После увиденного трудно удивляться чему-либо. Шухарт и не удивился, когда добросовестно зарезанный сталкер шевельнулся и застонал. Хороший симптом. Рэд обтер «панацею» рукавом, спрятал обратно в кармашек пояса, застегнул рубашку, достал из кармана плоскую флягу, приложился к ней, потом потряс. Нормально. Где-то треть осталась, хватит на всё. Совершив эти нехитрые манипуляции, сталкер завинтил крышку, поставил флягу на камень, поднатужился – и перевернул человека, только что бывшего при смерти. Понятное дело, лицо у него было в грязище и крови, со всего маху ж грохнулся ничком, когда не пойми откуда вылез. Рэд оторвал от его камуфляжа нарукавный карман, смочил внутреннюю, чистую сторону тряпки коньяком и провел по ссадинам, убирая вишнево-черную грязь, покрывавшую лицо, словно маска. Вроде ссадины не особо глубокие, даст Зона, столбняка не случится. А не даст – и от пустяковой занозы сепсис подхватишь. Раз провел, другой. Коньяк у Розалии знатный, не спирт, конечно, но все-таки лучше, чем ничего. Сталкер застонал снова, вздохнул глубоко – и открыл глаза. Очнулся, значит. Это хорошо. Стало быть, в ближайший час от кровопотери помереть не должен… И тут Шухарт его узнал. По глазам. Сталкерские рожи-то часто похожие, словно их одна мать-Зона родила, – суровые, обветренные, грязные и заросшие щетиной. А вот взгляд – это словно визитная карточка. По нему опытный бродяга сразу поймет, что у человека на уме и в душе. Этот же взгляд точно никогда не забудешь, будто двуствольный «винчестер» двадцать первой модели ожил и на тебя внимательно так посмотрел, прикидывая: выстрелить или же пусть еще поживет? – Ну, привет, сталкер с Украины, – слегка растерянно пробормотал Рэд по-русски. – Какая же нелегкая занесла тебя сюда? И кто это тебе нож в спину воткнул? В глазах, глубиною своей похожих на ружейные стволы, мелькнуло узнавание. – Здоро́во… американец… – прохрипел Снайпер. – Воды… – Воды нет, – покачал головой Шухарт. – Глотни вот этого, полегчает. И, приподняв голову своего недавнего товарища по приключениям на другом конце света[3], влил ему в рот немного коньяку. Снайпер закашлялся, повернул голову, сплюнул в сторону. – Ну… и дрянь. Там, в вещмешке… На «дрянь» Рэд слегка обиделся, но виду не подал. Ну да, то, что старуха Розалия с подачи своего покойного мужа величает «коньяком», на самом деле обычный самогон со всякими добавками, делающими его похожим по цвету и вкусу на благородный напиток. Ну, скажем так, слегка похожим. Ну и что? Зато крепко, дешево, и пока еще от него никто не помер – хотя если перепить, то с утра будешь зеленый, как «газированная глина», и неподвижный, словно завалившееся надгробие на старом кладбище. Но, несмотря на обиду, Рэдрик все же руку протянул, подцепил за лямку некое подобие рюкзака, вывалившееся вместе со Снайпером непонятно откуда, открыл… И присвистнул. Снеди в рюкзаке было на неделю. Тщательно завернутые в тряпки ломти вяленой говядины, каравай хлеба, полголовы сыра, солидный пучок зеленого лука. Причем запах от всего этого шел одуряющий, будто не как положено все это делали, из синтетических белковых волокон и генетически модифицированных злаков, а вырастили где-то в волшебной стране, где нет других удобрений, кроме навоза, а коровы едят просто траву да сено, и ничего более. Помимо простой пищи, от запаха которой голова шла кругом, были там два кожаных сосуда странной формы, в которых что-то булькало. – В том, что поменьше… вода, – прохрипел Снайпер. Шухарт намек понял и поднес к губам сталкера мягкую флягу, похоже, сработанную из натуральной кожи. Интересно, где ж успел побывать этот бродяга после того, как они расстались в украинской Зоне[4]? Каким-то махровым средневековьем пахнуло из его вещмешка, седой древностью, когда люди еще не травили себя химией, а ели лишь то, что растет на земле и бегает по ней. Напившись, Снайпер попытался приподняться на локте – и ему это удалось. – Где я? – спросил он. – В Америке, – отозвался Рэд. – Штат Монтана, Зона возле города Хавр, который местные жители называют Хармонтом. – И как… меня сюда занесло? – Без понятия, – пожал плечами Шухарт. – Тут неподалеку Золотой Шар лежит, исполняющий желания. Я своё почти высказал, когда открылся портал, из которого ты вывалился весь в крови и едва живой. Ну и вот. Похоже, Снайпер не особо удивился, словно с артефактами, исполняющими желания, имел дело давно и весьма плотно. А уж ходить туда-сюда через пространство для него вообще все равно что в магазин напротив за хлебом пройтись. – Как я понимаю… ты вытащил меня… из какого-то конкретного дерьма, – предположил он, оглядывая окружающий мрачный пейзаж. Слова еще давались ему с трудом, но воля к жизни и природное упрямство потихоньку брали своё, заставляя организм экстренно включиться в режим восстановления. – Типа того, – отозвался Шухарт, поднимая с земли длинный окровавленный нож с резной рукоятью. – Это торчало у тебя под левой лопаткой. – Понятно, – медленно проговорил стрелок. – Слуга, сволочь… То-то его рожа показалась мне знакомой… – Слуга? – переспросил Рэд, не уверенный, что правильно понял слово. – Потом расскажу, – произнес Снайпер. – Давай перекусим, что ли, а то жрать хочу как барракуда. Шухарт кивнул. После хорошей драки обычно наступает реакция – у кого-то поспать, у кого-то откоитусить первое попавшееся существо противоположного пола, по возможности, живое… А у некоторых – поесть как следует, желательно запивая все это чем-нибудь бодрящим. Рэд явно принадлежал к третьей категории. На обочине дороги, ведущей в карьер, много лет назад разбитой гусеницами и колесами тяжелых грузовиков, стоял облезлый автофургон. За ним вполне можно было укрыться от ветра, постоянно дующего здесь в одном и том же направлении, и развести костер. Туда и оттащил Шухарт тяжелую поклажу товарища, а потом помог ему встать и перебраться на новое место. Как бы ни было тяжело человеку на войне или в условиях, приближенных к ней, бывалый воин всегда найдет время и место для неторопливого обеда и беседы возле костра. И пусть совсем рядом маячит карьер, похожий на большую могилу с бахромой странных сосулек цвета засохшей крови по краям, смахивающих на толстые витые свечи. И пусть там, на дне, покачиваясь, словно невидимая кобра в ожидании добычи, торчит на своем месте «мясорубка», поджидая очередную добычу. И пусть вокруг раскинулась Зона – мрачная, страшная в своем безмолвии, изредка нарушаемом лишь шелестом «жгучего пуха» и эхом чьего-то далекого предсмертного крика. Пусть… Пусть весь мир подождет, пока сталкеры обедают. Это потом, когда окончится их пикник на обочине старой, разбитой дороги, они встанут со своих мест и разберутся и с Зоной, и со всем миром. Или погибнут во время этой разборки, что тоже случается довольно часто. Но все это будет потом, после окончания их простого, безыскусного пикника возле костра… У еды из рюкзака Снайпера восхитительным оказался не только запах – а может, Шухарт просто зверски проголодался за этот слишком длинный день. Так или иначе, он быстро и обстоятельно сделал себе сэндвич из половины каравая хлеба, сыра, мяса и зелени, после чего принялся с завидной скоростью его уминать, запивая восхитительным красным вином из бурдюка. Снайпер ел мало. Он сидел, прислонившись спиной к ржавому колесу фургона, и думал о чем-то своем. – Не расскажешь, как сюда попал? – спросил Шухарт, умяв три четверти гигантского сэндвича и слегка подустав от этой нелегкой работы. По телу разлилось приятное тепло, и решительно не хотелось сейчас думать о котловане, «мясорубке», Золотом Шаре… Хотелось отвлечься от всего этого хоть ненадолго, послушав о чужих приключениях и чужих, уже решенных проблемах. Живому человеку нужен хотя бы короткий отдых. Иначе любой, даже самый непробиваемый и непобедимый покоритель Зоны может запросто соскочить с катушек – что на памяти Рэдрика бывало неоднократно со сталкерской братией. – Хорошо, – бесцветным голосом произнес Снайпер. И начал рассказывать, уставившись на багровые языки костра, словно там, в пламени, видел он снова все, что произошло с ним после того, как он расстался с Шухартом в украинской Зоне. Про очередной переход между мирами. Про девушку, которая излечила его от смертельной болезни. Про другую девушку, превратившуюся в чудовище. Про то, как обе они умерли страшной смертью, потому что во всех мирах и добро, и зло наказуемы одинаково. И про простого парня, который спас множество людей, принеся в жертву себя[5]… – Сильно, – произнес Рэд, когда Снайпер окончил свой рассказ. – Сильно и страшно. Стало быть, получается, что наша реальность – это элемент Розы Миров, соседствующий еще с восемью другими мирами? – Похоже на то, – отозвался Снайпер, потихоньку удивляясь про себя. Как очнулся, хреново было – жуть. Ноги не шли, голова кружилась, перед глазами кровавый туман колыхался… Но сейчас он чувствовал, как по телу разливается какая-то потусторонняя энергия, даже вены на руке будто слегка налились каким-то синим светом. – Странно, да? – усмехнулся Рэд, уже с меньшим энтузиазмом принимаясь за остатки сэндвича – чисто чтоб добро не пропадало. – Когда ты меня «синей панацеей» с того света вытащил, я тоже себя час-полтора не в своей тарелке чувствовал. А потом накрыло, будто хорошую дозу «экстази» принял. Это остаточная энергия «панацеи». Способствует восстановлению организма. Так что пользуйся, пока оно действует… – Значит, ты меня «синей панацеей» с того света вытащил, – задумчиво произнес Снайпер. – Той самой, которую для своей жены и дочки, рискуя жизнью, в украинской Зоне раздобыл. – Ну, во-первых, Долг Жизни платежом красен, – отозвался Шухарт. – Так что теперь я точно с тобой сполна рассчитался, причем той же монетой. И, во-вторых, некого мне теперь спасать. Всех моих ученые в мутанты записали и определили в Институт аномальных зон для исследований. – В Институт аномальных зон? – переспросил Снайпер. – Никогда про такой не слышал. Похоже, теперь настала пора тебе рассказать все подробно – и о себе, и о вашей Зоне. И Шухарт рассказал. Про то, как молодой и удачливый сталкер полюбил девушку, самую лучшую на свете. Как они поженились, как дочка у них родилась со странной, но милой шерсткой по всему телу. Тогда ради своей семьи сталкер завязал с опасной профессией, устроился лаборантом в тот же Институт, называвшийся тогда по-другому. Как однажды по его вине погиб хороший человек, и парень «сорвался», как срывается наркоман, однажды завязавший с дурью. Снова начались нелегальные походы в Зону, окончившиеся арестом и тюрьмой, вернувшись из которой сталкер вновь взялся за старое. И вновь отправил на смерть невинного человека, но теперь уже осознанно, пожертвовав чужой жизнью ради исполнения чужого желания[6]… Снайпер покачал головой. – Дармовое счастье для всех, надо же. Красиво, но нереально. Когда хорошо одному, кому-нибудь обязательно хреново – иначе как первый поймет, что ему хорошо, не сравнив себя со вторым? И как второй поймет, что его жизнь дерьмо, если не увидит счастья первого? Когда хорошо всем, значит, равновесие нарушено. Думаю, ничего хорошего из этого не получилось. – Правильно думаешь, – горько усмехнулся Рэд. – Всем в Хармонте стало хорошо, все стали богатыми и счастливыми, но продолжалось это недолго. Город оцепили войска, я потерял семью и уехал на другой конец света искать там свое личное счастье – панацею, которая излечит тех, кто для меня дороже жизни. Дальше ты знаешь. Снайпер кивнул. – Ну да, помнится, хабара ты взял в украинской Зоне по-богатому. И, поскольку сейчас здесь, а не в тюрьме, сумел провезти через границу. – А что толку? – пожал плечами Шухарт, подбрасывая в костер новую порцию топлива – благо дощечек от разбитых ящиков возле фургона валялось предостаточно. – В Институт не пробраться. Думаю, сейчас там после моего визита тройная охрана. Теперь вся надежда на Золотой Шар. Может, услышит он мое желание и вернет все обратно. Или я все-таки как-то проберусь в Институт и вылечу своих. Снайпер покачал головой. – Судя по твоему рассказу, вряд ли в данном случае поможет тебе этот круглый джинн без бутылки. Да и как-то не верится мне, что «синяя панацея» сможет излечить от мутации. – Ты умеешь подбодрить, – сказал Шухарт. – Спасибо. Только больше у меня вариантов нет. А делать что-то надо. Своих я не брошу. – Это правильно, – кивнул Снайпер. – Родных надо выручать. Но если тебя пристрелят, помочь им будет некому. – Понимаю, – вздохнул Рэд. Тьма сгущалась быстро, как это всегда бывает в Зоне. Серый вечер только что висел в воздухе, словно унылый занавес, и вдруг – на тебе. Темень, хоть глаз коли. Чернильная, вязкая, будто смола, только что к телу не липнет. Лишь пламя костра не давало ей опуститься на головы сталкеров, задушить в своих влажных объятиях, пахнущих болотной сыростью… Снайпер мотнул головой, отгоняя морок. И чего только не лезет в голову! Ночная Зона – неприветливая хозяйка. Страшно в ней днем, а после наступления темноты – и подавно. Сразу вылезают наружу первобытные кошмары, и вновь ощущаешь ты себя не цивилизованным человеком, а эдаким мохнатым неандертальцем, нахально кинувшим вызов всему окружающему миру… и вполне обоснованно ожидающим трендюлей от него по этому поводу. Но, с другой стороны, выбор-то небольшой. Или ты этот мир сделаешь, или он тебя сомнет, скрутит, словно «мясорубка», и выплюнет исковерканную душу вместе с мелкими осколками костей… В небольшой круг света, отбрасываемый костром, осторожно вошла большая серая крыса. Дернула носом, обвела сталкеров безразличными глазами-бусинами, схватила кость с остатками мяса, повернулась задом и ретировалась неторопливо – мол, взяла своё и никому ничего не должна. – Ну и вот, – сказал Шухарт, проводив взглядом ночную гостью. – Ни тебе «здрасте», ни тебе «спасибо». Как будто так и надо. – А ты «спасибо» говоришь, когда из-за кордона артефакты таскаешь? – Я – говорю, – серьезно ответил Шухарт. – Зоне – непременно. И, кстати, неудачное сравнение. Сталкеры не крысы, а добытчики, которые за хабар платят неслабую цену. – Согласен насчет сравнения, не прими в ущерб, – повинился Снайпер. – Но я сейчас о другом подумал. Ты говоришь, что ваше светило – как его? Пильман? Так вот, он утверждает, что артефакты и аномалии – это остатки некоего гипотетического пикника предполагаемых пришельцев. – Скажем так, это его любимая теория, – поправил Рэд. – Одна из любимых, у него их много. – Пусть так, – кивнул Снайпер. – Но тогда есть одна несостыковка. Ты сам говорил, что по подсчетам вашего Института в месяц с шести Зон, существующих на планете, только ученые выгребают около трех тысяч единиц различных артефактов. А с нашим братом сталкером все пять-шесть будет влегкую. Грубо говоря, одна ваша Хармонтская Зона тысячу артов в месяц рожает. И вот вопрос: откуда они берутся? – Хрен его знает, – пожал плечами Рэд. – Может, их аномалии выплевывают. – Может быть, – согласился Снайпер. – У нас в Украине частенько находили арты либо в самих аномалиях, либо неподалеку от них. Но зачастую бывало, что валяется тот же «браслет» где-нибудь в подвале, а ближайшая аномалия от него в полкилометре. – Ну да, у нас то же самое, – кивнул Шухарт. – Но все равно не понимаю, к чему ты клонишь. – К тому, что в свете постоянного притока артефактов в Зону теория с одноразовым пикником не проходит, – задумчиво произнес Снайпер. – И все другие теории тоже ничего не объясняют. Кроме одной. Вспомни крысу. Мы пришли, поели, бросили на землю артефакт. Она подобрала, и больше на этом месте ей в ближайшее время поживы не будет. Вряд ли здесь каждый день сталкеры ночевку устраивают, не гостиница поди. А вот если на одно и то же место с определенной периодичностью вываливать пустые бутылки, разряженные батарейки, клочья волос, что в пылесос набились, надоевшую дешевую бижутерию, то это будет… – Свалка… – слегка растерянно проговорил Шухарт. – Постоянно пополняемая свалка отходов. – Ну да, типа того, – кивнул Снайпер. – Причем отходов, может быть, и не особо опасных, но неприятных. Которые утилизировать или невозможно, или слишком дорого. Но если их не выбросить, то они гнить начнут, вонять, портить настроение и помаленьку отравлять экологию.