Вечером мне доставили письма из столицы. Первой прочитал записку от сюзерена. Лаура написала: «Стах, возвращайся, как папа разрешит. Бал отменили. Мне страшно без тебя». Было письмо от маленькой Терезочки с милыми глупостями из жизни плюшевого мишки и фарфоровой куклы. Они помирились, и теперь Стешенька стала и его дочкой. Все бы хорошо, но подпись «твоя Тереза» очень обязывающая. Просто «твоя» – подписываются невесты, и то лишь после сговора родителей. Понятно, жена или конкубина так может подписаться. В крайнем случае, сестра. Остальные варианты очень компрометируют девицу. Хотя десятилетней крохе можно отговориться незнанием основ переписки, но я-то понимаю, что малышку учат отличные учителя. Получается, это не описка, а родители ей велели так подписаться. И что это значит? Намек? При просьбе руки Терезы отказа не будет? А почему сейчас? Немного понятнее стало после прочтения письма Найджела, отца девочки. Он благодарил за оказанную поддержку и вступление в его фракцию Совета. Уведомлял, что после присоединения аус Хансалов и Тихого она стала третьей по численности. Из-за освобождения места Верховного Магистра, в связи со смертью предыдущего главы Гильдии, Совет собирается завтра в полдень. Человек вежливо намекнул – при желании я могу там присутствовать. Однако если дела службы препятствуют, вообще-то меня там особо и не ждут, свой голос я уже отдал кому надо. Бросать крепость ради Гильдии, конечно, не буду, Совет без меня прекрасно обойдется. А вот с жетоном для голосования, похоже, я крупно промахнулся. Оказывается, это не просто кругляш для исполнения формальности, за него можно было бы вытребовать чего-нибудь. Хотя Ранбранды мне нравятся. Пусть им будет. Вылазка В полночь ко мне подошли силы, которые я своей властью затребовал у коменданта гарнизона. На мосту за башней построились егеря, за ними разведывательный полуэскадрон, дальше шесть крепких упряжек по дюжине лошадей, заложенных цугом, с полуротой солдат. Остальной гарнизон занял позиции в крепости. Я рискнул и мобилизовал все возможные силы. Как там в песне поется? Доверяю, мол, только седой ночи, пел Юра Шатунов. Это про нас, про теней. Ночь совсем короткая, и что, вот так взять и бездарно ее потерять? Ну уж нет! Завтра на той стороне люди будут знать о предстоящей войне, надо действовать сегодня. Заодно проверю свои силы. Уже переоделся в вещи из дядиного сундука. Спать не хочется совсем, наоборот, подъем сил и энергии. Во главе егерей подхожу к краю моста и еще раз объясняю диспозицию. Молодой егерь тревожится: – Ваше высокоблагородие, вы не сможете незаметно подойти к посту, там свет и сигналки… – Не учи ученого, поешь дерьма печеного, – прерывает тираду седоусый унтер. – Его милость сам знает, что делать. Матерый! Под такой комплимент накидываю маску и иду вперед, за ближайшим поворотом перетекая в состояние тени. Темнота ласково принимает меня в свои нежные объятья. Я бесплотен, эфемерен, неуловим. На середине моста на выставленных треногах горят магические светильники. Уверен, там и сигналки есть, и амулеты против невидимок. Но расстояние тридцать, много пятьдесят шагов, легко перепрыгну по теням, есть у Теней такая способность – исчезать из одной тени, появляясь в другой. Расстояние до ста ярдов. Одно ограничение – человек должен видеть, куда перемещается. Быстро, эффектно и эффективно. Возвращаюсь в нормальное состояние, тут же накидываю невидимость – это другая моя способность, – прыгаю за рогатки поста и оказываюсь рядом с троицей солдатиков самого затрапезного вида. Тихо ругаются на какого-то Штымпа. Дескать, послал их на пост, а сам в караулке завис. Ниндзято хорош и для колющих, и для рубящих ударов, однако три противника – это три противника. И ведь каждый из них может закричать. А следующий пост специально так стоит, чтобы услышать и поднять тревогу. Шепчу An Por Grav. Синеватое облако окутывает дозорных. Не совсем честно резать парализованных, а что делать? Как иначе с ними справиться? Второй пост пройти было легче. Шесть человек во главе с унтером кидают кости. Надеются на первый пост. Видать, не про них Устав караульно-постовой службы писан. Мне же лучше… Вернулся к егерям, приказал снимать с дороги рогатки и торить путь конному отряду. Дозорных уже нет, можно работать – тихо и осторожно, конечно. Спускаюсь с ними вниз, тут молодой, который меня предупреждал, увидел снятых часовых. «Матерый», – шепчет. И вдруг его начало чистить. Он что, покойников не видел? Пока суд да дело, стало светать. Я стою решаю – чем лучше отработать казарму? Диваза спрашивала – сколько раз могу шандарахнуть? Дай, думаю, проверю. Kal Des Flam Ylem! Kal Des Flam Ylem! Kal Des Flam Ylem! Меня хватило лишь на три раза. Потом сел на камушек, сил совсем не осталось. А мимо меня рысью, с посвистом и гиканьем, помахивая сабельками, проскакал, разворачиваясь в лаву, отряд конных егерей. Собственно говоря, работы им почти и не осталось. Из пепелища казармы никто не вышел. Вслед за всадниками загрохотали повозки, затопали сапоги солдат. Я больше команд не отдавал: офицеры явно лучше меня знают, что делать. Появился Кидор с моим мундиром, переодел, завернул шинобиевский костюм в полотно и отправился обратно. Более самодовольной физиономии, чем была у него, я никогда не видел. Комендант был изысканно вежлив, когда подошел и спросил приказа, но получил ответ в смысле – ваш гарнизон, вы им и командуйте, а я тут просто на камушке сижу. Солдатики на меня поглядывают скорее со страхом, чем с уважением. А вот егеря – те да! Уважают. В первую очередь вывезли бомбарды, затем лошади вернулись перезапряженными парами в повозки. Тут много чего полезного осталось, не бросать же, правда? Тем более что треть трофеев отходит гарнизону. Так и мотались до башни и обратно, пока не вывезли все полезное. Похоронная команда собрала покойников для погребения в одном костре. Так получилось, что из казармы трупов не достали. Там вообще ничего не осталось. Три Заряда Пламени на максимальной силе, да в бревенчатое строение, все же перебор. Уже совсем утром подошли первые подразделения инфантерии и сразу стали оборудовать позицию. Защищать собираются дорогу только до подхода остальных полков. В свете удачной вылазки кавалерийский полк перебросят уже сегодня, а пехотный пойдет за ним следом. Мой управляющий ко мне спустился. Он уже в курсе требований. Фураж начнут подвозить к вечеру, продовольствие выдадут из запасов крепости. Их будет полезно обновить. Просит дать указание Кидору, чтобы тот выдал денег. Хорошо бы с тысячу дукатов. За наличные и цены лучше, и выбор больше. Делать нечего, дал добро, хотя жаба сильно душила. Просидел на камушке почти до полудня, ушел с последней гарнизонной повозкой. Впрочем, вместе с комендантом и другими офицерами, оформляющими передачу позиций Второму лейб-гвардейскому полку инфантерии. По пути узнал, что командир так и должен поступать – уходить с позиции последним. Я вроде шеф-комендант, комендант командующий, но разработал операцию я, провел ее я, отвечать в случае неудачи было бы мне, потому досидеть до передачи позиции было правильным жестом. Опять же уважение проявил. В честь победы офицеры гарнизона позвали на праздничный ужин. Понятно, согласился. С опасного направления нас защищает целый полк, можно было бы расслабиться, но проверки столичных начальников весьма вероятны. Потому велел все, что можно, – покрасить, что нельзя – начистить. Посыпать дорожки песком. Про внешний вид рядового состава даже не напоминал. Офицеры меня поняли и полностью поддержали. Разговоры – Я вам сочувствую. Но что вы хотите от принца? Прощения заговорщиков? Его не поймут даже всепрощающие боги. Народ не поймет точно. – Но родня! Родня, понимаете? – Но и вы нас поймите – затевать смуту из-за праведного, полностью законного суда? Такого мы себе позволить не можем. Лагоз оказался очень умным человеком. Лично поговорил со всеми значимыми лицами Белого двора. И мы решили его поддержать. Что вы предлагаете взамен? Крамолу? Гражданскую войну? А что случится после бунта? Что будет со страной, наконец? – Торан… – Торан узнал свое настоящее место в планах заговорщиков и вот-вот сбежит в колонии. – Я не отступлюсь. Дело касается близких. – Увы! Мы не можем себе позволить разгореться смуте. Простите, но из всех оставшихся заговорщиков вы самый авторитетный и непримиримый. Потому сейчас вам придется умереть. – Это самое серьезное преступление! И пусть проклинал он не самолично, но несомненное, подтвержденное участие в заговоре имеется. – Вы поймите. Поймете – простите. Да, человек ошибся и оступился. Однако не со зла! Он считал, что таким образом укрепится могущество государства. – А корона? Вы думаете, убив корононосителя… – Весь наш род готов искупить. Мы согласны на опалу, штрафы, конфискации и изъятия земель из управления, но… – То есть вы согласны на то, что и так неминуемо приговорит Верховный суд. Что может заставить суд смягчить приговор со смертной казни до, скажем, заключения в крепость? – Устройте мне личную встречу с наследником, и я уверен, что найду необходимые аргументы. – Думаете, вы первый надеетесь встретиться с его королевским высочеством? Сегодня принца уже дважды пытались соблазнить красоткой и трижды откупиться деньгами. Что предложите вы? – Тайну… – У-хм-хм-хм… Тра-та-та-та-та! Готово! – Хочешь, занесу аншефу на подпись? – Ишь! Чего захотел?! Ты ему свое направление неси. А я свое. Думаешь, что мне в следующий чин произвестись не хочется? Старик НАШЕГО вверх толкнет – кто на его местечко сядет? Почему бы не я? – Я в часть попрошусь. В штаб дивизии. Там производство вернее будет. И орденок на грудь упадет. За участие в кампании. – Половина наших в действующую армию попросятся. Дуболомы. Тоже надеются на «орденок». Больно много вас. Нашивку дадут, и радуйся. А здесь планируются операции и куется победа. – Ты нарукавнички сними, хоть слегка на боевого офицера походить будешь! – Ой-ой! Боевой! Сам-то! В штабе дивизии, за полста верст от битвы воевать собираешься. С линейкой наперевес будешь бегать в атаку. – Господа, я тут услышал от двоюродного дяди, нам всем скоро в бой. – Слава богам! Наконец-то! Засиделись! Ни тебе наград, ни тебе чинов. Право слово, давно пора. – Подробности, капитан. Извольте рассказать подробности. – Да! Очень просим, очень. – На государя сегодня покушение было. Удачное. Пока жив, но весьма плох. Наследник хочет ответить внешним врагам. С внутренними охранители разберутся. – И правильно! Я всегда говорил: Лагоз – голова! Он понимает, что надо разом, по-молодецки навалиться и… – Господа, да что ж мы, за его величество ответить не сможем?! – Да ни в жизнь!.. – Любезный! Всем по три бокала! Господа, пьем стоя. Первую – за здоровье его королевского величества! Вторую – за его королевское высочество наследного принца Лагоза! Третью – за победу в кампании! После каждой – первые два раза отрывисто, третий раскатисто… – Ура! Ура! Ура-а-а-а-а-а-а! Глава 3 Артиллерия Разговоры – …А я как увидел, что головы так аккуратно, рядком, на бруствере стоят, меня и того… Вырвало… – Я же сразу сказал «матерый». Головы отрезают, чтоб покойники умертвиями не встали. Видать, привычка у человека такая – сразу все правильно делать, на потом не оставлять.