В итоге мы сошли на незнакомой пустой станции. Поезд ушел, и вокруг стало тихо-тихо. На высоком бетонном перроне никого больше не было. Тимур с озадаченным видом осмотрел закрытую билетную кассу. А мне и вовсе разреветься от обиды захотелось. Из-за пьяных уродов в Новый год мы очутились непонятно где. Ладно хоть рюкзак удалось отвоевать. Если бы я осталась без телефона… Тут же потянулась к рюкзаку. – Кому собираешься звонить? – Кому-кому? Антону Владимировичу. Он ведь нас наверняка уже потерял. Тимур внимательно посмотрел на меня, но промолчал. Я думала, он снова заведет старую песню о том, что я без Золотка никуда, но Макеев сдержался. – И ты ничего не скажешь по этому поводу? – искренне удивилась я. – Ты ведь сказала, что только я тебе нужен. У меня нет оснований тебе не доверять. Я улыбнулась. Как же это хорошо, когда тебе наконец верят. Нет ничего хуже, чем начинать отношения со лжи. Однако в следующую секунду мое довольное выражение исчезло с лица. Айфон страшно глючит от холода. Единственное, что мне удалось сделать, – отправить сообщение Золотку о том, что мы заблудились. Батарея тут же вырубилась. У Тимура телефон и вовсе здесь не ловил связь. Мы немного постояли на платформе, но приближающейся электричкой и не пахло. – Что будем делать? – устало спросила я, ежась от холода. Стоять на пустынной, слабо освещенной платформе и ждать чуда свыше было глупо. Кто знает, когда придет электричка? Так и окочуриться недолго. Встретить Новый год здесь? Конечно, это лучше, чем отпраздновать его в отделении полиции, куда тебя загребли за компанию с хулиганами… Хотя кто знает. В отделении хотя бы тепло. – Идем обратно, – наконец принял решение Тимур. И мы зашагали по шпалам. – Ты все-таки знаешь дорогу? – спросила я. – Был там несколько раз, – нехотя признался Тимур. – Правда, давно. Совсем мелким. От станции до Васильево недалеко, главное – на нее выйти. Я осторожно с опаской осмотрелась. Мы брели вдоль путей. Тимур отобрал у меня рюкзак и теперь нес сразу два. – Мы помирились с Алиной, – сообщила я. Фонари освещали железнодорожные пути. Снова повалил снег. Крупный и мокрый. Вдалеке показались огни, и это меня немного успокоило. Цивилизация близко. Мы не в непроглядной заснеженной глуши, не замерзнем насмерть, и нас не съедят волки. Единственное, что омрачало, – здесь не ловила сеть. А ведь я обещала позвонить родителям, как только мы доберемся до места. И Антон Владимирович вместе с остальными наверняка нас потеряли. Я уже представила, какую тревогу забил географ, обнаружив потерю и получив мое сообщение. – Здорово, – откликнулся Тимур. Он шагал впереди. Снег скрипел под ногами. Луна в черном небе светила ярко, словно прожектор. Вокруг – ни души. Только сонные елки, облепленные снегом. – Мы поговорили, – продолжила я. – Раньше между нами не было таких близких разговоров. Я даже не знала, что после них бывает так хорошо. – Очень рад за вас. – Тимур обернулся и слабо улыбнулся мне. Некоторое время я шла молча, слушая скрип снега под ногами. Потом все-таки решилась: – После того как мы поссорились, я приходила к тебе. Антон… Владимирович не говорил об этом? – Мы не так часто общаемся, – ответил Тимур. Улыбка тут же исчезла с его лица. – Он ночью написал мне, когда ты пришел. Я волновалась. – Это было благородно с его стороны. – Я не знаю, что происходило между вами все эти годы, но почему ты не дашь ему шанс? – не отставала я. – Шанс заслуживает каждый. И ты не представляешь, какое это облегчение – наконец помириться с близким человеком. – Ты действительно не знаешь, что происходило между нами, – ответил Тимур. – И с чего ты взяла, что мы близкие люди? – Он сказал, что любит тебя, – растерялась я. – Неужели он тебя в детстве бил? – Нет, конечно, – усмехнулся Тимур. – Пусть только попробовал бы. Угнетать можно не только физически, но и морально. Особенно младших. – Вы оба были мальчишками. А ты им так и остался, – сердито сказала я. – Скоро должна быть станция, а там – тропинка к поселку. Не пропустить бы, – сказал Тимур, оглядываясь. Он явно переводил тему. Я поняла, что к этому разговору Макеев больше возвращаться не хочет. В конце концов, я действительно не знаю, что пережил в детстве Тимур. С такой ситуацией в семье ему все-таки не позавидуешь. Я думала, мы больше не будем говорить на эту тему, но Тимур вдруг признался: – Возможно, я его простил. Где-то в глубине души. И готов как-нибудь поговорить как взрослые люди. – Это было бы здорово, – вздохнула я. На первом шаге я настаивать не хотела. Решила, что и без меня рано или поздно разберутся. – Замерзла? – спросил Макеев. – Немножко, – призналась я. Как назло, в такой критической ситуации мне тут же захотелось есть и пить. Но я стеснялась признаться. Мы прошли уже приличное расстояние. Вдалеке помигивал семафор. На железнодорожных откосах – глубокие сугробы, в которых я тотчас бы утонула. Да, не так я представляла встречу Нового года. Спасательные огни становились все ближе. Впереди – станция. Я уже потеряла счет времени. Мне казалось, что уже давным-давно наступила глубокая ночь. – Кажется, пришли, – сказал Тимур. Мы свернули на еле заметную протоптанную тропинку. Тимур подсвечивал наш путь фонариком на телефоне. Нас тут же обступили облепленные снегом елки. Постепенно становилось еще темнее, а лес – гуще. – Ты уверен, что мы выйдем к людям? – озабоченно спросила я. Тимур что-то неразборчиво промычал, отчего я пришла к выводу, что он, как и я, ни в чем не уверен. – Другой протоптанной дороги я не видел, – сказал Макеев. Что ж, логично. А если мы в темноте ее просто пропустили? Но я решила не паниковать раньше времени. Тем более что рядом с Тимуром мне не было страшно. Он уверенно шел вперед, и я послушно плелась за ним. Но вскоре протоптанная дорожка как-то резко оборвалась. Снега становилось все больше, идти было все сложнее, и тут я все-таки запаниковала. – Тимур! Мне страшно, – призналась я. – А если здесь волки? – Вполне возможно, что они на самом деле здесь есть, – немного озадаченно отозвался Тимур. Теперь, когда и он был не уверен в том, в какую сторону нам идти, мне стало по-настоящему тревожно. – Может, вернемся к той станции и все-таки дождемся поезда? – А если он приедет только завтра? Или вообще по праздникам не будет ходить? Мы с тобой окоченеем. Нет, Наташа, нам нужно выйти к людям. Я уверен, что где-то здесь поблизости есть населенный пункт. Мы не могли уехать далеко. Я прислушалась. И снова – ничего, кроме пугающей тишины. Такой, что от нее в ушах зазвенело. Вскоре тишину прервала лесная птица. Она вспорхнула с ветки, и с высоченных сосен посыпался снег. А мне так хотелось услышать спасительные человеческие голоса, признаки хоть какой-то жизни. Но темный лес стоял тихий, мрачный, таинственный. Хорошо хоть, волки не выли, иначе бы я совсем с ума сошла. Наконец деревья стали реже, и вдалеке показался дом. Это было нашим спасением. Я первой прибавила шаг, и снег громче заскрипел под ногами. Но чем ближе я подходила, тем больше угасал мой энтузиазм. Дом стоял на отшибе, и окна в нем не горели. Наверное, глупо было думать, что нам сразу повезет. Чуть дальше мы разглядели еще пару домов. Таких же темных, нежилых. Хотя на вид они не казались заброшенными. Крепкие, с высокими заборами. Скорее всего, их использовали летом под дачи, а зимой приезжали сюда редко. По всей видимости, Новый год хозяева встречали в городе. Надежда меня оставила. Возвращаться через этот страшный лес? А если мы заблудимся да так и не сможем выйти к людям? Этот поселок оказался безжизненным. Мы немного побродили по нему в надежде встретить кого-нибудь из людей, но все оказалось тщетно. – Ты знаешь легенду о заброшенной деревне? – спросил Тимур. – О какой еще деревне? – вяло отозвалась я. К ночи стало холодать. Снег больше не падал, зато на небе высыпали яркие звезды. – Очень старая байка. Возможно, ты все-таки ее слышала. Это было в начале прошлого века. Два путника на конях – отец и сын – заблудились в лесах, практически как мы с тобой. Правда, на улице тогда поздняя осень была, а не зима. Когда путники совсем выбились из сил, то сделали привал на опушке. И тут сын говорит, что места ему эти кажутся знакомыми, летом он выезжал как-то на своей кобыле к одной нарядной гостеприимной деревеньке, где его встретили замечательные люди. Только он подъехал к ней, как навстречу к нему вышла добрая старушка в ярком платочке и пригласила к столу. Тут же парня окружили девушки с венками на головах. Одна из них была настолько прекрасна, что невозможно было в нее не влюбиться. Пригласили они этого парня к костру. Угощали, выпивали, песни пели. Так хотелось ему остаться там подольше, но пришлось все-таки покинуть это место. Деревня эта, кстати, говорят, была где-то в этих краях. С симпатичными избушками и красивыми заборами с расписными узорами. Вот как этот, например. Тимур указал на заваленным снегом забор. В темноте он казался практически черным, но, приглядевшись, я все-таки разглядела в свете луны узоры. – Поэтому сын предложил заехать туда еще раз – уж больно люди там жили гостеприимные, которые не бросят в беде. И накормят, и напоят, и ночлег, если нужно, предложат. А еще сыну очень хотелось снова встретиться с той прекрасной девушкой. Согласился отец, только кобыла его уже еле ногами перебирала. Тогда сын сказал, что поедет вперед и дождется там. А сам подробно дорогу объяснил. Отец согласился, и сын ускакал. Отец ехал долго, уже смеркаться начало. И вот наконец впереди показались дома. Несколько. Может, даже столько же, сколько здесь. – Зачем ты завел этот разговор? – рассердилась я, предчувствуя, что рассказ Макеева не приведет ни к чему хорошему. Зато так заслушалась, что про холод забыла. Почувствовала непонятное жуткое возбуждение от происходящего – уж больно обстановка напоминала ту, о которой рассказывал Макеев. Мне казалось, что и мы попали в ту самую деревню, в которой угощали у костра неведомого мне «сына». – Чтобы тебя развлечь, – ответил Тимур. – Тоже мне развлечение, – хмыкнула я. – Если думаешь, что сможешь меня напугать, то не на ту напал. Не скажу, что мой голос прозвучал очень убедительно, но все-таки я старалась храбриться. – Я знаю, что ты у меня бесстрашная, Наташа. Но все-таки слушай, что дальше было. Чем ближе старик подъезжал к деревне, тем больше она ему не нравилась. Вокруг, как я уже говорил, смеркалось, видел старик плохо, но все-таки смог рассмотреть, что домики там стоят совсем не нарядные и новые, как рассказывал ему сын, а скорее заброшенные и покосившиеся. Поначалу он решил, что просто заблудился и нужная деревня еще впереди. Но чувство тревоги его не покидало. Он проехал вдоль и поперек эту заброшенную вымершую деревню, но за весь путь не встретил в ней ни души. И его сына там, разумеется, не было. Только у дальнего разбитого забора стояла старушка, правда, она совсем не была похожа на ту доброжелательную, в ярком платочке, о которой рассказывал его сын. Глаза у бабки впалые, а кожа – черная, обугленная. У старика от ужаса чуть сердце не остановилось. Тогда он решил, что просто переволновался за сына и ему все это показалось. Он скакал вперед, в поисках той самой нарядной гостеприимной деревеньки, отгоняя мрачные мысли. А потом ему на пути все же встретились два мужика, возвращавшиеся с охоты. Когда старик спросил их о деревне, охотники сказали, что эти места давно заброшены и никаких поселений здесь нет. А когда старик подробнее рассказал о том месте, о котором ему говорил его сын, мужики только переглянулись и побледнели. Сказали, что когда-то в этих местах жили язычники, только было это очень давно. Потом деревню подожгли, и все, кто там жил, сгорели заживо. Теперь на том месте полно призраков и злых духов. Если кто и видит их в старом обличье, то только те, кому приходят навязчивые мысли о смерти. Таким кажется, что духи – живые люди, а вот остальные их видят в обычном обличье – страшными и сожженными. Оттого в этих местах самоубийцы периодически пропадают. Старик, кстати, так и не видел своего сына больше. Я молчала. Притихшие заснеженные дома теперь вселяли тревогу. Я даже по сторонам осмотрелась, в страхе увидеть кого-нибудь. Например, старуху с обугленной черной кожей. Если поначалу я была рада встретить хоть одну живую душу, то теперь не была в этом уверена. Тимур словно прочитал мои мысли и довольным голосом присовокупил: – Поэтому если сейчас из-за того угла выйдет добрая бабулька и пригласит тебя на костер, ты ни в коем случае не соглашайся. – Какой же ты дурак, Макеев! Перестань меня пугать! – рассердилась я. А Тимур только веселился. – Значит, я все-таки на ту напал? – спросил он, обнимая меня.