На пляже Кислицина не было, и это очень нехорошо. Кто знает, чем они с той незнакомой девицей занимаются дома и вообще где он? Где они? Я надеялась, что Захар мне позвонит и спросит про новенького. И почему я за ним ушла, как верная подруга. Может, я даже ушла для того, чтобы Захар обратил на меня внимание. Я почему-то всегда надеюсь, что Кислицин вдруг ВКонтакте спросит. Номер моего сотика он не знал. Но Захар, конечно, не позвонил. Зато звякнула Аня Водонаева. Спросила, откель Лёва свалился, кем мне приходится, почему мы вместе шли в школу. – Мы и сидим вместе, Ань. – Ух ты! Поздравляю. Он душка. И Алке Китаевой понравился. Сказала: «Покровская с таким мачо под ручку шла!» Аня с Китаевой в одном классе. – Может, он твой двоюродный брат? – с надеждой в голосе спросила Аня. – Не надейся, этот мачо – мой парень, – соврала я. – Что-то раньше мы о нём не слышали, – съехидничала Водонаева. – А ты, Аня, много слышишь обо мне? – О, конечно! Ты у нас личность известная. Ну, и кто же он? Где ты его отхватила? Почему молчала о нём? Ты уже не любишь Захара? – Слишком много вопросов. – Хотя бы на один ответь. – Хорошо. Отвечу на первый. Я отхватила его на соседнем балконе. – Так он твой сосед? – Yes. – Так он не занят? – Не знаю даже, как сказать. Смотря как судить. Сижу с ним я – и точка. Не мылься. – Не мылься! Я же вообще в другом классе! – Пока, подруга. – Нет, Ветка, подожди. Знаешь, почему я спросила, не твой ли это кузен? Знаешь? – Ну откуда мне знать, Ань? Я же не бабка-отгадка. – У Захара двоюродная сестрица объявилась. У меня заколотилось сердце. Вот кто это в жёлтом купальнике! Тайна раскрылась. Ура! Они просто родственники. – Да-а? Откуда такие сведения? – Он меня с ней познакомил. Вчера, на пляже. Лилькой зовут. – Лилей, значит. – Ну, конечно. Лилей Георгиновной Ноготковой. – Правда? Так и зовут? – Ветка, ты что? – Ну вот… а было бы здорово. Поэтично так – Лилия Георгиновна. Слушай, Аня, как ты думаешь – в кузину можно влюбиться? – Сейчас это не принято, а в прошлых веках за кузенов выходили замуж. – Ужас! – Согласна. Лилька – твоя соперница. Но она из другого города и, может, уже уехала. – Понятно. Спасибо за информацию. – Пожалуйста. Ты в долгу и должна рассказать про своего соседа. – О’кей, расскажу, когда что-нибудь узнаю. О’кей? Лёва вышел с телефоном и стал фотографировать с балкона виды. А у нас очень красиво. Во-первых, дуб, видевший печенегов. Во-вторых, мелкие живые домики – как игрушки на ладони. Вдали виднеется сосновый бор. А слева – купола новой церкви. Сейчас солнце шло на закат и по пути присело отдохнуть на купола. Сидело сразу на всех пяти. Лёва всё это снял, а потом – раз – перевёл камеру на меня. Щёлк, щёлк. И ещё раз щёлк. – Эй, вообще-то предупреждать на-до, я бы хоть мордаху приготовила. – Когда готовят – пресно. – Ты любишь заставать врасплох? – Не врасплох, но чтобы было естественно, не люблю я деланные девчачьи улыбки. – Почему это они деланные? – А разве нет? Приготовил улыбку. Сказал: «чи-из»… – Можно и сы-ыр сказать, эффект тот же… Слушай, Лёв, а пошли сейчас искупаемся? – Ветка, стемнеет скоро. – Да мы быстренько! Я тебе нашу речку покажу! Она славная! – Ладно, давай! Через минуту буду готов. Солнце уже совсем скатывалось к горизонту, и песок был розовый. На пляже почти никого не осталось, только вдалеке тусовалась кучка парней с голыми торсами да рядом парень с девушкой сворачивали резиновый матрац. Чуть позади стояла их машина – маленький «Пежо» с открытой дверцей. – Хорошая машинка, – кивнул на неё Лёва и прищёлкнул языком, – просто игрушка. Скажу отцу, пусть такую же покупает. Только большую. Этот «Пыжик» всё-таки мелковат. – Да что ты на машину уставился? Ты на речку глянь! Эй! Речка со светлой водой, до дна прозрачная. Мальки резвятся у берега. Здесь, у ног, берег песчаный, противоположный – обрывистый, в зелёных кущах. Под обрывом всегда замершие фигуры рыбаков, лиц не различишь – далеко, поэтому их можно принять за одних и тех же – стоят как памятники. – Отлично тут, – Лёвка, завертел башкой. – Всё у вас отлично. Никак не могу привыкнуть, выйдешь из дома – и деревья рядом. За ветку тряхнёшь, поздороваешься. – Да, этого добра – навалом. Ну что – догоняй, если плавать умеешь! И я поплыла так же, как днём – залихватски весело, и мне совсем не было страшно, потому что за мной, а потом рядом, а потом – чуть впереди плыл парень. Красивый парень, с классной фигурой, широкоплечий мачо, он был внешне привлекательнее Захара. И я не могла понять, почему же я всё равно думала о дурацком своём Захаре, вот ведь прописался в сердце, никакая полиция его оттуда не выгонит. Над нами пролетели чайки. Туда-сюда, опять туда. Они вечером променад над рекой совершают. Кричат пронзительными противными голосами. Тоже парами летают. И мы – пара, поэтому никакой истерики, никакой паники сейчас и быть не могло. Мы вышли из воды и стали вытираться полотенцами – засиживаться на пляже до темноты не было никакого резона. Солнце чиркнуло по горизонту. Кучка тех же самых парней вдалеке баловалась стрельбой из пневматической винтовки. Мы уже оделись, и тут я заметила, что Лёвка озирается и щупает ветки ближайшего шиповника. – Ты что, Лёв? Потерял что-то? – Ты понимаешь, мне показалось, я оцарапался сильно, но не понял – как? Вроде кусты не так уж близко. – О шиповник запросто можно поцарапаться, он же колючий. – Да, наверное, об него. Ладно, пошли. Лёвка потёр место пониже спины. – Чёрт, даже не заметил. Болит, зараза. – Сильно болит? – Ничего, пройдёт. – Странно…