в заброшенном доме на опушке леса. После схватки с медведем он потерял свое прошлое, не помнил ни имени, ни фамилии, ни места, откуда пришел. – Называйте меня Игнатом, – сказал он однажды. – Мне нравится это имя. Переводится оно знатно – огненный, воспламененный… Хорошо ведь? – Медведь лишил этого человека родного дома и племени, но подарил ему нечеловеческую мудрость, – говорили об Игнате старики. В деревне он быстро снискал уважение своей рассудительностью, добротой и внимательностью. Родители спасенных ребят собрали все необходимое для обустройства на новом месте и принесли к дому на опушке леса. – Спасибо, мил человек! Не доглядели мы, а ты спас и наших ребятишек, и нас всех от чудища, себя не пожалел! Что могли собрали тебе на первое время… Не побрезгуй… Игнат поблагодарил их и сказал, чтобы все принесенное положили рядом с шестом, на котором болталась отрубленная голова одноглазого медведя-людоеда. Так и повелось: если кто приносил Игнату гостинец, то оставлял рядом с шестом, под головой медведя. Жалейка – Дядя Игнат, дядя Игнат! – Фрося с криком вбежала в незапертую калитку и, испуганно оглядываясь на медвежью голову, постучала в дверь. – Кто это пожаловал? – распахивая дверь, спросил Игнат. – А-а-а, это ты, Ефросинья. Я думал, мышка полевая или птичка небесная ко мне скребется. Так поглядишь, в чем душа только держится, да? А как присмотришься – кремень, а не ребенок… В чем же твоя сила? Никак понять не могу… – тихо добавил он и задумчиво улыбнулся. – Что-то случилось? – Дядя Игнат, бабушке совсем плохо! Помогите! Пожалуйста! – всхлипывала Фрося. – Не удивила ты меня… – горько усмехнулся Игнат. – Давно умирает твоя старуха, да только умереть никак не может… Жжет ее изнутри огонь – и не гаснет, и не сожжет дотла. – Не поможете? – Девочка подняла мокрые от слез огромные глаза.