— Сколько там лошадей? — Мне не удалось их сосчитать, но ясно, что много. Во всяком случае, возле мадрины крутилось их сразу несколько. Это меня порадовало. — Почему? — Потому, что они пойдут за ней куда и с кем угодно. Если эти индейцы — абипоны, как я думаю; мы уведем у них с помощью этого трюка вообще всех лошадей. — Ты уверен, что это получится? — Ты имеешь в виду, что нам вдвоем с этим не справиться? Но почему бы и нет? Мы сделаем так: уведем с собой одну только мадрину, а уж кони сами пойдут за ней. — Да, но как же быть с колокольчиком? — Абипоны имеют привычку спать очень крепко… — А часовые? — Разумеется, они их выставят, но, я думаю, не слишком много — Они ведь чувствуют себя здесь, судя по всему, уверенно и спокойно! Впрочем, мы не будем полагаться на везение, а выясним для начала, сколько именно часовых они выставили. Я поползу первым, ты след в след за мной. Пошли! Они доползли до края поляны и затаились под деревьями. Поляна была не слишком широкой, и два костра, горевшие на ней, освещали все вокруг. Неподалеку бил из земли родник. По обоим его берегам горело еще восемь костров, возле них юноши насчитали восемьдесят индейцев. На земле между ближайшими к ним кострами лежали шестеро связанных человек. Хотя юноши не смогли узнать в неверном свете костров, кто это конкретно, но им обоим показалось, что один из пленников абипонов имел европейские черты лица… Дальше были беспорядочно свалены копья, луки, колчаны со стрелами и духовые ружья. И только возле одного из деревьев они заметили прислоненное к стволу отличное боевое ружье. Около его приклада на земле было заботливо расстелено пончо. В лагере шли приготовления ко сну. Переговаривались индейцы между собой на каком-то довольно певучем наречии. Антон не понимал ни слова из того, что они говорили, и спросил у друга: — Что это за племя? Я понял пока только одно — что они не кечуа. — Это абипоны, наши злейшие враги. А вот тот, что повелительно жестикулирует, конечно, их вождь, и ружье, которое лежит на пончо, видимо, тоже его. Ну-ка, ну-ка, послушаем, что за приказы он отдает… Ага, он сказал им, что за ночь часовые сменятся трижды. А на вахту будут заступать по двое: один будет стоять возле лошадей, другой — возле пленников. — А кем могут быть эти пленные? Если абипоны — наши враги, значит, пленные могут оказаться нашими друзьями? — Верно. — Эх, если бы мы могли освободить их! Инка несколько мгновений молчал, напряженно вглядываясь в лица лежащих на земле пленников индейцев. Потом сказал: — Это вполне возможно. Во всяком случае, я бы попытался… А что ты на это скажешь? — Аука, я пойду за тобой куда угодно! — От охватившего его восторга Антон стал говорить гораздо громче, чем следовало в их положении. — Но как мы это сделаем? У нас ведь нет с собой ружей! — Тише, тише… Они нам вовсе не нужны. Ты лучше вспомни слова Отца-Ягуара о том, что очень часто хитрость побеждает силу. По этому принципу я и предлагаю действовать. — Согласен! Но объясни мне, что я конкретно должен делать. — Погоди немного! Сначала пусть они улягутся спать. Потом нам надо посмотреть, погасят ли они костры. Одно дело — действовать в темноте, другое — при свете костра. Он замолчал, потому что к пленным приблизился вождь абипонов. Он стал произносить в адрес лежавших на земле угрозы, подкрепляя их пинками ногой. Пленники, связанные по рукам и ногам, увертываясь от ударов, корчились на земле, как ужи на сковородке. Время от время отблески костра ложились на их лица, и юноши убедились в том, что их первоначальное предположение было верным: один из пленников оказался белым. Увидев лицо другого, Аука взволнованно зашептал: — Это вождь камба! Его зовут Эль Кранео Дуро, то есть Прочный Череп. Ты слышал когда-нибудь о нем? — Нет, не приходилось. — Это имя ему досталось после того, как он получил, можешь себе представить, восемь ударов подряд прикладом по голове и не умер после этого. Когда враги, посчитав его уже мертвым, удалились с места схватки, он встал с земли, покрутил немного головой и, как только к нему вернулась способность видеть и понимать что к нему, пошел по их следу. Это были все те же абипоны. А конец этой истории такой: никого из его врагов не осталось в живых. Вот так… — Ты знаком с ним? — Даже более того, мы с ним — давние хорошие друзья. Он часто бывал в нашем селении в горах, а я и Ансиано гостили среди людей его племени. Чтобы не объяснять тебе слишком долго, что он за человек, я скажу тебе только одно: я собственной жизни не пожалею ради его спасения. — И я тоже! — воскликнул Антон. Аука положил руку ему на плечо, внимательно и, как показалось Антону, с благодарностью посмотрел в глаза и сказал: — Пока лучшее, что ты можешь сделать для него, — это лежать молча и не шевелиться. Абипоны наконец улеглись на ночь, завернувшись в свои пончо, ногами к огню. Заступила на вахту первая пара часовых. Один сразу же ушел к лошадям, другой стал ходить между кострами. Подул резкий, холодный ветер. Чтобы не закоченеть, часовой завернулся сразу в два пончо: одно окрутил вокруг бедер на манер женской юбки, другое надел себе на голову, оставив только узкую щель для глаз. Ветер становился все сильнее и временами неожиданно поднимал из тлеющих углей костров целые столбы искр, которые падали на пончо спящих и тут же гасли, задуваемые все тем же ветром, но, чем черт не шутит, могли и пожар наделать. Часовой заходил быстрее, поворачивая угли то в одном костре, то в другом. И только в один из тех, между которыми лежали пленники, наоборот, подбросил веток. С того момента, как индейцы улеглись, прошло примерно полчаса. Кое-кто из них уже начал похрапывать. Сгоравший от нетерпения Антон не выдержал и прошептал на ухо Ауке: — Не пора ли? Ты не боишься, что поднимется переполох среди наших, когда они заметят, что нас нет? — Даже если это и случится, Ансиано, я думаю, сумеет их успокоить довольно быстро. Он хорошо знает меня и догадается первым, в какой стороне меня следует искать. Но ты прав: действительно пора начинать нашу операцию. — Ты уже решил, что нам надо делать? — Тут не требуется никакого решения, надо просто делать то, что само собой разумеется, и все… Я выманю часового сюда. — А как ты это сделаешь? — Увидишь. Слушай внимательно: я сейчас издам некий звук, а ты понаблюдай, не реагируют ли на него спящие. Для нас сейчас важно, чтобы они все дрыхли, что называется, без задних ног. Он приложил обе свои ладони ко рту и издал тихий шорох, похожий на то, как если бы вдруг «заговорил» попугай, неожиданно проснувшись. Ни один из индейцев не проснулся, но часовой застыл на месте как вкопанный и прислушался… — Так… — сказал Аука. — Сейчас он у нас как миленький притопает сюда, прямо к нам в руки. Видел ли ты когда-нибудь, друг мой Антон, чтобы лежащий на земле человек нес караул? — Нет. — Вот и я тоже. А теперь быстренько отползи-ка примерно за два дерева отсюда и прижмись к земле, как лист опавший! Антон отполз, и Аука еще раз издал все тот же звук под личиной попугая. Потом еще и еще раз… Часовой лег на землю и пополз. Похоже, он действительно был уверен, по крайней мере, процентов на восемьдесят, что имеет дело с попугаем. Аука перекинул свою тяжелую булаву на левый бок и прохрипел голосом попугая в последний раз. И почти в то же мгновение бросился на индейца, пригвоздив его мощным ударом к земле, так что тот и пикнуть не успел. — Мой Бог, а ты не убил ли его случайно? — с ужасом прошептал Антон. — Не знаю… Скорее всего, он жив, просто пребывает в глубоком обмороке. Оставайся тут и не своди с него глаз. А если он очнется раньше, чем я вернусь, используй свой нож… Я знаю, как трудно тебе сделать это, но уясни для себя как следует одну вещь: мы сейчас находимся с ними в состоянии войны. А на войне как на войне. Во всяком случае, он, я уверен, не станет бездействовать, когда проснется. Его голос в данном случае для нас оружие пострашнее ружья. Он помолчал несколько мгновений, вглядываясь в лицо Антона. Тот выглядел растерянным. Потом пробормотал: — Нет, если бы он на меня напал, я, конечно, смог бы… Тогда Аука заявил, сумев придать своему шепоту властные ноты: — Я требую, чтобы ты подчинился! Инка открылся другу с совершенно новой стороны. Это был уже не скромный молчун, а настоящий повелитель. Озадаченный таким превращением, на этот раз промолчал Антон. Аука, однако, не стал требовать от него ответа. Может, счел, что приказ его будет непременно выполнен, а может, ему было просто некогда. Он торопливо снял с оглушенного абипона оба его пончо и надел их на себя точно таким же образом. Уже через минуту он ходил по лагерю, точь-в-точь как настоящий часовой. Замерев от ужаса, Антон сидел возле индейца, поглядывая то на него, то на своего друга. А тот наконец подошел к лежащим на земле пленникам. Никто из них не спал. Аука обнаружил, что, кроме Прочного Черепа, ему знакомы еще двое индейцев камба. Но белого, оказавшегося при ближайшем рассмотрении очень молодым человеком, он никогда раньше не встречал… Аука решил дать понять этому парню, что настроен по отношению к нему весьма доброжелательно, и заговорил на испанском, обращаясь к Прочному Черепу, хотя тот и демонстративно отвернулся: — Эль Кранео Дуро сейчас сильно огорчен, но скоро его ждет большая радость. Если он сейчас мне ответит, я смогу говорить тише. Прочный Череп повернулся лицом к нему и ошарашенно прошептал: — Что, что такое ты сказал? Да ты, собака, никак вздумал посмеяться над нами? — Возьмите себя в руки и говорите тихо, прошу вас. Это никакие не шутки. Я здесь для того, чтобы спасти вас. — Ты, абипон? — Я не абипон, я Аукаропора, сын твоего друга Ансиано, — перейдя к обычному для индейца любого возраста обращению на «ты» к человеку, заверил его Аука. — Ты — Аукаропора?! Вождь онемел от удивления, но все равно не поверил. И тогда Аука распахнул пончо, которое было у него на голове. — Ну как, теперь узнаешь меня? — спросил он. — Да, ты сын нашего друга, значит, тоже наш друг. Но как же ты попал к абипонам, мальчик? — Я не имею к ним ни малейшего отношения. Мы пришли в эти места с большим отрядом. Наш лагерь расположен по другую сторону озера. А здесь мы вдвоем с другом. Он там, — и Аука кивком показал в сторону деревьев, за которыми стоял Антон. — А где сейчас Ансиано? — Ты же знаешь: мы не расстаемся никогда. Но я не сказал ему, что иду сюда. Он остался там, в лагере. — А что за люди в вашем отряде? — Это люди Отца-Ягуара.