Тук, тук, тук. Тук, тук, тук. Взглянув на будильник, Натали убедилась в том, что до подъема еще два часа. Иными словами, все как обычно. Можно даже не пытаться снова уснуть. Такие попытки всегда оказывались безуспешными. Она села на краю кровати и начала думать о том, что еще осталось сделать. Ничего. В квартире порядок, большая часть ее вещей убрана. Сумки, которые еще не были погружены в машину, стояли в прихожей. Все готово. Она приняла душ, приготовила завтрак на скорую руку, поела, стараясь оставлять как можно меньше следов после себя. Написала записку человеку, который должен был жить в квартире во время ее отсутствия. Положила записку на стол. Я оставила кое-что в холодильнике, может быть, вам пригодится. Номер счета, куда перечислять арендную плату, я вам вчера отправила на электронную почту. Надеюсь, вам у меня понравится. Всего доброго, Натали На улице было по-воскресному пусто и тихо. Уложив последние сумки в багажник, она села за руль и поехала. Натали выехала на сорок пятую дорогу по направлению к северу и покинула Гетеборг, прежде чем город успел проснуться. Словно убегая после нелепой случайной связи. Через некоторое время Натали остановилась у бензоколонки, чтобы заправить бак, выпить кофе и докупить кое-какие товары, необходимые в первые дни. Затем продолжила путь. Вскоре ландшафт изменился. Местность казалась более глубокой и темной. Подумать только, до далекого прошлого всего пара часов езды. До этого края озер и лесов. До той земли, которая по-настоящему была ее домом. Она всегда ощущала себя чужой в большом городе у моря. У этого легкомысленного, переменчивого, ненадежного моря. Натали не вписывалась в общество людей, которым вечно надо было выходить под парусом, которым нравились голые скалы и дальние горизонты, которые боготворили солнце и мечтали о том, чтобы оно светило как можно ярче и жарче. Эти люди как будто ждали от нее того же внутреннего восторга, которого она никогда не испытывала, но который она постепенно научилась изображать. Каждое лето, стоило ей лишь ступить на горячий гранит Бохуслена и зайти в воду, как создавалось ощущение, будто море чисто инстинктивно выплевывает ее обратно. Словно зная, что она – инородное тело. Теперь в окно стучал сентябрьский дождь, тихо и неуверенно. Осень подбиралась осторожно, чтобы никого не спугнуть и не потревожить. «Приходи, – думала Натали. – Просто приходи. Просто наступай. Сделаем это вместе». Натали проехала съезды на Омоль и свернула на Фенгерскуг. Ее вдруг охватило чувство нереальности, резкое и сильное. Что она, собственно, собирается сделать? И каковы будут последствия? Но тут же пришло осознание того, что она уже почти на месте и обратной дороги нет. Натали сбросила скорость. Вот художественная школа, вот здания бывшего завода, где теперь, как ей было известно, располагались ателье, галереи и мастерские. На углу, где раньше стоял лишь маленький продуктовый магазинчик, теперь открылась булочная и кафе, там сидели люди неопределенного возраста с тряпочными сумками через плечо и пили свой латте или чай из высоких стаканов. На этом постройки заканчивались и начинался лес, и вскоре дорога уходила вправо и постепенно превращалась в березовую аллею, ведущую к поместью. На широкой гравиевой дорожке стояло несколько автомобилей. Натали вышла из машины, оставив сумки в багажнике, и направилась ко входу. Это было красивое здание с четырьмя башенками, белым отштукатуренным фасадом, зеленой железной крышей и большими видовыми окнами. Располагалось оно, как это часто бывает с хуторами, на возвышении. Обычно из таких замков открывается живописный вид, например на озеро или холмы. Однако это поместье отличалось от других. Оно выходило на невзрачную равнину с редкими мелкими соснами и покрытые туманом низины. Казалось, солнце никогда не проникало сюда, поэтому земля оставалась неизменно влажной. И вот сюда она вернулась совершенно добровольно. – Это вы хотите снять гостевой домик? Женщина, представившаяся Агнетой, была управляющей усадьбой. На ней было бежевое платье с вышивкой, фасоном напоминающее кафтан. В таком наряде высокая женщина выглядела, как наряженный столб. Русые волосы до плеч, густая челка. – Да, все верно. Ее муж стоял чуть поодаль. На голову ниже жены, одет в темный костюм. Неуверенный взгляд блуждает по комнате. «Густав, – подумала Натали. – Как телохранитель. Именно такими я их и помню». – Добро пожаловать в усадьбу Моссмаркен. Надеюсь, вы понимаете, что арендуете очень простой домик. Им пользуются в основном в летние месяцы. – Конечно, без проблем. Но ведь отопление есть? – Два камина и газовый холодильник. Но на этом все. Воду придется носить в канистрах из нашего подвала, а заряжать компьютер и мобильный можно у нас в офисе. Душ и туалет находятся в коридоре на втором этаже. Но за вашим домиком есть также деревянный сортир. Что еще?.. – она задумалась. – Ах да, велосипед. Здесь есть старый велосипед, которым вы можете пользоваться. А вы, кстати, откуда? – Я живу в Гетеборге. На стенах в фойе висели старые портреты элегантных дам в пышных платьях и подтянутых джентльменов в военной форме. Когда Натали была ребенком, эти картины завораживали ее, особенно одна. На ней была изображена София Хансдоттер, супруга хозяина поместья, жившая здесь в конце девятнадцатого века. В памяти Натали остались темно-зеленое платье Софии и ее печальный взгляд. Рассказывали, что она потеряла семерых из восьми своих детей. Что она была сумасшедшей. Душила новорожденных и просила мужа похоронить их в болотах недалеко от усадьбы. Супруг исполнял ее волю, дабы не подвергать ее истерзанное сердце еще большим мукам. Вплоть до того самого дня, когда родился восьмой ребенок и мужчину вдруг осенила догадка относительно того, что произошло с предыдущими детьми. Тогда он решил отнять новорожденного мальчика у матери. Поговаривали, что после этого София отправилась на то место, где были похоронены ее дети, шагнула прямо в болото и исчезла. Никто ничего не сделал, чтобы спасти ее. Восьмой ребенок вырос и превратился в здорового крепкого мужчину. Он и унаследовал поместье. А нынешний владелец Густав приходился ему правнуком. – Мы с Густавом содержим здесь пансионат уже больше тридцати пяти лет, а раньше этим занимались его родители, – продолжала Агнета. Было видно, что ей уже не раз доводилось рассказывать историю усадьбы. – Это поместье принадлежит семье Густава аж с семнадцатого века. Посмотрите, тут везде висят портреты его предков. – Она сделала неопределенный жест рукой. В ту же минуту со второго этажа спустилась женщина. – Это Елена, она заведует тут всем хозяйством. Между прочим, ее копченый сиг – лучший на нашем берегу озера Венерн. Если вам как-нибудь захочется поужинать с нами. Елена, бледная и худенькая, казалась полной противоположностью хрестоматийной дородной хозяюшки. – А вот и Алекс, наш мастер на все руки, – воскликнула Агнета, когда в комнату вошел высокий мускулистый мужчина. – Если что-нибудь надо будет починить, обращайтесь к нему. Алекс остановился, подняв глаза к потолку, и коротко кивнул. Затем скрылся в глубине помещения. – Если у вас возникнут вопросы, можете обращаться к нам с Густавом по будням с девяти до четырех. Чаще всего мы сидим в офисе, это соседняя комната. Если нас там нет, значит, мы стоим на какой-нибудь стремянке и красим сарай, или чиним трактор, или еще что-то в этом роде. А так нас можно найти в восточном флигеле, где мы живем. Обращайтесь в любое время, не стесняйтесь. – Помолчав, она продолжала: – Ну вот, самое главное я сказала. Сейчас здесь, так сказать, не сезон, почти ничего не происходит. А вы тут, извините за нескромный вопрос, по какой-то определенной причине? – Да, я работаю над диссертацией. Речь идет о влиянии глобального потепления на процесс расщепления в условиях влажной почвы. Я биолог. – Понятно, – улыбнулась Агнета и кивнула в сторону окна. – Значит, вы приехали ради болота. Интересно. – Да, мне необходимо поставить кое-какие опыты. – На самом деле наше болото считается особенным, – заметила Агнета. – Раньше его называли жертвенным болотом. – Да. – Наверное, вы об этом слышали? Говорят, что начиная с железного века тут хоронили жертвы богам. В том числе и людей, кстати. У нас в конторе даже брошюры об этом есть. На рубеже веков здесь нашли как раз такой труп. Четвертый век до нашей эры. Теперь он в культурно-историческом музее Карлстада. Натали кивнула: – Да, я слышала… – Брусничная девушка, – сказала Агнета. – Понятно, – ответила Натали. – Так ее назвали, эту девочку, которую нашли. Кстати, о болоте. Советую вам быть очень осторожной. Там полно опасных топких мест. А в это время года еще и скользко. Но вы, конечно, все сами знаете. Домик состоял из одной комнаты и кухни. На кухне помещалась мойка без крана, большая дровяная печь, стол, угловой диванчик и два стула. Комната была обставлена так же просто: кровать на ножках, платяной шкаф, письменный стол, а еще два старых кресла и маленький журнальный столик перед камином. Осенний холод проникал сквозь толстые бревенчатые стены. В помещении было сыро, но затхлого запаха не чувствовалось. В углу стояло массивное зеркало, прислоненное к стене. Натали села на пол по-турецки и принялась рассматривать свое лицо. Она не уставала удивляться тому, насколько бодрее она выглядела, нежели чувствовала себя на самом деле. Волосы соломенного цвета, которые она стригла раз в год, по-прежнему сохраняли ту форму прически, которую восемь лет назад предложил стилист перед модельными съемками. Просто мягкое каре, не требующее особой укладки. Когда ей было восемнадцать, ее заметили у входа в кинотеатр и предложили модельный контракт, хотя она была недостаточно высокой. Видимо, ей следовало чувствовать себя безгранично благодарной за эту милость. Она только что окончила гимназию и надеялась на легкий заработок, однако не выдержала стресса. Ее раздражал резкий запах лака для волос, постоянное скольжение кисточек с пудрой по лицу и советы перед камерой, точнее, довольно грубые требования изобразить что-то особенное – Натали так и не поняла что. Ее хватило на два месяца. Прическа была единственным ценным приобретением той поры, что осталась как бы за скобками жизни. Новая прическа преобразила ее внешность, что было удобно с практической точки зрения: окружающие были довольны тем, что видели на поверхности, и не лезли в душу. В прихожей стояли две канистры с водой и корзина дров. Первым делом Натали растопила кухонную печь и камин, затем разобрала продукты и положила одежду в шкаф. Наконец, развернула большую карту местности, повесила ее на стену над письменным столом и натянула на себя теплый свитер и тапочки. Походила по дому, огляделась. Огонь потрескивал в печи, но от нее шло столько дыма, что Натали пришлось открыть окно. Через некоторое время все пришло в норму. Тогда Натали разогрела готовые равиоли, купленные на заправке, и приготовила бутерброд с плавленым сыром из тюбика. За домом рос небольшой сад, окруженный кустами дикого шиповника. А перед домом стояло два старых деревянных стула. Чуть поодаль начиналась тропинка, огибающая болото. Натали надела куртку, осторожно присела на один из стульев и осмотрелась. Было такое ощущение, будто ничего не изменилось, все оставалось как прежде не только в последние пятнадцать лет, но и на протяжении столетий, с незапамятных времен. Узловатые серые сосны. Блестящие озерца между зеленых влажных кочек. Уютная уединенность в приглушенных тонах, мерцающая пушица на фоне тонкого терракотового ствола. Песня кроншнепа, напоминающая звуки флейты, еще звенела в осеннем воздухе, хотя птица уже покинула здешние края до весны. Натали отчетливо представляла себе эти ликующие трели, хотя ей давно уже не доводилось их слушать. А она так любила этих перелетных птиц до того, как все изменилось, до того, как это пение превратилось в ее памяти в дразнящий, язвительный смех, в зловещую руладу о грядущем. Размышляя о том, во что она ввязывалась, Натали чувствовала в себе храбрость, граничащую с безумством. Словно ее вынудили переступить некую черту безо всякой предварительной подготовки.