– Я точно для себя решил. Что, если Лазурит переступит черту еще раз, я покажу ей ее место. Но как только это действительно случилось... ярость или что там еще, все эмоции исчезли и осталось лишь замешательство. На что Лазурит как раз и надеялась. – Все потому, что я не мог понять. Лазурит остановила меня, когда я пытался убить старуху. Она остановила меня снова, когда я пытался убить ту служанку. Это ли не странно? Разве нет? Барбатос, это ненормально. Уголки моего рта поднялись. Я хотел улыбнуться, но вместо этого мой рот передернулся. Для Барбатос, наверно, я выглядел совсем уж неблаговидно. Словно в доказательство того, что мои эмоции ускользали из-под моего контроля, я махнул на это рукой. ... В данный момент так было намного лучше вот так. – Если она хотела, чтобы я был безжалостным негодяем. Если посыл Лазурит был направлен на то, чтобы я стал безжалостным негодяем... Тогда она бы предоставила меня самому себе. Когда я пытался убить ту старую каргу и когда я собирался убить ту служанку. В те моменты было бы правильно дать мне сделать то, что я хотел. Тогда бы ее действия имели смысл, верно? – ... Верно. – Так почему же она требовала от меня в одни моменты проявлять милосердие, а в другие – становиться жестоким? Чего она от меня хотела? Меня начинает это угнетать, когда бы я об этом ни думал... Я прикрыл глаза руками. – Барбатос, поверь мне. Я собирался рассмотреть все, что бы Лазурит не потребовала от меня. Если бы Лазурит попросила меня стать милосердным и благородным повелителем, я бы серьезно согласился. Если бы она попросила стать жестоким тираном, я бы с радостью принял и это. Я был готов. Я был готов пойти по этой дороге с ней. Правда. – ... – Однако я не могу быть и тем, и другим. Это невозможно. Идти по двум разным дорогам одновременно просто невозможно. Тогда, какие варианты у меня оставались? Гм? Действовать по прихоти Лазурит, только это? – ... – Это тоже невозможно. Это самый абсурдный поступок, который я мог совершить. Даже у меня есть черта. Убивать и миловать людей, по указке Лазурит... Я не могу стать для нее такой марионеткой. Никогда. Для меня это значило смерть. Несомненно, мои с Лалой отношения рушились. Даже после возвращения в мой замок мы ни разу не разговаривали. Наша совместная жизнь в спальне, естественно, тоже исчезла. Готовя двухтысячную армию для вторжения, мы составляли планы и отдавали распоряжения, но на этом все. Слова, которыми мы обменивались, были минимальны. Разговоры на технические темы и о делах. За исключением этого мы не обменялись ни словом. Время отчаянно проходило. Барбатос заговорила: – ... Давай немного отдохнем, Данталион. От презрительной улыбки и пренебрежения, которые были изначально, у нее не осталось и следа. Теперь на ее лице остались лишь легкая печаль и чистое сомнение. Ее печаль была легкой, потому что она изо всех сил старалась не показывать, что симпатизирует мне, а сомнение ее было чистым, потому что она воздерживалась от каких-либо поспешных советов. Судя по одному только этому выражению, я мог бы сказать, что Барбатос хорошая женщина. – Отдохнем? – Ты идиот. Уже ночь. Ты проговорил несколько часов. Твой голос надтреснут, а лицо жалкое, как у трупа. Я безучастно вытянул ручное зеркальце и посмотрел в него. Как сказала Барбатос, мое лицо было измождено, как у зомби. Кажется, я слишком углубился в свою роль. – Да... Предполагаю, нам стоит немного отдохнуть. – У тебя нет ничего выпить? Барбатос потрясла бокалом в правой руке. Ее чаша была пуста. Она скалилась как злонравный ребенок. – Теперь, когда я думаю об этом, разве это не забавно? Эй, Данталион. Я тут вежливо слушала про твои любовные дела, а ты не можешь даже подать мне пристойную выпивку? Для паршивца, который сделал дерьмовую кучу денег на продаже черных трав, что ты на это скажешь? Если ты будешь так продолжать, то оттолкнешь от себя людей.