Анне удалось остаться в истории: 1) шлюхой и ведьмой; 2) мужественной, умной и достойной женщиной; 3) великой любовью одного великого короля и предметом вожделений длинного ряда других товарищей; 4) движущей силой глобальных политических перемен в стране, после которых Англия уже не могла стать прежней; 5) матерью прославленного монарха. Неплохой набор. Мало кому дано. Вот только со статусом она промахнулась. Какая же она «Самая счастливая»? «Самая знаменитая» или там «Незабываемая» было бы более правильно. Хотя тоже самоуверенно, конечно. Мораль: если мужчина готов ради вас бросить прежнюю жену, вероятность того, что он бросит и вас, стремится процентам к девяноста пяти. Ну его, уезжайте лучше в свой замок, меньше проблем наживете. А если потащится за вами, вы ему скажите, что у вас был контакт с больными потницей или коронавирусом, потому что вы недавно в Милан за шмотками гоняли. Он тогда сам от вас сбежит, на ходу натягивая респиратор. Что от него и требуется. Серая мышь, или «Господин назначил меня любимой женой!» Главная героиня: Джейн Сеймур, королева-консорт Англии. Место действия: Англия. Время действия: 1508–1537 годы Я заметила, что в популярной психологии лозунги типа «Ведь ты этого достойна!», «Будь собой!» и «Пусть тебя любят такой, какая ты есть!» изрядно поистрепались от частого использования и к ним уже не так охотно обращаются все, кому не лень. Видимо, лозунги эти как-то не так работают и не на то настраивают население. Теперь какой-нибудь ехидный психолог (или выдающий себя за такового гражданин) на просторах интернета нет-нет, да и спросит ядовито у барышни, находящейся в поисках личного счастья и уже наметившей кандидатуру того, кто счастье ей принесет: а что ТЫ можешь предложить этому красавчику на «бентли» с двумя высшими образованиями, собственной нефтяной компанией и двумя замками на Луаре? Ты на себя посмотри, мышь белая серая! А ну, быстро в спортзал, к косметологу, в библиотеку, на поиск работы с такой зарплатой, чтобы соседний замок на Луаре купить могла (так и быть, можно не два, а один, хотя это и нищебродство, конечно). Потому что если ты мышь, ничего у тебя с тем парнем не выйдет. И в этом есть определенная правда. Иногда, однако, получается что скромная дама, лишенная каких-то особенных достоинств, выходит замуж так удачно, что возносится в смысле общественного положения прямо до космических высот. Вот как Джейн Сеймур, третья жена нашего старого знакомца – английского короля Генриха VIII. Все, что она сделала – это оказалась в нужное время в нужном месте и не была похожа ни внешне, ни характером на предыдущую супругу короля, которая к тому времени его страшно утомила. Потом Джейн исполнила свой долг перед правителем и страной и немедленно умерла. Не женщина, а мечта Пенсионного фонда Российской Федерации. Не будем забегать вперед, расскажу сначала про детство героини, ее юность, университеты… Хотя какие там университеты, я вас умоляю. Образование только мешает женщине исполнять ее истинное предназначение – быть хорошей женой своему единственному мужу и матерью своим многочисленным детям. Вот хоть священников спросите или депутатов Госдумы. Но в случае с Джейн эта логическая конструкция дала непонятный сбой. Образование она получила очень скромное, в отличие от безнравственной Анны Болейн, – читать-писать умела, ну и ладно. Помогала матери вести домашнее хозяйство. Была старшей из многочисленных дочерей в семье, так что было на ком тренироваться исполнять материнские обязанности. Была скромна, тиха, неамбициозна и религиозна. Чего вам еще, мужики, надо? А тем не менее замуж не брали. Пытались ее как-то сосватать за Уильяма Дормера, но его семья расторгла помолвку – возможно, по причине недостаточной знатности невесты (ага, как в случае с Анной Болейн и Генри Перси: для подданного недостаточно хороша, а для короля ничего, нормально, король не гордый). Больше брачных предложений не поступало, хотя младших сестер расхватали в довольно юном возрасте. А Джейн, вся такая правильная, жила незамужней – сначала под родительским кровом, потом при дворе. Королевский двор, между прочим, такие возможности для знакомств предоставлял, что куда там «Тиндеру». А вот поди ж ты… Семья Джейн была довольно знатной: и папа, и мама происходили из древних родов. Особенно мама, которая приходилась родней Говардам и кузиной матери Анны Болейн. В молодости родители Джейн довольно успешно зажигали при дворе, а потом успокоились, остепенились и осели в своем поместье Вулфхолл. Но детям не мешали выбиваться в люди, так сказать. Особенно старший сын Эдвард по карьерной лестнице начал резво взбираться: служил сначала при кардинале Уолси, а потом и при короле. А в родительский дом с удовольствием приезжал в отпуск, потому что он, родительский дом, начало начал и в жизни Эдварда Сеймура надежный причал. Однако злые языки говорили, что не все так благостно было в дружной семье уважаемого сельского джентльмена, сэра Джона Сеймура. Эдвард Сеймур почему-то развелся с первой женой Екатериной, несмотря на наличие двух сыновей. Екатерину заточили в монастырь, где она через несколько лет умерла, будучи в глубокой депрессии. Сыновей признали бастардами, законный статус им вернули только спустя годы. И чего, спрашивается, Эдвард разводиться побежал? Вероятно, у него имелись веские причины. Тут надо сделать экскурс в историю, причем не в английскую, а в нашу, родную, русскую. Было в русской деревне такое явление – снохачество. Когда женатый сын уезжал на заработки, его отец, глава большой крестьянской семьи, подваливал к его оставшейся дома жене, своей снохе, с предложениями сексуального характера. В ход шли угрозы, запугивания, обещания, подарки, а то и просто физическая сила, и обычно папенька добивался своего, потому что снохе банально некуда было от него деваться. Если вернувшийся муж о связи узнавал, он лупил смертным боем жену. Не папеньку же лупить: он старик еще крепкий, в ответ навалять может. Да и почитать родителей следует, невзирая на их поведение. А баба по умолчанию во всем виновата. Такой алгоритм всех устраивал. Кроме пострадавшей бабы, конечно, но кто б ее спрашивал. Так вот, сэр Джон Сеймур, даром что не крестьянин и не в русской деревне, поступил в полном соответствии с описанным выше сценарием: пока сыночка делал карьеру при королевском дворе, вступил связь с его женой. И дети неизвестно чьи. Когда все открылось, возможно, Эдвард и сказал отцу несколько горьких и не вполне цензурных слов, но по полной получила все равно одна Екатерина: развод, монастырь, разлука с детьми. А семья зажила тихо и размеренно, по-старому. Потому что нечего выносить сор из избы, тем более это не совсем изба, а господский дом в богатом поместье. Возможно, эта история и не происходила в действительности, а молодые Сеймуры развелись по другим причинам. Но слухи ходили. И Джейн, наблюдая за подобным развитием событий, могла сделать для себя выводы: семья – это вот так. Жена всегда в подчиненном положении, а если что-то пошло наперекосяк, виновата именно она. Поэтому лучше молчать, подчиняться, не сопротивляться и стараться по возможности слиться со стеной. Меньше народу тебя заметит – меньше тебе прилетит. Впервые Джейн попала к королевскому двору в качестве фрейлины Екатерины Арагонской. Генрих должен был уже тогда ее видеть, но вряд ли обратил на нее какое-то особое внимание. Да и как обратить, когда в его сердце, я извиняюсь за выражение, царила Анна Болейн. Кто такая простушка Джейн супротив блистательной Анны? «Ты, Каштанка, насекомое существо и больше ничего. Супротив человека ты все равно, что плотник супротив столяра…» Извините, вырвалось. Просто уж очень к случаю подходит. Когда прежнюю королеву лишили статуса и сослали подальше, Джейн перешла по наследству в свиту новой королевы. От такого поворота в своей судьбе она была не то чтобы в восторге, но продолжала делать то, что от нее требовали. Анна когда-то стояла на той же ступени в дворцовой иерархии, что и она, Джейн, а быстрый карьерный взлет бывшей товарки мало кого радует, особенно если взлетала та счастливица преимущественно благодаря своим женским чарам. Вот и Джейн явно без особой радости взирала на свою новую начальницу, тем более с Екатериной Арагонской почти у всех фрейлин были хорошие отношения, и они скучали по бывшей королеве. Однажды король с королевой Анной в рамках ежегодного турне по стране осчастливили своим визитом поместье Вулфхолл. Джейн присутствовала там же: то ли прибыла в свите королевы, то ли заранее на каникулы домой отпросилась и вот теперь помогала встречать царственных работодателей у родного очага. Генриху в Вулфхолле чрезвычайно понравилось. Простая сельская жизнь, свежий воздух – залог здоровья, «вишня взошла, свекла заколосилась», уютное поместье, гостеприимные хозяева, стол ломится от простых, но вкусных английских блюд. Торопливо прожевывая третий кусок пирога, Генрих, должно быть, думал: «Эх, и счастливчик же сэр Джон! Какая у него домовитая и любезная жена. Не то что моя: пилит и пилит, зараза. А леди Сеймур еще и девять детей нарожала, из них выжили трое сыновей и сколько-то там дочерей. Опять же – не то что моя! Одну девку родила, а гонору-то, гонору! А леди Сеймур еще и от короля Эдуарда III свой род ведет, то есть знатного происхождения. Везунчик этот сэр Джон!» Видимо, никто не просветил короля относительно взаимоотношений радушного хозяина дома с его первой невесткой. Вот король и посчитал Сеймуров идеальной семьей, на которую стоит всеми силами равняться. На волне умиления Генрих и разглядел старшую дочку Сеймуров, Джейн, которая была полной противоположностью его жене: светловолосая, неяркая, скромная, глазки опускает, слова лишнего никогда не скажет. Вот же повезет кому-то… Кому-то… А почему, собственно, не мне? Когда братья Джейн, Эдвард и Томас, увидели, что король оказывает знаки внимания их сестре, они ошалели от радости и сестру проинструктировали, как ей следует себя вести. Как Анна привязала к себе короля, известно было всем. Так вот братцы Сеймур вслед за Болейнами и Говардами решили: «Можем повторить!» Они еще не знали, что такие игры могут привести к плахе не только королевскую возлюбленную, но и ее братьев. А то бы, может, поостереглись. Но они пока этого не ведали, к тому же кто не рискует, тот не пьет шампанского из золотого кубка, инкрустированного драгоценными камнями. Вот они и велели сестричке короля слишком близко не подпускать и постоянно талдычить про свою драгоценную добродетель и о намерении сохранить ее во что бы то ни стало. Хотя там ситуация с добродетелью уже могла быть описана фразой: «Надьке скоро двадцать восемь стукнет, тут не только за Ксан Ксаныча – за козла пойдешь». Вот она и пошла. Джейн безропотно включилась в увлекательный квест по завлечению короля. То ли от привычки слушаться старших по званию (в данном случае братьев), то ли она сама была не так проста, какой хотела казаться. Во всяком случае, на коленях у чужого мужа эта скромница сидела – в таком интересном положении, как нам уже известно, Анна их и застукала. Закатила, конечно, дикий скандал, но Джейн все было как с гуся вода. Еще бы – теперь на ее стороне сам король! Генрих стал появляться с новой фавориткой в обществе и осыпать ее подарками. Общество встретило Джейн довольно благосклонно и даже с радостью: мол, получи, Анютка, бумеранг, подавись своим королевским положением, недолго тебе нами править, король тебе уже замену нашел. Практически никто не видел в Джейн опасного политического соперника (кроме Анны, конечно), всех она устраивала. Короля она устраивала не только скромностью и привычкой молчать в тряпочку, когда мужчины разговаривают, но и приверженностью католической вере. С такой королевой можно будет отойти от всех новомодных протестантских веяний. Вот прямо со всех сторон идеальная жена. А то, что не особо красивая, так это и хорошо, меньше мужиков вокруг нее крутиться будет. Нафиг эти соблазны. Но куда девать актуальную супругу? Все чаще и чаще после общения с новой дамой сердца король заговаривал о том, что его второй брак незаконный, потому что его завлекли туда колдовством. И надо срочно взять новую жену. А от старой избавиться. Тогда колдовские чары развеются, всем станет хорошо, особенно ему. В общем, Анна была арестована по надуманному обвинению и лишилась головы. Через одиннадцать дней Генриха и Джейн обвенчал тот самый Томас Кранмер, который три года назад венчал Генриха и Анну. С коронацией новой королевы Генрих спешить не стал, а то коронуешь ее вот так, с бухты-барахты, а она возьми и окажись бесплодной. Нет уж, пусть сначала сына родит. А если не родит, то от некоронованной королевы избавляться психологически проще. Так что Джейн взяла себе скромный девиз «Готовая подчиняться и служить» и зажила в тени своего блистательного супруга. На политику она никак не влияла, разве что самой своей персоной символизировала разворот от протестантизма к светлым идеалам католичества. Правда, монастыри король восстанавливать не собирался и с папой римским мириться тоже не хотел. Уж очень ему понравилось распоряжаться теми доходами, которыми раньше распоряжалась церковь, и пополнять свою казну за счет бывшего церковного имущества. «Ведь это же Клондайк! Эльдорадо!» Поэтому его так взбесило, когда Джейн однажды решила что-то там промямлить в защиту монастырей и участников «Благодатного паломничества». Это было такое народное движение против церковных реформ. А полномасштабное народное движение попробуй подави. Генриху это удалось, но путем подлой подставы, предательства и обмана. И он был склонен жестоко расправиться с участниками «паломничества», которые посмели бочку катить на своего повелителя, – чтоб другим неповадно было. И тут здрасте, Джейн падает ему в ноги и просит о прямо противоположном. Джейн не с потолка взяла образ доброй королевы, кротко взывающей к милосердию своего супруга и повелителя. Говорят, Екатерина Арагонская в молодости в компании обеих сестер своего супруга кидалась ему в ноги с просьбой помиловать приговоренных. Однако тот спектакль был срежиссирован лично Генрихом, который хотел проявить снисхождение, но боялся, что это негативно отразится на его репутации крутого парня. А когда королева и две принцессы с распущенными волосами валятся ему в ноги с мольбой о милосердии, это: а) красиво, б) оправдывает мягкость королевского сердца и его снисходительность. К тому же происходило это в те далекие времена, когда Генрих еще считал находящуюся рядом с ним женщину человеком и иногда прислушивался к ее мнению. Джейн же взяли в качестве инкубатора для вынашивания долгожданного сына, а во всех остальных случаях – для мебели. Поэтому, когда Джейн отважилась проявить инициативу и выступить в качестве королевы-миротворицы, Генрих испытал удивление и раздражение: как если бы скамеечка с подушкой для ног вдруг заговорила и стала что-то там просить и к чему-то призывать. Не скрывая раздражения, король резко отчитал супругу, которой не следовало вмешиваться в государственные дела, а то вот одна до нее уже вмешивалась – и где она теперь? А я напомню: под плитами часовни Святого Петра лежит, отдыхает. Намек оказался более чем понятен, так что Джейн больше в политику не лезла. Настояла только на возвращении ко двору принцессы Марии. И то это получилось не сразу, а только после того, как Мария подписала все нужные акты, касающиеся порядка престолонаследия и новой религиозной политики. А в основном Джейн занималась делами своего двора. Кстати, не очень-то она была мягкой и доброй по отношению к своим придворным дамам и фрейлинам. Она хотела во что бы то ни стало искоренить развеселую придворную атмосферу и всякие вольности, процветавшие во времена королевы Анны. Так что новая жена короля могла показаться довольно мрачной и жесткой особой, а жизнь при дворе выглядела скучной и чересчур правильной. Зато все чинно, благородно, благочестиво. Но все это второстепенно. Главное, что Джейн сумела забеременеть. Король был вне себя от счастья и готовился стать отцом долгожданного наследника. Поскольку уже тогда заметили связь психологического состояния будущей матери и течения беременности, король во всем старался угождать жене. Братца Эдика сделать членом Тайного совета? Да не вопрос, милая, тем более парень он и правда способный, далеко пойдет. Еще что? Перепелов из Кале, таких, как мы ели на прошлой неделе? Дорогая, но сейчас три часа ночи, а Кале за проливом, это далеко. Может, пажа опять в супермаркет сгоняем за арбузом и горчицей? Или за кефиром, селедкой и крабовыми палочками с авокадо? Нет? Хорошо-хорошо, не плачь, я сейчас губернатору Кале про перепелок напишу, а ты пока в холодильнике посмотри: может, еще парочка с прошлого раза завалялась… А тебе точно можно столько есть? Все-все, пишу губернатору! Только не плачь! Если верить источникам, роды Джейн были настолько трудными, что от них она так и не смогла оправиться. Да, действительно, нелегкие и продолжительные – длились то ли двое, то ли трое суток. Многовато, конечно. Но, благодаря молве, роды эти обросли таким количеством подробностей, что уж и не знаешь, где правда, а где гнусная клевета. Прежде всего история о том, как к Генриху пришли и спросили, кого спасать в критической ситуации: мать или младенца. И Генрих якобы ответил, что о чем разговор, младенца, конечно, а баб он себе найдет сколько угодно. Во-первых, мне бы интересно было узнать, кто тот отчаянный смельчак, который рискнул припереться к Генриху с таким вопросом и как долго и какими моющими средствами его мозги отскребали от дорогих гобеленов в королевском кабинете? Во-вторых, в чем была суть вопроса этого смельчака? В свете тогдашнего состояния медицины и недоступности эффективных средств КАК врачи и повитухи собирались спасать или мать, или ребенка по выбору? Что такого они должны были сделать, чтобы спасти ребенка в ущерб матери? Кесарево? Но кесарево сечение тогда – это не кесарево сечение сейчас. Тогда это означало скорую и мучительную смерть матери, а ведь Джейн после родов прожила еще почти две недели и часть этого времени относительно хорошо себя чувствовала. Значит, не стали в последнем отчаянном усилии спасать ребенка, значит, он сам родился благополучно, значит, ситуация была не настолько критическая. И значит, с большой вероятностью, никто не ходил к королю с идиотскими вопросами и, следовательно, король не отвечал на них как последняя сволочь. Дальше. Принято считать, что Джейн умерла от родильной горячки, то есть от инфекции, занесенной ей в процессе родов, потому что тогда повитухи рук особо не мыли и антисептиками не пользовались. Но как-то странно проявились у нее симптомы этой якобы горячки – через четыре дня после родов. К тому же прямых упоминаний о жаре и лихорадке в источниках не обнаружено. Пишут то о кровотечении, то о диарее и рвоте. К тому же после смерти Джейн высказывались предположения о плохом уходе за королевой после родов, в частности о том, что приближенные потворствовали ей в поедании нездоровой пищи. Покушать-то Джейн любила всегда, это факт. И, возможно, слуги и фрейлины побоялись противоречить королеве, которая только что исполнила самое заветное желание грозного короля и любой каприз которой теперь должен немедленно удовлетворяться. Вот и таскали ей с кухни тяжелую пищу, хотя следовало бы ограничиться слабым бульончиком с сухариком. Некоторые историки предполагают, что Джейн стала жертвой банального пищевого отравления: съела что-то несвежее. А может, свежее, но жирное, и ослабленный родами организм не справился. А может, то и другое. Понос, рвота, обезвоживание, в результате нагрузка на сердце. А тут, например, еще до кучи закупорка кровеносных сосудов. Элисон Уэйр в пояснениях к своему роману «Джейн Сеймур. Королева во власти призраков» пишет: «Сочетание анемии, возможной значительной кровопотери в процессе долгих родов, обезвоживания от диареи с малой подвижностью при соблюдении постельного режима могло привести к закупорке сосудов и появлению нескольких тромбов. Этих факторов было недостаточно для провоцирования мгновенной смерти, но хватило для постепенного развития кардиопульмональной недостаточности, результатом которой стала гибель Джейн. Симптомы, которые она испытывала перед кончиной, особенно постоянное ощущение холода, навели меня на мысль, что кожа ее, особенно конечности, должны были приобрести синюшный оттенок». Как бы там ни было, Джейн умерла спустя двенадцать дней после того, как родился ее сын, будущий король Эдуард VI. А поскольку предназначение свое она исполнила и проблем никаких не создала, то стала казаться безутешному вдовцу идеалом женщины, была объявлена самой любимой женой, и покоиться после смерти Генрих пожелал рядом с ней. Не с Анной же, в самом деле. С той никакого покоя и после смерти не дождешься. Неизвестно, что было бы, проживи Джейн подольше. Возможно, и даже очень вероятно, что она до зубовного скрежета надоела бы своему царственному мужу. И хорошо, если бы он просто пошел на сторону. А если бы захотел от жены избавиться? Правда, существовал сын, и его законностью Генрих вряд ли захотел бы рисковать, разводясь с его матерью. Так, тем более раздражение из-за невозможности разрешить ситуацию к своему полному удовольствию могло накапливаться и прорываться самым печальным образом, если учитывать характер короля. А может, стерпелось бы и слюбилось. Брак ради ребенка, то да се. Мораль… Нет морали. Она могла бы звучать «Промолчи (или вообще умри) – за любимую жену сойдешь», но я такое советовать не буду. Не те времена, товарищи женщины! И вполне в вашей власти не выходить замуж за мужчину, которому вы просто подвернулись под руку и который использует вас как лекарство от токсичных отношений с бывшей. Здесь ему не аптека и не кабинет психолога в бесплатной поликлинике. Да, и еще: обжорство вредит вашему здоровью. И хоть как-то контролируйте качество доставляемой вам еды – принесут ее хоть с королевской кухни, хоть курьером из соседнего ресторана пришлют. А то, знаете, бывали случаи. «Ну что ж ты страшная такая»[24], или Как Анну Клевскую оклеветали Главная героиня: Анна Клевская, королева-консорт Англии. Место действия: герцогство Клевское, Англия. Время действия: примерно 1515–1557 годы «Вот вы говорите – царь, царь…» Ну в данном случае король. А вы думаете, им – царям и королям – легко? Вон Генриху VIII, наверное, до сих пор на том свете нервно икается, потому что как всплывет его имя, так сразу вспоминают про его жен. Собственно, в отрыве от жен Генриха вообще довольно редко вспоминают (не ожидал он, конечно, при жизни, что шесть незначительных, по его мнению, теток его так основательно затмят). Как будто он только и делал, что женился, не приходя в сознание. Больше всего интерес вызывает Анна Болейн. Заслуженно, тут спору нет. А мне нравится ее тезка – королева под инвентарным номером четыре, Анна Клевская. Хотя я добросовестно прошла в интернете тест «Кто вы из жен Генриха VIII» и узнала, что я вылитая Екатерина Парр. Считается, что брак с Анной Клевской был самым неудачным из браков короля. Неудачный – это как посмотреть. Королева осталась жива, при деньгах и поместьях, сохранила хорошее отношение короля без необходимости мириться с его идиотскими причудами, а король в короткий срок получил свободу и мог продолжать жениться, сколько его душе угодно. Так что при разводе ни один из супругов не пострадал, все остались довольны, все танцуют. Кроме советника Генриха, Томаса Кромвеля. Этому танцевать не пришлось, потому что жертвой четвертого королевского брака стал именно он. Но обо всем по порядку. С рождением сына Эдуарда Генриха слегка отпустило. А то он очень переживал, что нет наследника, по этому поводу развелся с первой женой, казнил вторую, положил тьму народа, рассорился с папой римским и развернул политику Англии в неожиданную сторону, да так, что назад пути очень быстро не стало. И вот появился долгожданный сын, которого родила третья жена (родила – и тут же умерла, как мы помним). Теперь бы королю успокоиться, но, принимая во внимание уровень детской смертности в те времена, останавливаться на достигнутом было бы нежелательно. Нужны еще сыновья, да побольше. Да и в личном плане оставаться одиноким Генриху не хотелось. Связи с любовницами его в этом смысле не удовлетворяли, поэтому во весь рост встала необходимость найти новую жену. На этот раз Генрих решил жениться, как все нормальные короли: не только для своего удовольствия, но и чтобы политические выгоды от брака получить. И тут надо было определиться, в чью сторону метнуться: в сторону Испании (и империи, потому что в то время король Испании по совместительству занимал должность императора) или в сторону Франции. Испания и Франция, две сильнейшие европейские державы, постоянно соперничали друг с другом, а Англия дружила то с одной, то с другой, таким образом усиливая позиции то одного, то другого лидера. К тому же приходилось следить, чтобы Франция с Испанией случайно не объединились и вместе Англию не сожрали. Так что было о чем подумать. Со стороны империи (и, следовательно, Испании) самой завидной невестой была шестнадцатилетняя вдова миланского герцога, Кристина Датская, родственница императора. Она, собственно, приходилась родственницей и самому Генриху. Не очень близкой родственницей, разрешение легко можно было бы получить… Стоп! А у кого получить разрешение? Англия уже вышла из-под власти папы римского волей своего короля. Так что спросить не у кого. И маловероятно, что Кристину удовлетворит разрешение архиепископа Кентерберийского – кто он вообще такой, по сравнению с папой римским? Эти проблемы можно было бы, конечно, как-то утрясти (за что дипломаты, в конце концов, зарплату получают?), но тут возникла трудность иного характера: потенциальная невеста оказалась далеко не дурой. Она вспомнила трех покойных жен Генриха, подумала хорошенько и решила за этого мужчину замуж не выходить. Ну просто так, на всякий случай. А то мало ли. А поскольку ей было только шестнадцать лет, она не стала отвечать посланникам уклончиво: оставьте свои контакты, мы обязательно свяжемся с вами и сообщим о принятом решении. Нет, со всем подростковым пылом Кристина так и рубанула правду-матку: мол, она слышала, что первая жена английского короля была отравлена, вторая казнена, а третья умерла из-за плохого ухода после родов. Если бы у нее, Кристины, были две головы, одну она бы, так и быть, предоставила его величеству. А поскольку голова одна, она ею рисковать не может. Так что до свидания, «передай твой король мой пламенный привет». И пошли послы, солнцем палимые. (Элементарная честность вынуждает меня признать: прямых свидетельств, что Кристина сказала именно так особенно про пламенный привет королю, не существует. Но уж больно настойчиво ей эти фразы приписывают. Да и помолвка в итоге не состоялась. Сеанс элементарной честности в ущерб красочности повествования окончен.) Во Франции были невесты не хуже: три сестры де Гиз – Мария, Луиза и Рене, – Мария Вандомская, Анна де Лоррен. Было из кого выбирать. Правда, Мария де Гиз уже была просватана за племянника Генриха, шотландского короля Якова V. Ее так же, как Кристину Датскую, вовсе не вдохновляла перспектива стать английской королевой. Она вышла замуж за короля Шотландии и родила дочь, Марию Стюарт. А на предложение Генриха Мария де Гиз якобы ответила, что шея у нее короткая и под топором будет смотреться не очень эффектно, так что не надо такой чести, спасибо. Но это опять же только слухи. Даже если вычеркнуть из списка Марию де Гиз, претенденток оставалось достаточно. Генрих сделал королю Франции Франциску I предложение: а может, привезти все потенциальных невест в Кале, там он с ними пообщается, потанцует, выпьют как следует, а потом сделает окончательный выбор. Франциск возмутился и ответил Генриху, что здесь ему не «Тиндер» и уж тем более не бордель какой, здесь это жлобское «а можно всех посмотреть?» не прокатит. Так что выбирай одну, ее для знакомства и привезем, так и быть, а потом – венчаться. Генриху больно было такое слышать, потому что, несмотря на богатый матримониальный опыт, он еще ни разу вслепую не женился: со всеми своими предыдущими женами он был знаком задолго до брака и имел возможность оценить их внешность и характер. Нетипичная ситуация для короля, прямо скажем. Пока Генрих выбирал, император и французский король заключили мирный договор. Плюс папа римский как раз вовремя выпустил буллу, в которой объявлял Генриха лишенным трона и освобождал английских подданных от обязательств по отношению к нему. Какие уж тут супружеские утехи, «ты посмотри вокруг и трезво содрогнись», как говорили в сериале «Ликвидация». Генрих посмотрел, содрогнулся и понял, что, если не принять мер, ему в самом скором времени наступит эта… труба. И вот тут подал идею Томас Кромвель. Он предложил с помощью брака заключить союз с сильным германским протестантским княжеством Клеве. У Кромвеля, надо сказать, были свои причины напрягаться. Дело в том, что Генрих в деле государственного управления применял метод «разделяй и властвуй». При дворе существовали непримиримые противоборствующие партии, и Генрих отдавал предпочтение то одной, то другой, вынуждая противников не расслабляться и яростно бороться между собой за его благосклонность. Кромвель представлял протестантскую партию. Он, конечно, был верным и самым деятельным соратником короля, когда проводилась английская Реформация, но это не давало ему права почивать на лаврах и не гарантировало долгой и счастливой жизни. За королевское доверие следовало ежечасно бороться. Поэтому, предлагая немецкую невесту и союз с протестантским государством, Кромвель рассчитывал решить несколько задач: защитить Англию от вторжения католических Испании и Франции, обеспечить продолжение курса на протестантизм, угодить королю, сделать так, чтобы новая королева своей короной была обязана ему, Кромвелю, и влиять на короля еще и через его новую супругу. То есть он хотел максимально укрепить свои позиции. Итак, Кромвель стал главным вдохновителем идеи брака Генриха с сестрой герцога Клевского. Герцогство было очень удачно расположено стратегически. Герцог имел разногласия с императором по поводу некоторых территорий, так что тоже был не прочь заключить союз с английским королем. К тому же члены этой семьи не были такими уж яростными протестантами: мать герцога и его сестер и вовсе была католичкой. Это должно было понравиться Генриху, который отнюдь не был поклонником идей Лютера. У герцога были две незамужние сестры – Анна и Амелия. Насчет их внешности что-либо сказать на том этапе было трудно. Когда посланники прибыли на смотрины, девушек к ним вывели упакованными в такие громоздкие одежды и головные уборы, что хотя бы примерно понять, какая красота за ними скрывается, было решительно невозможно. На просьбу послов открыть этим гюльчатай личико, герцог Вильгельм ядовито спросил: «Может, вам еще их голые фотки в мессенджер скинуть?» Послы приуныли, спросили: «Художника-то можно прислать? А то трудно королю так жениться, не зная, кого ему подсовывают». Герцог скроил кислое лицо, но в конце концов разрешил приехавшему художнику Гансу Гольбейну нарисовать портрет. Тот и нарисовал. Не знаю, обеих ли сестер, знаю только, что Генриху понравился портрет Анны. А тут еще и Кромвель ему нашептывал: Все восхваляют красоту леди Анны, так как и лицо и фигура ее восхитительны. Она далеко превосходит герцогиню Саксонскую, как золотое солнце превосходит серебряную луну. Все восхваляют ее добродетель и честность, вместе со скромностью, которая ясно видна в ее наружности. Герцогиня Саксонская была старшей сестрой Анны, уже замужней. Маленькая деталь: Генрих ту герцогиню Саксонскую в глаза никогда не видел, поэтому слова о превосходстве Анны над сестрой никакой ценной информации не несли. Но Генрих, глядя на портрет Анны и забывая стряхивать с ушей лапшу, обильно развешанную там Кромвелем, вообразил свою новую невесту ослепительной красоткой, при этом светочем добродетели и по совместительству образцом сексуальной привлекательности. Немножко смущало, что невеста не умеет петь, танцевать, играть на музыкальных инструментах, чрезвычайно скромна и застенчива, не привыкла участвовать в придворных развлечениях. А что поделать, последствия строгого воспитания. Ничего, заверил короля Кромвель, воспитаем королеву в своем коллективе. Брак стал делом решенным, и невеста тронулась в путь навстречу своему сомнительному счастью. В Кале ее приветствовала целая английская делегация. Мнения участников этой делегации о внешности и манерах Анны опровергают сложившееся о ней впоследствии представление как об очень некрасивой и вообще неприятной женщине. Адмирал Саутгемптон написал королю, что он сделал достойный выбор, молодец. Леди Лайл писала дочери, что новая королева благородна и хороша, прислуживать ей будет приятно. Ей было, скорее всего, двадцать три или двадцать четыре года, одета она была, с точки зрения английских придворных, немодно (это ерунда, что, английскую королеву по моде нельзя переодеть, что ли?), но была приветлива и любезна. По-английски не говорила, это факт, поэтому ее часто представляют особой недалекого ума. Это тоже домыслы. Вот вы не чувствуете себя скованно, когда говорите на языке, который знаете недостаточно хорошо? Лично я – постоянно, вообще дура дурой. Так что Анне требовалось только время на изучение языка и обычаев новой страны. А вот как раз времени освоиться ей совсем не дали. Генрих решил устроить невесте романтическую встречу, для чего весь такой в образе нетерпеливого жениха приперся в Рочестер, где временно остановилась Анна со свитой. Ему бы посмотреть в зеркало трезвыми глазами и понять, что он давно не стройный золотоволосый принц, а рано постаревший дядечка внушительной комплекции с кучей болезней и невыносимым характером. Спокойствие и достоинство – вот что могло бы хоть как-то спасти его имидж. Да нет, куда там. В один прекрасный момент в комнату перепуганной принцессы ворвалась толпа неизвестных мужчин в масках. Надо сказать, что Генрих еще с юности практиковал вот такие романтические сюрпризики, врываясь к Екатерине Арагонской и ее дамам, но Екатерина знала, что делать, поэтому картинно пугалась при виде «разбойников», а когда они снимали маски, так же картинно ликовала. Ну с прибабахом муж, бывает, ради мира в семье надо относиться к его забавам снисходительно. Анна Клевская же о королевских пристрастиях к розыгрышам понятия не имела, языка, повторюсь, не знала, поэтому, когда к ней приблизился толстый потный мужик, что-то громогласно вещая и пытаясь ее поцеловать, она выдала естественную реакцию – в ужасе шарахнулась от этого неприятного субъекта. Король был очень обижен: какая неромантичная, не оценила, зараза, рыцарственных манер. Да и страшная какая-то, на портрете была лучше. Видимо, Генрих испытал разочарование, сходное с тем, которое переживает современный мужчина, поведясь на вусмерть уфотошопленные фотки на сайте знакомств и обнаружив на свидании живую женщину со всеми недостатками, живым женщинам свойственными. А когда разочаровываешься, хочешь кого-нибудь назначить виноватым. Современный мужчина лишен возможности расстрелять изобретателей фотошопа, да и коварной обманщице мало что может предъявить. У Генриха возможности были пошире. Казалось бы, главный виновник – Гольбейн. Чего так красиво нарисовал, где реализм?! Но Генрих оказался человеком широких взглядов на искусство и понимал, что Гольбейн «художник, он так видит», нельзя требовать от творца простого копирования. Поэтому король все высказал главному идейному вдохновителю нового брака – Кромвелю. «Я ее не хочу! Я не хочу ее!» – с интонациями Евстигнеева из «Невероятных приключений итальянцев в России» твердил Генрих. «Да ты погляди на нее! – увещевал Кромвель. – Сколько в ней секса!» Все напрасно, король гневался и за глаза обзывал невесту фламандской кобылой. Ага, как будто на портрете она Дюймовочка. Кромвель занервничал и попытался свалить всю вину на адмирала: почему, мол, не задержал Анну в пути и не сообщил о том, что она внешне как-то не очень. Адмирал аргументированно послал Кромвеля с его претензиями, спросив: «А что я должен был написать королю о будущей королеве – ой, твоя такая страшная, ябневдул? Еще за неуважение к власти в Тауэр посадят, оно мне надо?» Жениться королю все же пришлось. Юристы по приказу короля искали зацепку для расторжения помолвки, но ничего не вышло, тем более Кромвель яростно тянул в противоположную сторону, настаивая на необходимости брака. Оставшиеся до свадьбы дни король ужасно стенал, рассказывая всем, что надевает на шею хомут, потому что он все делает для других, а о себе забывает, и как он несчастен, и вообще все плохо. Анна чувствовала напряженность в атмосфере и не понимала, что она такого сделала, почему король так холоден, а придворные так смущены. Кромвель нервничал еще больше, потому что когда король страдает – ховайся кто может. Этот несчастный страдалец всех сожрет и не подавится. После первой брачной ночи ситуация не улучшилась. Выйдя из спальни, Генрих объявил, что королева «не мила и от нее дурно пахнет», вследствие чего он не смог выполнить супружеские обязанности. По поводу дурного запаха, как и по поводу внешности Анны, было много домыслов. В одном романе даже говорилось, что Анна делала маски для волос из сырых яиц и не заметила, что попалось одно тухлое. Но, скорее всего, имела место обычная несовместимость двух людей, когда и запах тела кажется неприятным. О своей временной (?) импотенции король трезвонил на каждом углу. Оно и понятно: он уже был полон решимости развестись, поэтому все должны были знать, что брак не консуммирован. Анна не протестовала, она, похоже, вообще не очень-то понимала, что должно происходить в спальне между мужем и женой, и по своей скромности не хотела, чтобы ее в этом вопросе просвещали. Она жила себе спокойно, учила английский язык, танцевала, играла в карты, заодно обновила гардероб. Многие считали ее женщиной чрезвычайно милой и приятной. Анна подружилась с детьми короля, даже с принцессой Марией, которая поначалу настороженно относилась к мачехе-протестантке. А тем временем политическая необходимость сохранять королевский брак с принцессой Клевской отпала: Франция и Испания снова перегрызлись между собой, и серьезная угроза с их стороны миновала. При английском дворе стала усиливаться католическая партия, в большой фавор снова входили Говарды, к тому же король воспылал страстью к юной племяннице герцога Норфолка и кузине своей покойной жены Анны Болейн, Екатерине Говард. Звезда Кромвеля, приверженца курса на протестантизм, следовательно, закатывалась. Кромвель был арестован, препровожден в Тауэр, а после обезглавлен. Генрих потом, конечно, сожалел о его казни, понимая, что такие толковые советники вообще-то на дороге не валяются, но что поделать – лес рубят, эффективные менеджеры летят. Наконец-то нашлось и основание для аннулирования брака: за уши притянули давнюю нерасторгнутую помолвку Анны с герцогом Лотарингским (за герцога, кстати, вышла замуж Кристина Датская). Когда Чарльз Брэндон и Стивен Гардинер явились к Анне сообщить, что ее брак недействителен, ей сразу поплохело. Памятуя о печальном опыте Анны Болейн, она решила, что ей теперь одна дорога – в тюрьму и на плаху. Когда она, наконец, поняла, в чем дело, то расцвела от счастья: «Развод? Да не вопрос, где подписать? И вот кольцо еще королю верните. Да-да, я ужасно страдаю, что потеряла такого мужчину, но ничего, я сильная, я справлюсь… Урааа!!!» Может, короля и покоробило, что жена была так рада от него избавиться, но он все же испытал такое облегчение от ее сговорчивости, что назвал своей «любимой сестрой», пожаловал солидный доход и поместья, в том числе замок Хивер, раньше принадлежавший семье Болейнов. Вообще Анна при жизни Генриха как сыр в масле каталась. Единственным условием было – остаться в Англии. Генриху была совсем невыгодна ситуация, когда бывшая жена в образе отвергнутой, униженной и оскорбленной благородной принцессы возвращается ко двору брата, который бы тоже оскорбился и должен был как-то реагировать. Да этого и самой Анне не хотелось. Она свободна, богата, отвечает только перед королем, а тот ее особо своей опекой не прессует, в отличие от брата. Поэтому она написала герцогу письмо, что очень счастлива в Англии и пусть дома ее не ждут. Анна наладила отношения с новой королевой, Екатериной Говард, и бывала на торжествах при дворе. Король, не выносивший Анну в роли жены, всегда тепло и с удовольствием принимал ее в качестве сестры и друга. Он, наконец, оценил ее неконфликтный характер, доброжелательность и проявляемый ею здравый смысл. В моем нелюбимом сериале «Тюдоры» Генрих после развода даже спит с Анной, изменяя обожаемой молоденькой жене. А как, скажите, не спать, когда Анну играет Джосс Стоун и ее героиня совершенно очаровательное создание? Возникает только один вопрос к Генриху: «Чего же тебе надо, собака?»