Дома возникли неожиданности. В заявлении надо было указать возраст. Долго думали, сколько же Жаб Жабычу лет. По умственному развитию он мог сойти за пенсионера, а по пухлости облика тянул на тридцать. Остановились на тридцати пяти. Возникли осложнения с фамилией. Папа предложил: — Есть хорошая фамилия — Жабс. Жаб Жабыч Жабс. — Нет, нельзя, — не согласился Жаб Жабыч. — Могут подумать, что я еврей. — Чего же ты хочешь? — Мне бы чего-нибудь круглое. — Мячиков? — предложил Владик. — Нет. — Почему? — В середине пустое. — Баллонов? — сказал папа. — Слишком легковесное. — Бубликов? — решила мама. — Тоже нет. Очень дырчатое. — Скороваркин! — Сковородкин! — посыпались предложения. — Это то, что надо. И круглое, и тяжёлое. — Так что же, Скороваркин или Сковородкин? — спросил папа. Остановились на Сковородкине. Местом рождения выбрали Суринам. Национальность — пип. Нашли и таможенную декларацию «За мной следует груз». Это стало чем-то вроде метрики. Быстро сделали фотографию три на четыре (Жаб Жабыч еле-еле в неё уместился) и снова поехали в милицию. Поехали папа и Жаб Жабыч. Начальник Бронежилетов слово своё сдержал. Но он сказал: — Вы понимаете, что каждый чистый паспорт на учёте. Все они под номерами. И чистых паспортов у меня нет. Я могу вам предложить только испорченный. — Как так испорченный? — заволновался Жаб Жабыч. — Что, с дырками? — Без дырок. Но уже с фамилией. Вот смотрите: например в этом паспорте надо было написать фамилию Стенькин, а паспортистка ошиблась. Она написала Стелькин. Хотите паспорт с такой фамилией? — Нет, — сказал Жаб Жабыч. — А других фамилий у вас нет? — спросил папа. — Есть. Есть паспорт с фамилией Ювсупов. — Чем плохая фамилия? — удивился папа. — Не знаю, но хозяин обиделся, зачем лишнее «в» вписали. — Эта фамилия для черепах хороша, — сказал просвещённый Жаб Жабыч. — Чем-то с супом связана. — А есть красивые фамилии? — спросил папа. — Например Милославский или Шереметьев? — Есть ещё фамилия Голицын. — Чем она плоха? — Она с двумя «ц» написана. — Это серьёзная ошибка, — согласился папа. — И что, больше ничего нет? — Есть. Ещё одна фамилия, совсем последняя — Цыплёнок. — А чем Цыплёнок-то не годится? — удивился папа. — Тем, что паспортистка приписала к нему «жареный». Берите, если хотите. Остановились на Голиццыне с двумя «ц». Правда, Жаб Жабыч настоял, чтобы фамилия была сдвоенная: Голиццын-Сковородкин. После этого начальник торжественно вклеил фотографию Жаб Жабыча, написал место рождения — «Суринам», национальность «пип», расписался и вручил документ счастливому Жаб Жабычу. Жаб Жабыч не знал, куда деть паспорт. Карманов у него не было, а держать во рту — паспорт расклеится. Когда они вернулись, мама быстро нашла выход. Она сшила Жаб Жабычу жилетку из парусины и купила летнюю кепочку с карманчиками по бокам. Теперь он мог носить там не только паспорт, но ещё и ключ от квартиры. Глава десятая Жаб Жабыч собирается в спячку Постепенно наступала холодная осень. Жаб Жабыч становился всё вялее и вялее. Его всё труднее было вытащить из будки. Практически его приходилось вытряхивать и выкатывать. Как-то раз в один из последних солнечных дней Жаб Жабыч сказал Владику: — Я всё-таки земноводный. А земноводные зимой спят. Меня пора упаковывать. — Как? — спросил Владик. — Очень просто. Твои папа и мама меня уже укладывали. Меня надо положить в коробку из-под телевизора и пересыпать опилками, а весной разбудить, чтоб я не видел этого кошмара. — Какого кошмара? — удивился мальчик. — Ну, снега там. Всякой метели. — Жаб Жабыч, а откуда ты знаешь, что снег и метели — это кошмар? Ты же их никогда не видел. — А откуда ты знаешь, что тараканы несъедобные? — спросил Жаб Жабыч. — Ты же их никогда не пробовал. — Это врождённое, — ответил Владик. — Вот и у меня врождённое! Раз так, стали готовить Жаб Жабыча к упаковке. Нашли ящик из-под телевизора. Засыпали в него опилки и стружки всякие. И стали ждать первых морозов. Но тут вдруг всё резко изменилось. Однажды Жаб Жабыч заявил: — Скоро мы будем прощаться. Я улетаю на юг. — Как на юг?! — поразился Владик. — Разве жабы на зиму улетают? — А я не в стае, — ответил Жаб Жабыч. — Я в самолёте. Мы летим с фотографом Стенькиным зарабатывать первоначальный капитал. — С каким Стенькиным? — спросил потрясённый папа. — С фотографом. С моим другом. У которого я жил в сарае. Оказывается, пока папа с мамой были на работе, а Владик стремился к знаниям в школе, к их дому постоянно приходил блудливоватый фотограф Стенькин и уговаривал Жаб Жабыча лететь с ним на юг, работать фотомоделью на пляжах.