— А чем его обидеть можно? — Да чем хочешь. Ударь его. Назови дураком. Подсунь вместо рыбы дохлую крысу. — Зачем? — Так, вроде шутки. Неделю потом надо с ним мириться. — Но за такие вещи надо наказывать! — Вот и наш главный тоже так говорит. Главный дрессировщик говорил Кузикову так: — Чужая жизнь, уважаемый гражданин, — потёмки. Ничего мы про неё не знаем. Ведь мы даже не знаем, какими нас видит дельфин. — Как так? — Может, он нас вообще не видит. — Почему? — Очень просто. Чтобы жить, ему нужно хорошо видеть рыбу. Вот он и видит первым делом треугольную голову и хвост. И хвать её посередине! А у нас — ни треугольной головы, ни хвоста. — Как же он тогда с вами общается? Ведь как-то он всё-таки вас видит! — Как-то видит. Может, в виде чучела с глазами или в виде скелета. Главное, гражданин, — дельфинов надо любить. Просто как детей. Тогда всё и получится. «Вам хорошо, — подумал про себя Кузиков. — Дельфины тёплые и живые. А у нас кто? Какая-то сковородка силиконовая на ножках, холодная и тяжёлая. Попробуй полюби её». В общем, из командировки он вернулся не сильно обогащённый знаниями. Глава пятнадцатая Научные исследования дяди Коли Спиглазова Как верно предполагал дядя Коля Спиглазов, колбасы для работы с местными жителями оказалось мало. Ему едва удалось завязать первый контакт с местным умельцем — заборостроителем и мудрецом Степанычем Кривошеевым. Слава богу, что Кривошеев заинтересовался проблемой, и скоро в инструментальном сарае соседней дачи-новостройки собрался целый небольшой совет аборигенов-мудрецов. Несмотря на свою фамилию (Кривошеев), Степаныч был слегка искривлён в позвоночнике. Ещё он немного прихрамывал, но энергии он был невозможной. В свои шестьдесят он мог свободно залезть на дерево, чтобы снять упавшие электропровода. Или за час выкопать трёхметровую канаву для газа, и т. д. — Вот, надо помочь человеку, — объявил тему заседания Степаныч. — У них пришелец пропал. Такой плоский и красный, на ножках. Как расплющенный таракан. Никто не видел? Не видел никто. Мудрец автомеханик Зарипов сказал, что у них на чердаке по ночам кто-то ходит. Бывший пожарный Сергей Одиноков сказал, что вчера ночью, когда он, как обычно, исследовал посёлок на предмет что-нибудь стянуть, в одном дворе он наступил на кого-то и растянулся. Этот кто-то был плоский и скользкий. — Это лужа была, — сказал аксакал[3] Кривошеев. — И не лужа! Он меня за ногу укусил. — Значит, собака. — И не собака. Он не лаял, и не мохнатый. Вот, смотрите. Все посмотрели и убедились, что укус был не собачий и не в ногу, а в ботинок. Кусок ботинка словно ножницами вырезали. Но ни на какие мысли этот укус мудрецов не навёл. — В общем, вот что, — решил Степаныч, — не беспокойся. Вернётся твой пришелец. Побегает, побегает и вернётся. Никуда твой расплющенный таракан не денется. — Почему? — удивился дядя Коля. — Потому что лучше нашей Клязьмы нигде места нет. Смотри, какие у нас сосны — сплошной кислород! Тут одних санаториев туберкулёзных три штуки. Вон Саяр Хуснутдинов уехал: в Израиле был как еврей, и в Америке как татарин, и в Испании как украинец, а потом как миленький сюда вернулся — прорабом работает. Все обещали быть бдительными и при случае сигнализировать. На этом хурал[4] закончил свою работу. Глава шестнадцатая Папа, девочка и Камнегрыз переезжают А «расплющенный таракан», он же «силиконовая сковородка», у Кати буквально расцветал. Выяснилось, что он прекрасно может бегать и прыгать на большие расстояния. Он поджимал под себя ножки и резко щёлкал ими. После этого он пролетал метров пять и мягко опускался на землю. Если бы он опустился на человека, то непременно сбил бы его с ног, потому что был очень тяжёлый. Они с Катей всё лучше понимали друг друга. И что интересно, Камнегрыз за две минуты до появления учёных знал, что они появятся. Однажды, когда в очередной раз к ним пришёл профессор Пузырёв просить хрен и горчицу для эксперимента, Камнегрыз лёг резиновым ковриком для ног у входа, подняв лапки вверх. Ничего не подозревающий Пузырёв стал вытирать об него ноги. Камнегрыз одновременно все лапки наклонил влево, и Пузырёв шлёпнулся на пол как подкошенный. — Всё, — сказал после этого папа. — Переезжаем в город. — Почему? — Потому что из-за дурацких шуточек твоего Камнегрыза его скоро найдут. А потом заморят. В городе у Кати с папой была двухкомнатная квартира с телефоном, ванной и мамой Наташей. Вообще-то Катины папа и мама давно развелись. Нет, не развелись, а разъехались, потому что у каждого из них была своя жизнь. Папа был размеренным инженером с твёрдым расписанием, а мама работала на телестудии костюмером днями и ночами. Из-за съёмок она часто возвращалась домой совсем поздно и долго не могла прийти в себя. Папе это не нравилось. Он говорил: — Телевидение или мы! Они оба любили Катю и с неохотой передавали её друг другу. — Это моя дочь! — Нет, это моя дочь! — Это моя дочь! — Нет, это моя дочь. — Нет, это моя дочь! — Это моя дочь! — Нет, это моя дочь! — Я тебе её не отдам! — Это я тебе её не отдам! — Это моя дочь! — Нет, это моя дочь. — И всё-таки это моя дочь!