— По нашим законам ребенок у родившей от свободного относится к отцовской касте, а мать получает вольную. Вид у нее стал откровенно задумчивым. — Рей, — позвал своего знаменосца, с интересом прислушивающегося, — мне кажется, ты заслужил отдых от моего общества и поощрение. — А? — Тот не очень понял, о чем речь. Подвигов не совершал, рисковал и бился наравне со всеми. Не больше, хотя и не меньше. — Покажи ему, что такое настоящая женщина, — выразительно сказал Блор, подмигивая. — Почему не ты? — возмутился Возмездие. — Забота о стае не менее важна, — ответил правду. Зачем ему помощник, думающий не о деле. — А я себе всегда найду. — Мне не требуется по приказу, — краснея, вскричал Рей. Подумаешь, великое дело. А жениться он что, надеется по собственному желанию? Шалишь, брат. Я тебе еще и невесту подберу. Для того и существуют родичи, и хорошо, что лично мне некому давать указаний. Уже бы окрутили. — Я старший брат и лучше ведаю, что тебе надо, — ответил Блор, специально употребляя слово «ведать», а не «знать». «Ведун» звучит гораздо сильнее и может говорить о будущем. — И здесь нет неуважения. Ступайте! — нажал голосом. Женщина, и вовсе не стесняясь, взяла растерянного парня за пальцы. Хорошо еще руки. Могла бы ухватить и за другой орган. Зря он, что ли, предложил — видел, насколько Рей на взводе. Прижалась бедром. Все это молча. Умная. Лишние слова могли бы все испортить. — Почему не я? — спросил Джил полушутя, дождавшись их ухода. Тоже неглуп. Не стал встревать. Молод еще, а десяток перерос. Пора доверять серьезные дела и смотреть. — Ты себе уже нашел, — отмахнулся Блор. — Денес доложил? — не очень приятно усмехнулся краем рта. В отличие от Рея, он с Денесом не очень дружил. Не ссорился, но и не старался сблизиться. Сам себе на уме и голова. В старших не особо нуждается. — Чтобы я не отличил попробовавшего женской любви! — Гы, — маловразумительно сказал парень. — Согласно совету, — он явно ехидничал, — не снасильничать, а по согласию. — И правильно! — подтвердил Блор. — Какой смысл получить бревно, лежащее с пустыми глазами и ждущее, пока все закончится. Никакого удовольствия. — Все они готовы, — без особого энтузиазма ответил Джил. — Для любого. А куда им было деваться, мог бы ответить Блор, но промолчал. Тот и сам все прекрасно знает. Никто не предлагал выбора. Как никто его не дал бы, ворвись северяне в Кнаут или Гезерди. Стариков убивали на месте, мужчин по большей части тоже. Ремесленникам могли сохранить жизнь, но не свободу. Их, как и детей, угнали к перевалу. Человеческая добыча ценилась гораздо выше, особенно умелая. Им предстоит жизнь рабов, а малолеткам привыкнуть проще. Если выживут в дороге. Женщины тоже знали, по каким законам живет север и что происходит в покоренных городах. Победители разобрали наиболее молодых, симпатичных и свежих, вселяясь в дома. Старухам не нашлось места в дальнейшем, и практически все они умерли. Кому нужны бесполезные? Вариантов для уцелевших не было. Их мнением никто не интересовался, и случись такое, женщина всерьез удивилась бы. И по большей части лучше уж попасть в собственность сотника или, на худой конец, десятника, чем испытать судьбу общей. Такие и не протянут долго. Лучше покориться и постараться приспособиться. Воин всегда нуждается в женщине, и за его хозяйством тоже необходимо приглядывать. — Этой ты нравишься, — уверенно заявил Блор. Уж это он знал без сомнений и совершенно точно. Возмездие не ошибается, вынюхивая эмоции. Почему нет? Джил на любой взгляд симпатичен и не ведет себя скотом. Иметь такого покровителя при здешнем количестве воинов, не получивших своего куска женского мяса, большая удача. Тоже немаловажная причина отправить всех подальше. Пусть спустят дополнительный гнев и отведут душу. Пусть получат свое. Деревень много, до самой зимы хватит. А добрая треть здешних — переселенцы-горичане, с которыми не надо нежно обращаться. Они тут не зря, а для контроля над местными на отобранных землях. Вот и расплатятся за все предыдущие годы. Глава 24 НА ЧУЖОМ ГОРБУ К Долгому озеру вела всего лишь одна тропа. По ней ходили достаточно редко, а местные жители старательно не замечали заваленного буреломом пути. Меньше станут шляться собиратели налогов, ищущие, чего бы ухватить. Да вообще всевозможные подозрительные чужаки мало радовали. С ними частенько появлялись неприятности. Лес был всегда. Наверное, человек еще не заявился в здешние места, а может, его в те времена и вовсе не было. До Великих Холодов уж точно. Густой, непролазный и дремучий, состоящий из дуба, пихты, кедров, елей и сосен. Населенный самой разнообразной живностью — от маленького пятнистого оленя до матерых медведей. И все же жизнь всегда бурлила у рек и озер. Не в таинственных глубинах чащи. Настоящая дорога, как и везде в данном краю, шла по воде. Долгий ручей связывал с Круглым озером. Из того в свою очередь вытекала речка. Если иметь терпение и плыть достаточно длительное время, лодка обязательно попадет в одну реку, потом в другую, и наконец гребец увидит впереди соленые воды моря. Причем вариантов несколько, не обязательно идти по одной воде. Все реки бегут на север, но впадают достаточно далеко друг от друга. Реки — это жизнь. По ним идут невидимые дороги, по ним же заходили в глубь лесов косяки рыбы. Упрямо и без раздумий (если уж могла размышлять) она шла на нерест выше и выше, позволяя жить людям и животным. Места тутошние мало приспособлены для земледелия. Посему и картошка, не так давно появившаяся, оказалась огромным подспорьем. А раньше жили все больше охотой и рыбалкой. Сейчас слушаешь дедов и поражаешься: а как раньше существовали? Картошка в здешних деревнях с недавних пор считалась самым питательным и наиглавнейшим продуктом. Ее использовали и на первое, и на второе, и на третье. А вот с хлебом было туговато. Исключая сухие лепешки, ели его редко. Даже рожь плохо росла. В дурные годы вынужденно весной с молоденькой сосны обдирали кору, под ней срезали заболонь. На солнышке сушили, затем в печи. Истолочь или жерновами размолоть в муку да три части на одну часть ржаной муки смешать. Вот такое тесто и хлеб раньше были. Пробовал он. Горечь такая, что и пес жрать не станет. А ели и нахваливали. Брюхо пищи требует. Так что спасением от смерти голодной для многих и многих оказалась картошка. Сажать принялись повсеместно, едва осознали ценность. До самого моря сажают кормилицу. Оказывается, и с юга иногда полезное приходит. Конечно, лучше бы вернуться на лодке, тем более что есть места, где специально прячут челны. Они легкие, сделанные из коры, и один человек запросто отнесет и в тайник. Любой может взять и воспользоваться на короткий срок. Потом вернешь. Но сейчас Лунек не хотел лишний раз показываться. Сначала необходимо поговорить с отцом. А на реке глаз много, да и придется плыть мимо двух деревень. Сразу слух пойдет по всей округе. Заранее не надо. Все в свой час. Если отец согласие даст. Плеск. И еще. И опять. Сейчас время хариуса. Он любит холодную воду и встречается практически повсеместно. Хотя есть виды рыб, со странным упрямством не заходящие в определенные протоки и озера. Маршрут проложен в незапамятные времена и неизменен. Охотясь за комарами и мошками, хариусы свечой выскакивают из воды и падают обратно. Вода кипит от танцующих рыбин. Это прекрасное зрелище. Голода не будет. Пусть на одной рыбе, но они продержатся. Сушник — высушенная в печи рыба — вещь незаменимая. Из свежей выходит по весу всего пятая часть, зато хранится месяцами и годами. Ее легко и просто взять с собой на охотничий промысел зимой. А сенокос, когда работа проходит далеко от дома, когда людям нужна крепкая здоровая пища и когда летом нет мяса? Им можно кормить псов и даже домашнюю скотину. Как и в прошлом году. Правда, от этого молоко у коров приобрело достаточно странный вкус. Без привычки противно. Лунек перелез через очередное поваленное бревно без особой радости. Пользы от этих предосторожностей меньше, чем от пролетевшего над головой ворона. Руки тцаря горичан тянутся далеко, и никуда не делся, пришлось собираться. Когда из Града Великого требуют, огнищане покорно отдают не только свои немудрящие вещи, но и детей. Ушли они вдвоем, а вернулся Лунек один. Борята погиб на его глазах. Все мечтал увидеть что-то помимо родных мест — вот и привалила удача. Однако так ничего и не получил, кроме клинка под ребро. И за что? За тцаря неведомого и ничего приятного для них не совершившего. И самому мало чего хорошего светило бы, но милостивы боги. Отпустили из плена. И выкупа не взяли. Правда, не по доброте душевной, и будь там одни федераты, махал бы сейчас киркой в шахте, закованный в железо и ошейником. Самая страшная участь для пленных. Ну ежели верить, что где-то там на далеком юге скопцов норовят сделать, то бывает и хуже, да вранье, скорее всего. Это с детьми можно сделать, и то не каждый выживет. А взрослый и оклемается — так башку разобьет или хозяина прибьет за эдакое паскудство. Нет, сказки глупые. Не может такого быть. Даже на югах не столь дурные. Тропа спустилась к неглубокому ручью, и он, привычно пробормотав благодарность, снял с елового сучка берестяной черпачок. Набрал воды и, чувствуя, как ломит зубы от холода, выпил с огромным удовольствием. Если пробовать воду в других озерах и ручьях, достаточно скоро убедишься, что каждая вода отличается своим собственным вкусом… Пришел. Это их особый Лисий ручей. В смысле — хитрый. Так запутал следы, никто не разберется. А значит, до родного дома уже совсем близко. Прямо за этими деревьями. Течет себе совершенно обычным видом — и вдруг ныряет в камни и исчезает. Ну бывает, ан нет. Пройдешь два десятка шагов — и вот он опять бежит, неизвестно из какой земной глубины выныривающий. Еще немного прошагаешь — и удивительное дело повторяется. Так вот, в первом отрезке хариусы желтые, во втором черные, в третьем зеленые. Недаром место сие от праотцев считается священным, и жертвы приносят в данной роще. Ножа было жалко — единственной приличной вещи, сохранившейся у него. Тем важнее подарить его в благодарность духам предков. Многие не вернутся никогда, а за него слово замолвили перед высшими. Целым и невредимым дошел. Он поклонился вечному дубу огромных размеров. Кто говорил — шестьсот лет стоит, кто и тысячу. Немного таких громадин существует на здешней земле. Обхватить ствол руками потребовался бы добрый десяток человек. Сразу видно — непростое дерево, и для каждого живущего в округе он свят. Здесь приносят жертвы, тут выносят решение суда, сюда приходят помолиться. Так что резанул слегка ладонь — не сильно, чтобы кровь на корни капнула, напоминая о близости рода и его лично и искренней благодарности. Оставил нож, воткнув в землю, и с легкой душой направился домой. Теперь можно. Стоило ему выйти на опушку, раздался предупреждающий крик. Из длинных приземистых домов показались люди, тревожно высматривающие, кто заявился. В руках короткие метательные копья-дротики и луки. Меч в деревне имелся всего один. У отца. И кольчуга, добытая в бою в молодости, тоже у него единственная. Точнее, последняя. Ушел в ней Лунек на войну, да содрали с пленного. И топорик, с которым он обращался мастерски, тоже. Обидно до слез. Умел метать в цель без промаха, бить с любой стороны, сверху, снизу и обеими руками. Мог вращать, скрывая направления удара, и бить в прыжке или падая. Даже парировать удары меча умел. К сожалению, неподходящим оказалось оружие против людей в броне. А что среагировали на появление — так все верно. Пришел не с обычной стороны — в любые времена это подозрительно. Копье в руках — сомнительно вдвойне. На охоту с таким не отправляются. Ясеневое древко, окованное аппликациями из бронзы, и с узким хищным наконечником, удобным пробивать броню. И что идет открыто в одиночку, достаточно странно. Или с добрыми намерениями, или за спиной сила ратная, оттого и не боится. Откуда им знать, что Лунек подобрал его под Яренгой, на месте побоища. Ничего удивительного нет, когда вырезают гарнизон вчистую, поймав за стенами и отрезав от города. При соотношении десяток на одного. Гораздо больше впечатлило, что это уже второй раз из горичан сделали откровенных дураков, взяв ненавистный город-крепость мгновенно и практически без боя. И фем Грай держал слово! Отпустить под тысячу человек, не потребовав ничего, — это серьезно. Им не за что любить тцарскую власть, но они участвовали в бою с федератами, а если быть честным, попади на их земли — вели бы себя наверняка много хуже. Вешать своих за грабежи — такое лично ему в голову не пришло бы. А ведь все правильно. Добычу делить на каждого. Идущие в атаку не менее важны, чем просто перехватывающие беглецов и не позволяющие узнать о вторжении. Сила армии — в ее единстве. Это было для него ново и потому крайне важно. Когда ополчение отправлялось на войну, воины практически всегда сражались сами за себя. Иногда сплоченной группой родичей или дружины, но о полном послушании речь не шла. Люди желали показать храбрость и рвались вперед, не слушая команд. Соответственно и трофеями не делились. Кто смел и умел, тот и захватил. Им просто не приходило в голову, что в бою можно вести себя по-другому. Сольмир опустил лук и радостно гаркнул — узнал. Тут и другие зашевелились, всей толпой двинувшись навстречу. — Здоровы ли все? — начал привычно Лунек, кланяясь. Договорить ему не дали. Со стороны чужаку вполне могло показаться, что на пришельца набросились толпой, норовя избить его до полусмерти, а заодно и задушить в борцовских объятиях. Ничего подобного. Это налетели искренне радующиеся люди, и вовсе не тумаки они отсыпали и удары, а радостно встречали родного человека, коего не чаяли увидеть. Братья, родные, двоюродные, троюродные. Сестры, тетки, невестки, многочисленные дети и подростки — все стремились показать, насколько они счастливы. И это не показное. Род их всегда был силен сплоченностью и дружбой. Даже разделяясь, семьи не теряли связи и помогали соседям ближним и дальним при необходимости. И Долгое с Круглым озера, и поселки на впадающих и вытекающих из них речках принадлежали сплоченному роду, пережившему совместно чужое нашествие, войну, мятеж и неоднократный голод и не склонившему окончательно шеи. Они помнили прошлое и ковали будущее в душах вновь рождающихся детей. — Любого? — переспросил отец в наступившей тишине, когда Лунек закончил рассказ. — Он принимает даже рабов, — с запинкой ответил сын, — готовых драться. Не зря сомневался. Судя по лицам, это не понравилось. Раб должен знать свое место, хотя доверенному хозяин может и позволить пользоваться оружием при необходимости. В лесу без копья и лука тяжело. У домашних работников такой потребности нет. Но не всех же подряд, да еще незнакомых, приравнивать к свободным! — Он ставит командирами умелых бойцов независимо от происхождения, и слово его — закон. Ну про наказания за невыполнение приказа лучше будет промолчать. Умные догадаются без особого труда. А остальным пока ни к чему. Ни про петлю за неподчинение, ни про плети за самовольную отлучку. И уж тем более за утаенное при дележе. Найдут — не только высекут, еще и лишат обычной доли из общей добычи. А по второму разу могут и прикончить. Не по слову начальника. Свои же. Это сложно объяснить. У них каждый волен в своих действиях. Что взял, то и его. Или группы друзей. Но обычно не делятся. Смелый больше получает, зато и вместо боя кидаются грабить. — Это не федераты пришли в набег. В армии присутствуют самые разные люди, и нет разделения на «наши» и «ваши». У человека должна быть честь и желание драться, а кто он — не так важно. — Ты в это веришь? Он заметил, как переглянулись отец с Вревом. Его дядя еще в детстве сломал левую ногу, и она стала заметно короче. Ходить или рыбачить ему это не мешало, как и работать в кузнице. Вот бегать не мог и ходил переваливаясь. Полноценным воином ему не стать никогда, зато боги возместили ущерб, наделив немалым умом. Они были очень разными, его отец и дядя, и при этом все знали: если сошлись во мнениях — это правильные действия. Врев не ошибался никогда. Сейчас родич кивнул. Еле заметно, но Лунек внимательно смотрел. Он согласился, но с чем? — Я достаточно видел, чтобы разобраться, где присутствует правда, а где вранье. Еще недавно у него была сотня. Сейчас тысячи. С воинами из побежденных горичанами племен станет в два-три раза больше. Вместе мы уничтожим тцаря! Слушатели возбужденно загудели. — Мы станем свободны! — Они отнимают земли! — Горичане вырубают леса и запрещают торговать! — Они требуют отдавать им детей для войн, нас не касающихся! — Безопасный путь не самый лучший! — запальчиво вскричал Лунек. — У нас отбирали, и с каждым разом все больше, а мы сидели и молчали. Если не боги нам прислали шанс получить свободу, то кто?