Зато символы всегда и везде совпадали. Мало кто способен спутать меч Воина или дельфина Властителя Вод. Это каким же требуется быть идиотом! Атрибуты Смерти и Лжеца или богини любви и Луны всегда одинаковы на всех изображениях. Даже позы постоянные и застывшие. Но это оказалась картина, не имеющая ни малейшего отношения к божественным сюжетам и стандартам. Леди Жаклин смотрела в маленькое зеркало, изучая свою внешность. И все бы ничего, но отражение, будучи ее же изображением, смотрело назад с вызовом и заметной расчетливостью. Это была она, и в то же время совсем на себя не похожая. Без неподвижного лица и вечно старательно скрываемых эмоций. Фем Клейн, с могучими плечами, мускулистой грудью, широкой поясницей. Не в воинских доспехах и с оружием в руках. Совсем нет. Простая рубаха и штаны, босые ноги и взгляд уверенного в себе человека. Он стоит вполоборота и виден в профиль. Такого на фресках вообще не увидишь. Всегда лица смотрят на тебя прямо. Верховный жрец Ранткура с хорошо знакомым брюзгливым выражением лица сидит на грубо сколоченном стуле у длинного стола. Куча подозрительных инструментов, скорее пыточных, чем медицинских. Уж у Дока он навидался самых странных ножей и приборов. Но это явно другие, хотя и состоят в близком родстве. Потеки крови, тазик с кусками мяса. Все это очень странно, как и тоскливый взор жреца. Его давно ничто не радует и все опротивело. Не надо слов — это и так заметно. Уж очень выражение лица четко схвачено. — Ну? — спросила женщина. — Я не представляю, что сказать, — честно ответил Блор, отрываясь от очередного рисунка. Двумя-тремя штрихами показано, как облегают незнакомую женщину одежды, показывая прекрасные изгибы молодого тела. Она в движении, а не застыла, и это сразу видно. Тонкая рука, протянутая к прижатому к ногам ветром подолу. Сейчас одернет, тряхнет головой и пойдет дальше с прямой спиной и задранным гордо подбородком. — У них у каждого имеется индивидуальность и характер. Никакого шаблона, как в Храмах. Это… — Нетрадиционно, — с удовольствием сказала Жанель. — Да, но это ведь и хорошо, и плохо. Изображения обычных людей бывают только в посмертных масках. Сохранить изображения предков — это нормально. Все остальное… хм… граничит с богохульством. — Ты умный парень, — согласно кивнула она. — Самую суть схватил. Никто не позволит мне подобное выставить в Храме. Хотя это не имеет отношения к законам. Просто традиция. — Традиции и обычаи сдвинуть гораздо труднее закона. Ритуал затронуть — тем более. Молитв во многих местах просто не понимают из-за древности и языка, но изменить в них ничего нельзя. Не просто нарушение — боги не услышат. — Я разве претендую на изображение Великих? — Она тонко улыбнулась. — Обычные люди на портретах. — Когда у меня появится город, я приглашу мадам покрыть его фресками. Особняк — так уж точно. — Комплименты ты делать умеешь, — рассмеялась довольно женщина. — А сам позировать станешь? — Что делать? — не понял Блор. — По памяти не получится. Надо видеть перед собой. — А! Посидеть в качестве образца. Нет! — Не похоже, чтобы ты был суеверен. Веришь, что изображение живого может отнять силу и свести в могилу? — Простите, мадам, но я так не думаю. Может, родился в деревне, но кое-что повидал. И… э… знаю, на что способен сильный маг. Совсем не требуется полного подобия. Ни в каком виде. А вот кровь, волосы или мясо человеческое, попавшие не в те руки, могут и повредить при определенных умениях. К счастью, таких людей немного. И вы уж точно не из их числа. Это, — он показал на рисунки, — другое. Это искусство. Высокое искусство. — Почему же нет? — резко спросила женщина. — Может быть, потому что я не очень хочу, чтобы все видели, каков я внутренне? — О! — изумленно протянула Жанель. — Такого рода похвала стоит много тяжелее мешка с золотом. Но ты не прав. Осторожность приличествует купцу, воину важнее уверенность в себе. Трусость не подходит обоим. Блор криво усмехнулся. — Да, — согласилась она, — теперь я вижу, насмешками тебя не проймешь и не собьешь с пути. — Я умею учиться, — холодно заметил Блор. — Но ведь вот же, Жаклин позволила! — А выставлять для всех станет? — Ей не понравилось, — вздохнула тетка. — А кому нравится? Саркастическая усмешка, полученная им, оказалась достаточно красноречивой. — Я не могу изображать несуществующее! — В смысле — приукрашивать? Увеличить глаза, приделать мощный подбородок, симметрию красоты и одухотворенный взгляд. Тогда непременно приобретут, и за немалые деньги. — Между прочим, — уязвленно заявила она, — и так берут. Не все, но умные. — Значит, я очень умный. — Но обещание остается в силе? — вкрадчиво спросила. — Какое? — Фрески в личном Храме. — Вроде речь шла об особняке. — Не мелочись, фем Грай! — Нельзя разбрасываться словами, — развел он руками. — Значит, договорились, — удовлетворенно заявила женщина. — Твой город и моя работа. А сейчас надо исполнить долг, — пробормотала, поднимаясь со стула. — А? — не дошло до Блора. — Вы о чем? Он впервые видел Жанель вблизи, стоящей и ходящей. Раньше их пути не пересекались, и зрелище отвлекло. Слышать, конечно, слышал, но личное впечатление — совсем другое дело. Сидя она выглядела много лучше. И прежде неоднократно приходилось видеть ветеранов-инвалидов. Это не удивительно. Как и следы от оспы или шрамы. Другое дело уроды от рождения. Обычно они не выживали, или от таких избавлялись в первую очередь при малейших проблемах. Выброшенные за порог дети — совсем не сказка. Многим попадались. Кормить лишний рот, от которого в будущем не предвидится серьезной пользы, никому не хочется. В голодный год в особенности. Про данную особу не услышать в Кнауте было невозможно. Ходил упорный слух, что виновато заклинание, примененное к матери во время беременности. Якобы дед, отец отца, как старший в семье, решил получить красавицу, умницу — и дальше полный список. Точнее, ему требовался воин в лучшем виде, а выяснив, что у невестки девочка, решил начать с нее. Не так жалко. Она действительно даже сейчас смотрелась изумительно, да и талант, как ни крути, имелся, и он в этом буквально сейчас убедился. Да вот не стоило это остального. Заметно короче левая нога, и не так откровенно одно плечо выше другого. Не горб, однако вполне приятная фигурка перекошена. Больше подобных опытов в Кнауте не ставили, обходясь стандартными храмовыми. С такими данными, естественно, замужество не светило даже при наличии богатого приданого. А вернее, охотники нашлись бы, но кому нужны любители твоих денег. Ведь сразу ясна причина. Видимо, слухи о вмешательстве мага и вине родича имели под собой почву. Недаром относились к ней в семье достаточно предупредительно и не заставляли выходить замуж или торчать в глуши. — Зачем ты объезжал недавно с Энундом наши владения? — спросила невразумительно женщина в ответ. — Ну, это и так ясно. — Зачем? — резко повторила, одним жестом давая понять — твоя задача открыть дверь и сопровождать наружу. — Когда границы владения нечетко обозначены из-за отказа или нежелания части подданных подтвердить присягу и прежние договоры и возможны нападения со стороны вероломных соседей, крайне полезно показываться как можно чаще в разных местах, — на одном дыхании выдал Блор. Никто ему сроду ничего не объяснял, но ведь он всю жизнь живет по этим законам. Разница между фемом и герцогом — в размере контролируемой территории. Все остальное одинаково. Вот он я, ваш Господин и Сюзерен, кричат его действия. Или мои люди. Они готовы вас защищать, а попутно разобраться и с нежелающими платить налоги и исполнять повинности. — Правильно. Но этим занимается мужчина. А женщина? Возьми корзинку, — показала на стоящее у двери солидных размеров плетеное изделие с наброшенной сверху холстиной. — Помогает своим подданным, — тоном вопроса предположил Блор. — Вот именно! Больным, несчастным, пострадавшим не по своей вине. Пища, одежда, лекарства, заступается перед хозяином за бедных. Она ступала впереди, хромая почти незаметно. Длинное платье скрываю обувь до самых носков. Зачем — опять же в курсе весь Кнаут. На левой ноге специальный ботинок с огромной подошвой. Зато, привыкнув, ходит почти нормально. Посторонний не догадался бы. — Помогать подданным важно еще и потому, что кроме чувства ответственности за людей не стоит дожидаться, пока озлобившиеся будут швырять в спину камнями. Воровство, разбои на дорогах, насилие, неповиновение и мятежи никому не нужны. Лучше поступиться мелочью, чем потерять все или многое. — Не очень красиво звучит. — Ну да. Приятнее произносить заковыристые речи и, закатывая глаза, блеять на тему традиций. Именно они и определяют важнейшую вещь. Милосердие и сострадание у знатной женщины возведены в ранг добродетели. — И чего в этом плохого? — Ни-че-го, — раздельно сказала она. — Просто учись видеть за словами и традициями причины. Иначе одни не подменишь другими. Только испортишь окружающим жизнь. Шагнула через порог на ступеньки крыльца, мимо услужливо открытой двери, воспринимая действие как должное. Остановилась, прищурившись. Попав из полутемного коридора на ярко освещенное место, моментально получаешь резко бьющий в глаза свет. Блор тоже замер. — А! — сказала Жанель, заметив появившегося сбоку Денеса. — Младший Грай тут как тут. Как живешь? — Не жалуюсь, — пробурчал тот. — Отдай ему корзинку, — скомандовала. — Старший в семье обязан такие вещи соображать сразу. — Как спихнуть тяжесть с шеи? — наглея, спросил Блор. — Как правильно употреблять людей и законы, — наставительно произнесла она. — Этот парень — прекрасное проявление использования древних традиций себе на пользу. Сохраняя слово, но нарушая дух. Денес откровенно скривился, благо послушно пристроился сзади и видеть Жанель его не могла, осторожно спускаясь по ступенькам. Ему такие слова уж точно не по душе. В любой семье со временем образовываются новые ветви, берущие начало от общего предка. Собственно отсюда и появляется род и племя — объединение семей одного корня. Одновременно при отсутствии собственных детей старший вполне мог усыновить ребенка.