9 Примерно за два года до того, как Барбара Итцель обнаружила тело мертвого мужчины на окраине Эрфурта, в один из погожих дней в кабинет коммерческого директора известного мюнхенского издательства вошел переводчик с английского Аксель Бекман. Коммерческий директор, которого звали Отто Фукс, всплеснул руками, поднялся со стула и, не переставая повторять «сколько лет сколько зим», пошел навстречу Бекману. Аксель Бекман энергично тряхнул пухлую руку коммерческого директора и сказал: – Я думаю, девять лет и девять зим, господин Фукс. – Неужели? Как же летит время! – Неумолимо, господин Фукс. Последний раз я был у вас в девяносто первом. Отто Фукс на секунду задумался и сказал: – А ведь верно. Я тогда только начал работать в нашем издательстве, – затем, пытаясь изобразить обиду, добавил: – Не уважаете вы нас, господин Бекман, не хотите иметь с нами дело… – Не совсем так. Во-первых, последние три года меня не было в Германии. Был, так сказать, в творческой командировке… – И конечно, в Штатах. – Угадали, господин Фукс. Так что можем считать, что я не был у вас только шесть лет. – Тоже немалый срок. – А во‐вторых, у вас специализированное издательство. И причина, по какой я у вас не появлялся, проста – не было работ по вашей тематике. Коммерческий директор расхохотался. – Господин Бекман, вы, как всегда, выкрутились. По этой части вы мастер, как, собственно, и по переводам с английского. – Благодарю вас, господин Фукс. – Как я понимаю, сейчас у вас что-то появилось. – Совершенно верно. И автор тот же, который был девять лет назад. – Напомните, пожалуйста. Знаете, все же много лет прошло… Печатаем мы много. – Тогда я принес вам перевод романа американца Майкла Роуза. Книга неплохо раскупалась, насколько я помню. – Вспомнил, господин Бекман. Стало быть, вы принесли новый роман Роуза? – Да, и очень, по-моему, неплохой. – Ну что ж, оставляйте, я передам в редакцию, пусть знакомятся и принимают решение. Аксель Бекман достал из своего старого потертого портфеля рукопись и положил ее на стол коммерческого директора. Отто Фукс бегло взглянул на аккуратно скрепленные листы и сказал: – Не беспокойтесь, господин Бекман. Рассмотрим в положенные сроки… и даже быстрее. Ваши переводы все знают. Видимо, их качество оценил и сам автор, коли поручил вам перевод следующего романа. Коммерческий директор нажал кнопку и, как только вошла секретарь, сказал: – Аннетте, приготовьте, пожалуйста, для меня и господина Бекмана кофе. Переводчик попытался протестовать, ссылаясь на спешку, но Фукс сказал: – Успеете, господин Бекман. Посидите полчаса. А то снова исчезнете лет на девять, а к тому времени я уже буду на пенсии. Аксель Бекман сдался и сел в глубокое черное кресло. Довольный Фукс опустился на свой стул. – Расскажите что-нибудь об Америке, господин Бекман. Все там на месте? Бекман улыбнулся и проговорил: – Для этого у нас мало времени, господин Фукс. Могу лишь рассказать о том, как побывал в Вирджинии на ферме отца Майкла Роуза. Он выращивает табак. Впечатляющее зрелище. Заодно передал благодарность и подарок его деду от одной немецкой семьи. – Интересно, какую же услугу оказал американец немецкой семье? Расскажите, очень интересно. – В прошлый раз Майкл Роуз с моей помощью разыскал одну немецкую семью и передал ей от Роуза-старшего сущий пустяк – фотографию и медальон. – Действительно пустяк. – Да, вещи эти не представляли собой ничего особенного, но для семьи они оказались бесценными, ибо это память об их умершем родственнике, обер-лейтенанте вермахта. Янки хранил их более сорока лет и все же выполнил обещание, данное умирающему обер-лейтенанту. Коммерческий директор удовлетворился ответом и замолчал, чтобы сделать глоток кофе. Его не очень интересовала Америка, но, чтобы не показаться переводчику несовременным и скучным, он стал обдумывать следующий вопрос про Америку. Поскольку пауза затянулась, а подходящий вопрос так и не сложился в голове, Отто Фукс просто спросил: – Как звали обер-лейтенанта? – Этого я не знаю. Помню только имя его супруги, изображенной на фото. Баронесса Инга фон Штразен. При этих словах переводчика Бекмана коммерческий директор весь напрягся, в лицо ему ударила кровь, а под белой рубашкой по его толстой спине потекли холодные струйки. Он быстро взял себя в руки и безразлично спросил: – И где живет эта семья? Пожалуй, они уже не носят фамилию фон Штразен… – Конечно, господин Фукс. Нынче их фамилия Оберман, а живут они во Франкфурте-на-Майне. При посещении семьи Майклом Роузом была еще жива дочь обер-лейтенанта, урожденная фон Штразен, внучка баронессы Эльвиры фон Штразен, которой и принадлежал когда-то этот медальон… – Да-да… Жизнь быстротечна… – задумчиво выдавил из себя Фукс и добавил: – А как выглядел медальон? Вы же видели его? – Как вам сказать, господин Фукс… Ничего особенного, я бы сказал, обычный, овальной формы, но очень аккуратно исполненный мастером… Немецкое, я бы сказал, качество… Оба замолчали, лишь легкие удары чашки о блюдце изредка нарушали установившуюся в кабинете тишину. Первым нарушил молчание переводчик Аксель Бекман: – Спасибо за кофе, господин Фукс. Я, пожалуй, пойду. Когда мне вам позвонить? – Звоните послезавтра, господин Бекман. Кое-что мы уже сможем вам сказать. Фукс протянул ему почему-то вдруг вспотевшую ладонь, и Бекман сразу же сунул свою ответившую на пожатие руку в карман пиджака, другой подхватил портфель и покинул кабинет коммерческого директора. Фукс снова опустился на стул и сидел неподвижно до тех пор, пока вошедшая секретарь не вывела его из состояния оцепенения. 10 Они решили поехать на «Ауди» Гизелы Оберман. Макс сел за руль, потому что состояние Гизелы вызывало опасения. Она была в полной прострации. На все вопросы частного детектива она отвечала не сразу – долго соображала, пока наконец находилась, что сказать, глядя при этом на Макса пустым взглядом. Он долго кружил по городу, пока выбрался на пятый автобан и поехал по нему в направлении указателя на Ганновер. До следующего съезда на четвертый автобан было примерно сто двадцать километров, и Макс, решив с пользой провести время за рулем, предался размышлениям. Он взглянул на Гизелу, тупо смотрящую в лобовое стекло, и подумал о том, что будет с ней, когда она войдет в морг. Он почти не сомневался, что тот, кого им там предъявят, окажется Вальтером Оберманом. Итак, что мы имеем? Какой-то медальон, переданный Карлу фон Штразену матерью непосредственно перед ее кончиной, какая-то тайна… Если тайна связана с медальоном, то указание на нее и находится в самом медальоне. Она начала говорить о медальоне, понимая, что если даже и не успеет сказать нечто важное, то сын отыщет разгадку тайны в самом медальоне… Он отыскал, но поздно… Гизела утверждает, что медальон весьма прост, на нем никаких надписей, ничего такого, что могло бы навести на мысль. Значит, если медальон и содержит сведения о тайне, то они внутри его. Внутри, внутри… Значит, его можно открыть. Однако сделать это непросто. Уж не об этом ли хотела сообщить умирающая? И обер-лейтенант разгадал эту загадку через шесть лет, за год до собственной смерти. Какая ирония судьбы… Что же он нашел в медальоне? Уж точно не какой-нибудь драгоценный камень. Матери было бы проще передать ему камень из рук в руки… Нет, в медальоне было что-то объясняющее, что делать дальше… Может быть, нацарапанный знак или какая-нибудь выгравированная надпись… Да, именно так. Ведь как удобно – спрятать информацию в ничем не примечательный медальон, на который никто и внимания не обратит, кроме тех, кому эти сведения предназначены. Для остальных – просто память о матери… Но кто-то что-то знал. И этот «кто-то» был там в день кончины баронессы. Кстати, где это было? Макс решился нарушить молчание. – Фрау Оберман, – позвал он. До нее не сразу дошло, что к ней обращаются. Мысли ее были далеко, и она очнулась лишь после того, как сыщик еще раз позвал ее. – Да, Макс. – Ваша свекровь не рассказывала, случайно, где умерла ее бабушка? – Рассказывала. Это было в их имении Лихтенберг вблизи Айзенаха. – Благодарю вас. Гизела снова отключилась, прикрыв глаза и откинув голову на подголовник.