– Ну почему же сводные, – ответил Макеев. – Единоутробные. У нас разные отцы, но одна мать. – А-а, – протянула я. И замолчала. А что еще говорить? Видимо, Макеев – ребенок от второго брака. Тогда вполне допускаю, что маленький Антон мог невзлюбить младшего братишку. И мало ли, какие причины были для развода. Вот у Казанцевой, например, родители разошлись, когда ей было пять. И она своего отчима ненавидит. Хотя и ее биологический папаша – редкостный козел. Когда он ушел из семьи, все перекрестились. В общем, Янкина мама явно не умеет влюбляться в нужных мужчин. А я? Я умею? – А сейчас ты живешь с мамой и отцом? – спросила я. – Я живу с мамой и отчимом – Золотухиным Владимиром Владимировичем. Тогда я ничего не понимала. Макеева явно веселило мое замешательство, хотя улыбка у него и была какая-то печальная. – Твоя мама вернулась к отцу Антона Владимировича? Тимур откинулся на спинку дивана и начал свой рассказ: – Понимаешь, Наташа, в жизни бывают такие ситуации, про которые ты сказала бы: «Не может быть!» – такое могло произойти только в кино. В какой-нибудь дурацкой мелодраме, которую любят смотреть по телевизору некоторые женщины. Но в жизни иногда происходит все покруче, чем в фильмах. Моя мама от отца твоего обожаемого Антона Владимировича никогда и не уходила. По крайней мере, надолго. А я – нежеланный и совсем не долгожданный ребенок в этой семье. Я просто ошибка. Было немного странно слышать такие слова от Макеева. Мне даже немного не по себе стало. Он всегда такой самоуверенный и, кажется, знает себе цену. – Моя мама после одной крупной ссоры назло изменила мужу с его другом. Просто чтобы проучить. И какая неожиданность – через девять месяцев появился я. Ты можешь представить, какой сюрприз ждал всех после бурного примирения? Я сидела пораженная этим рассказом. Не знаю, что чувствовал каждый из участников этой истории, но жаль мне в ней было только детей. – Мама до последнего надеялась, что я – сын ее законного мужа. Но я слишком похож внешне на своего отца. – А твой отец… – начала я. – Конечно, он, отчим и мама отношения разорвали. Но от меня отец никогда не отказывался. Мы общаемся. Сейчас редко, правда. Он пару лет назад переехал в Канаду. А я теперь чувствую, что единственный человек, которому я хоть иногда был нужен, живет на другом континенте. Стремное чувство, если честно. Я снова растерянно осмотрела комнату. Тимур не производил впечатления брошенного и нелюбимого ребенка. И квартира у них была светлая и уютная. В таких квартирах не может происходить ничего плохого. – Никогда бы не подумала… – начала я. – Мне ни в чем не отказывали, если тебя это интересует, – снова улыбнулся Тимур. – Я не живу в коробке из-под холодильника и не питаюсь объедками со стола. В этом плане мне не на что жаловаться. Просто есть что-то большее, чем материальные блага. Согласна? Еще бы!.. И пусть в моей семье не было такой некрасивой и трагичной ситуации и моя мама живет в соседней комнате, иногда мне казалось, что она так далека от меня… Дальше чем в Канаде. – Отчим меня принял, но время от времени все-таки цепляет. И мать тоже. Она теперь на всю жизнь осталась с чувством вины. Все лебезит перед отчимом… Я ведь перед их глазами, меня никуда не денешь. И очень на отца похож. А с Антоном мы никогда не были близки. Он меня ненавидит и все детство изводил. Это ведь не тот случай, когда ты просишь у родителей братика или сестренку… Для Антона я стал обузой. – Знаешь, – немного подумав, начала я, – моя сестра немного младше Антона Владимировича. И вот она как раз все время донимала родителей, чтобы у нее появилась сестра. А когда я родилась, мы так и не сблизились. Нет, в детстве, в силу возраста, мы много времени проводили вместе. Но с годами стали отдаляться. Мы совсем разные, у нас нет точек соприкосновения. А еще она намного лучше меня. – Кто это тебе такое сказал? – удивился Тимур. Я растерянно пожала плечами: – Просто знаю. Сестра учится намного лучше. Она добрая, честная, человечная. Родители всю жизнь ставят ее мне в пример, и я пытаюсь дотянуться, но у меня никак не получается. Я не могу так же хорошо учиться, поддерживать такой же порядок в комнате, так же беззаботно и вежливо со всеми общаться… Я всегда в отстающих. Конечно, я уже с этим смирилась, и мне кажется, что и родители махнули на меня рукой. Тимур улыбнулся и осторожно потрепал меня по волосам. – Злая, корыстная и бесчеловечная Наташа Зуева. Такой я тебя не знал. – Ты меня вообще никакой не знаешь, – проворчала я. И это правда. Мы ведь ни разу толком не общались. Тем более – по душам. Пожалуй, этот непонятный день – единственное исключение. – Это верно, – сказал Тимур. И мне показалось, что в его голосе было сожаление. Общих семейных фотографий в этой квартире я не наблюдала. Поэтому вспомнила свой дом… Мама постоянно расставляла рамки с фотокарточками, на которых были изображены мы с Алиной. Редко, когда мы фотографировались вместе по собственной воле. Чаще нас ставили рядом и заставляли позировать на камеру. В цирке, на море, у бабушки… Отчего-то мне стало тяжело и горько. Будто одна бутафория вокруг. – Знаешь, – снова начала я, – вот, например, у Казанцевой нет родных братьев и сестер. И все внимание отчима и мамы направлено только на нее одну. И родители ей уделяют все свое время. И хвалят только ее. Ругают тоже только ее, конечно, но все же… Когда я была помладше, я даже ей немного завидовала. А может, и сейчас завидую. Тогда мне не хотелось быть младшим ребенком в семье. Хотелось быть одной, чтобы Алины не было. Я страшный человек? – испугалась я своих слов. Потому что понимала: если вдруг Алина исчезнет из моей жизни, это будет совсем не то, что я имела в виду. – Ужасный, – подтвердил серьезно Макеев. – Я ведь тебе уже это говорил. Я улыбнулась и пихнула его плечом. Тимур негромко рассмеялся. Но когда ему на телефон пришло сообщение, снова стал серьезным. – Как раз Антон написал, – сказал он. – Не может дозвониться до мамы, попросил передать ей, если что, что сегодня придет поздно. – Понятно, – почему-то снова смутилась я. – Тогда ты отдашь этот документ, хорошо? Скажешь, что от меня. – Скажу, – пообещал Тимур, глядя мне в глаза. Оттого я еще больше растерялась. – А ты куда-то спешишь? Спешить мне было некуда. И, честно признаться, уходить от Макеева не хотелось. Дома меня, вполне вероятно, ждала уже знакомая картина – вечная троица: мама, Алина и Эдик. Слушать ахи и вздохи по поводу предстоящей свадьбы? Нет уж, спасибо. – Вообще-то никуда не спешу, – ответила я. – Тогда оставайся, – предложил Тимур. Так просто и буднично, будто мы давно были лучшими друзьями и вечно торчали друг у друга в гостях. – В приставку порубимся. И я согласилась. Макеев показал мне, как играть в FIFA. Во время игры мы спорили, и иногда я злорадно хохотала, а потом подталкивала локтем Макеева, всякий раз, когда забивала гол, а он смущенно улыбался в ответ. Поначалу я решила, что новичкам везет. И мне не сразу пришло в голову, что Макеев нарочно мне поддается. Когда до меня наконец дошло, то поначалу я хотела страшно возмутиться. Ведь я не люблю, когда мне поддаются… Это – нечестная победа. Так случалось часто у нас в семье, когда Алина или папа нарочно проигрывали мне в настольных играх только потому, что я младшая. Но сейчас мне даже стало немного приятно. Тимур хотел, чтобы я радовалась, а не огорчалась. Это показалось мне безумно милым, и свои возмущения я отставила. Потом мы еще раз попили чай у него в комнате, глядя какое-то глупое видео на YouTube, но мне казалось, что ни я, ни Тимур особо не вникаем в суть происходящего. За окном уже давно стемнело. В комнате Тимура горел один ночник. Мы пили чай и время от времени переглядывались. Глаза у Тимура в полутьме блестели. И мне снова страшно захотелось его поцеловать. Казалось, что я схожу с ума… – Ладно, меня мама, наверное, уже потеряла, – спохватилась я, допив чай. Хотя я частенько захаживала после школы к Казанцевой и мы вместе делали уроки. Но близость Тимура и его прожигающий взгляд действовали на меня совсем не нормально. – Скажешь, что была у меня, – сказал Макеев, пожав плечами. – Мы же вроде как встречаемся. Точно! У меня эта байка даже из головы вылетела. – Да уж, – почему-то рассмеялась я. – Если на даче тебя миновала участь серьезно поговорить с моим отцом, как мужчина с мужчиной, то скоро тебя это ждет. И тебе придется выслушать лекцию о половом воспитании и как важно начать взрослую жизнь после восемнадцати. – Выслушаю, – все так же покорно согласился Макеев, а я вдруг снова подумала, какой же он хорошенький… И как я раньше этого не замечала? «В этой семье рождаются одни красавчики», – решила я. Жаль, что между собой они не ладят. А еще я вспомнила о разговоре с близнецами. Тогда в столовой Милана сказала, что главный недостаток Макеева – его непопулярность. Меня это, конечно, не сильно заботило, но все-таки я спросила: – Почему ты ни с кем не общаешься в школе? – Мне ни с кем не интересно, – ответил Тимур. Я хотела снова возмутиться, но потом передумала. Разве это так важно? А если действительно неинтересно? Не заставлять же человека дружить с тем, с кем ему не хочется. Зато теперь Тимур общается со мной. Правда, втайне от остальных. Видно, этот разговор был Макееву неприятен, потому как он тут же перевел тему: – Я тебя провожу. – Ой, не стоит, – запротестовала я, вспомнив, как мы уже как-то тащились по морозу через весь город от набережной. – Я на метро. – Тогда до метро провожу, – сказал Тимур, стягивая со спинки стула толстовку. – Мне как раз тоже нужно туда. Кое с кем встретиться. Мне вдруг стало обидно. Что-то странное, непонятное, похожее на ревность закралось внутрь. С кем это ему нужно встретиться? И тут я осознала, что только школьным общением наша жизнь не ограничивается. Это мне повезло встретить подруг в школе. У Тимура же явно могут быть и другие приятели. Мне было безумно любопытно узнать, с кем же должен встретиться Макеев, но спрашивать я, разумеется, не стала. Молча поплелась в коридор обуваться. Не хватало, чтобы вернулись родители Тимура или, что еще хуже, Антон Владимирович. Почему-то сейчас мне совсем не хотелось с ним встречаться. Возможно, впервые за эти полгода, что я в него тайно влюблена. На улице стало еще холоднее. Вдоль проспекта зажглись желтые фонари. И хотя Золотко и Макеев жили практически в самом центре, вокруг казалось непривычно тихо и малолюдно. Над тротуаром летели редкие снежинки. Во многих окнах весело перемигивались новогодние гирлянды. Я поежилась от холода и тут же полезла в карман за перчатками. Перчатками Тимура. И мне не хотелось их менять ни на какие другие. Несмотря на то, что они были мне страшно велики. Тимур, конечно, заметил, что я до сих пор хожу в его перчатках. Он это никак не прокомментировал, но все-таки улыбнулся. До метро мы дошли практически молча. Только обменялись несколькими фразами про предстоящую олимпиаду по физике. Мне хотелось, чтобы Макеев спросил про поход. И, возможно, даже в него записался. Но теперь, зная его историю, я сомневалась, что Тимур горит желанием отправиться с нами за город. И оттого было немного грустно. В метро уже прошел час пик, поэтому народу было не так много. Спускаясь по эскалатору, я макушкой чувствовала присутствие Макеева, и сердце снова гулко забилось. Тимуру нужно было перейти на другую ветку, но прежде он решил посадить меня на поезд. На перроне мы встали друг напротив друга. – Несмотря ни на что, хороший был сегодня день, – сказала я, стягивая с головы шапку. Из-за шумящего поезда пришлось повысить голос. – Что? – переспросил Тимур, склонившись. Порыв ветра разметал мои волосы. – Спасибо за вечер, – смутилась я. – Заходи как-нибудь еще в гости, – проговорил на ухо Макеев. Он был так близко, что у меня от волнения во рту пересохло. – К Антону или ко мне… Без разницы. – Не буду я приходить к Антону, – проворчала я, не в силах оторвать взгляд от карих глаз. Поезд подъехал, двери распахнулись. Когда Тимур снова склонился ко мне, снова перехватило дыхание. Я решила, что он меня поцелует на прощание. Но Тимур снова шепнул на ухо, едва коснувшись губами моей мочки: – Пока, Наташа! – Пока, Тим, – эхом отозвалась я.